Место у ног

Когда Люциус, осторожно оглядываясь по сторонам, наконец решился выскользнуть к портам из переулка, уже приближалась полночь. К собственному удивлению, он увидел, что ни Эдварда, ни Джима, ни Израэля у шлюпок не было. На берегу, расположившись между двумя лодками, загруженными провизией одной долей к четырём, сидели только Олу, Френчи, Роуч и Джон. И в этом не было бы ровным счётом ничего странного, если бы Люциус имел хоть какие-то основания рассчитывать, что он придёт первым. Так, возможно, и должно было случиться, вот только Сприггс, которому Джим весьма твёрдо и однозначно велели уходить, оставшись в незнакомом городе без сопровождения неизбежно заблудился. Прослонявшись какое-то время по улочкам Порт-Ройала с парусом в руках, он решил идти в одну сторону, памятуя о том, что находится на полуострове, и только тогда, выйдя к северному берегу, направился по краю городского массива, обогнув половину береговой линии по этой стороне. К тому моменту, как Люциусу удалось отыскать нужные пристани, он уже не чувствовал ног и прижимал к груди массивный, тяжёлый свёрток паруса лишь тем чудом, что руки у него затекли в нужном положении. — Ох, слава Богу, — вздохнул Сприггс и, машинально озираясь, приблизился к товарищам, которые, также вымотанные сегодняшней высадкой, встретили его с энтузиазмом, слегка уступающим ожидаемому. Впрочем, это было последнее, что могло хоть кого-нибудь волновать. — На суше этот город больше, чем казалось с воды. — Где остальные? — тут же растерянно поинтересовался Олуванде. Даже не приглядываясь, Люциус заметил, как его глаза беспокойно забегали вокруг, пытаясь наткнуться, очевидно, на Джима. — Если бы я знал, — вздохнул Сприггс и, сбросив парус в руки Джону, потянулся, разминая ноющие плечи. — Меня выслали сразу, как удалось заполучить стаксель. Ни за что не поверите, что там творилось! — Он опустился на песок, скрестив ноги, и, едва все взгляды устремились к нему, захваченные предвкушением истории, тихо кашлянул. — Можно воды? — ему тут же передали фляжку. — Спасибо, Роуч. — Они хоть живы? — Должны быть, — Люциус пожал плечами и приник губами к горлышку, но, едва сделав первый глоток, тут же оторвался и закашлялся, тяжело дыша. — Это не вода! — возмущённо воскликнул он, помахав ладонью перед лицом. — Не, лучше, это бренди, — загадочно вскинул брови Роуч, но в ответ ему к груди резко прижали его же фляжку. — Ой, да на здоровье, — он надулся, будто бы даже немного задето, закупорил крышку и откинулся спиной на борт шлюпки с провизией. Взглянув на Роуча с лёгким безмолвным укором, Олуванде взял собственную фляжку и подал её Люциусу. Тот кивнул и, склонив голову, потянулся отпить, прежде лишь тихонько вдохнув через нос, чтобы убедиться в отсутствии очередного несвоевременного сюрприза. Он не знал, как точно описать всё случившееся на шлюпе. Наблюдая за происходящим снизу, из-под левого борта, он видел тень фигуры, от полуюта скользнувшей вдоль фальшборта, слышал перекрикивания между Эдвардом и Иззи, звуки драки, затем — грохот. Успев отпрянуть прочь ровно в тот момент, когда затрещали перила, Люциус увернулся от упавшей с корабля пушки, хотя и не видел, каким именно образом она оказалась внизу. Потом, высунув нос из тени, он сумел разглядеть в ночном сумраке лежащего на стыке палубы и релинга Иззи, затем раздался очередной выкрик и с мачты над пляжем, держась за канат, по косой дуге пронёсся Эдвард. Увиденного и услышанного было достаточно для того, чтобы понять, что именно произошло, и всё же Сприггс не спешил оценивать общее положение, боясь обмануться или обмануть других. Когда он подхватил стаксель и прошмыгнул назад в тень, Джим почти сразу схватили его за плечи и, встряхнув, чтобы привести в себя, велели как можно быстрее нести парус к причалам. На тот момент Люциус был слишком обескуражен общей суматохой, чтобы возражать. — Вообще-то я ожидал, что капитан Эдвард, Джим и Иззи будут здесь раньше меня, — наконец ёмко признался Сприггс и поморщился, ища в памяти хоть один повод для здравого волнения. Теперь он надеялся только на то, что никого из них не схватили. — Всё шло хорошо, на самом деле, просто замечательно. Мы нашли подходящий корабль, и, пока я и Джим сторожили его с берега, Эдвард вместе с Хэндсом забрались на палубу, чтобы снять парус. Они о чём-то говорили, но я не слышал… А потом там появился какой-то матрос. Видимо, некоторые корабли и на кренговании охраняют, а? — Люциус сконфуженно прикусил губу. — То ли он напал на Хэндса, то ли Хэндс напал на него, но, пока они дрались, капитан сбросил мне стаксель, — неторопливый и вдумчивый рассказ, от растерянности и напряжения больше напоминающий диктовку, неожиданно прервался. Сделав ещё один глоток из фляги, Сприггс закрыл её и вернул Олуванде, прежде чем подытожить: — Короче, Иззи придавило пушкой. У причала воцарилось молчание, лёгким потоком вплетающееся в шелест тихих прибрежных волн. Люциус опустил глаза, сложив руки на колени и потирая подушечкой большого пальца деревянный протез. Он уже догадался, что подал свой рассказ не совсем так, как стоило бы, но переиначить историю ему не хватало сил, когда все мысли остались в доках. Смутное беспокойство медленно начало переходить в беспочвенное чувство вины. Сприггс хотел бы знать, что случилось с оставшимися на шлюпе товарищами, и, если это было чем-то плохим, оказаться сейчас с ними. Пускай холодная логика и твердила, что он не сделал ничего плохого, напротив, оказав помощь в процессе весьма сомнительной авантюры, об опасности которой он же и твердил капитану, пытаясь убедить его выбрать иной план, Люциусу вдруг стало горько и холодно. Конечно, он ничем не смог бы помочь в драке, даже если бы это понадобилось, и… Сприггс поëжился и поднял голову, разом поймав на себе четыре полных смятения взгляда. Он ничем не мог помочь. В этом и была проблема. Смутное осознание очередной странной, причудливой правды неожиданно зашевелилось в разуме пока ещё размытым, излишне широким для понимания силуэтом. — Он, эм…? — Роуч приподнял руку и, согнув запястье, помотал раскрытой ладонью поперёк шеи. — Нет, я сомневаюсь, что он умер, — во всяком случае, Люциус надеялся, что нет. — Капитан и Джим тоже там, и, эй, если не они лучшие бойцы на Мести, то кто? Они легко справятся с одним матросом. — Это было бы очень невовремя, — заметил Джон. — Точно, — поддакнул Френчи. — Не поймите неправильно, старпом Хэндс сварливый, злой… Человечек. Но он только начал становиться сносным. И ему вообще нельзя умирать сейчас, потому что тогда капитан Эдвард, наверное, велит похоронить его в море, верно? — И что? — чисто из любопытства поинтересовался Люциус, пускай даже подобный разговор навевал на него невыносимо болезненное волнение. — Как "что"? — всплеснул руками Френчи. — Ты же сам сказал, что он любит капитана. А капитан ведь не любит его, да? Если похоронить старпома в море, он станет никсом и будет преследовать корабль, пока не найдёт причин упокоиться. — Можно его сжечь, — вполголоса предложил Джон. — А почему ты решил, что капитан его не любит? — вмешался Роуч, и на миг все трое задумчиво притихли. И только Олуванде нахмурился, а Люциус закатил глаза. — Не знаю, — Френчи пожал плечами. — Разве капитан Эдвард не влюблён в капитана Боннета? — Но капитана Боннета с нами больше нет, — теперь голос Джона стих до едва слышного бормотания. — И вчера, когда капитан Эдвард прыгнул с рея, я видел, как старпом завернул его в свою жилетку. А потом они пропали в лесу на несколько часов, хотя утром, когда Хэндс отправил всех на ручей, бассейн был совсем близко. И они оба сказали, что не пойдут купаться с командой, потому что… — Уже купались! — Роуч поддакнул так энергично и убеждённо, словно им с Джоном только что удалось твёрдо доказать, будто Земля плоская. — То, что они мылись вместе, ещё не значит, что у них что-то было, — наконец парировал Сприггс. — Вы тоже купаетесь друг с другом. И Баттонс, и Айвен… Это не делает вас любовниками. — Перестаньте, — неожиданно подал голос Олу, и остальные разом замолкли, сосредоточив внимание на нём. — Если бы у капитана Эдварда было, что рассказать экипажу, он бы рассказал, верно? Даже если предположить, что мы чего-то не знаем о нём и старпоме, мы, выходит, и не должны знать этого. — Он сник и покачал головой. — Капитан старается на благо корабля и команды. Разве мы не можем проявить к нему уважение? — Он прав, — заметил Люциус, обернувшись к Френчи и Джону и демонстративно указав в сторону Олуванде. — Не верю, что говорю подобное, но это никоим образом не наше дело. — А ты разве не в курсе, что с ними? — гораздо более осторожно, но всё же прямо спросил Джон. — Что? — Сприггс опешил и, внезапно почувствовав себя неуютно, подтянул колени к груди. В движении белый песок резко осыпался с кремовых просторных штанин. — Ты постоянно бываешь в их компании. И всегда знаешь всё, что происходит между членами команды. Ты первый узнал, что борода Джима поддельная. — И что они с Олуванде вместе. — Нет, погодите, это мы обсуждать не будем, — попытался осадить Будхари, но разговор уже вновь набирал обороты. — И что капитану Эдварду нравится капитан Боннет. — Ой, да ладно, — Люциус поёжился и вздёрнул плечи. — То, что капитану Эдварду нравится капитан Боннет, не знали только капитан Эдвард и капитан Боннет. Я здесь ни при чём. — Но ты общаешься со старпомом гораздо чаще остального экипажа. — То есть я общаюсь с ним чаще, чем никогда? — уточнил Сприггс, и всё вдруг застыло. Джон, Френчи, Роуч и даже Олуванде теперь смотрели на него с непониманием и глубоким изумлением, и лишь теперь Люциус понял, что его ответ, вероятно, прозвучал крайне странно. Но лгать, чтобы вернуться в личину ироничного и колкого дерзеца было уже поздно. — Не надо на меня так смотреть, ладно? Иззи мрачный парень: загадочный, грубый, суровый и носит чёрное, но он не душа компании, это известный факт. Проще пересечь Атлантику вплавь, чем вести с ним беседу, но это не значит, что его нужно сторониться. Он не чума, а человек. — С тем, что он не чума, соглашусь, а по поводу человека… — Френчи сморщил нос и, прищурившись, с сомнением покачал в воздухе раскрытой ладонью. — Есть сомнения. — Бросьте, он не так уж плох, — на выдохе заметил Сприггс. — В смысле, он резкий и зачастую злобный, но мы ведь знаем, что также он может быть немножечко милым. И, ладно, раз уж вам интересно, мы действительно стали общаться больше в последнее время, он… Он сволочь не потому, что хочет быть сволочью, а потому, что быть сволочью ему кажется разумным. Как Олу рассудительный потому, что это помогает ему вписываться в окружение. Как Баттонс полностью чокнутый, чтобы было проще сливаться с Миром. Как Джим замкнутые и смертоносные, потому что так спокойнее. Если хотите знать моё мнение, теперь, когда капитан Эдвард с нами, лучшим решением будет дать Иззи время, чтобы привыкнуть. Ему… Сколько? Лет пятьдесят? Представляете, он полвека так прожил, — Люциус опустил глаза и провёл мыском туфли дугу в сухом рассыпчатом песке. Ему вдруг остро вспомнился разговор с Хэндсом в каюте капитана, когда Месть проходила штормование. — Это будет нелегко. — Ему уже несколько за пятьдесят, приятель! — послышалось с линии дороги, отрезающей строй домов от песчаного берега. — И ты прав, он не лёгкий! Когда все пятеро разом обернулись на голос, их взглядам предстала картина столь же тревожная, сколь успокаивающая. Эдвард, совершенно невредимый, но запыхавшийся и растрёпанный, как воробей-слёток, перекинув правую руку Иззи через свои плечи, почти что волоком тащил его к шлюпкам. Собранный и хмурый, заметно более бледный, чем обычно, Хэндс пытался не виснуть на капитане всем телом, подшагивая уцелевшей левой ногой, но за темпом Эда он не успевал и в основном сбивался, перепадами то облегчая, то, рывками, увеличивая давление собственного веса. Его правая штанина была ободрана, а размягчившийся за годы непрерывной носки кожаный сапог на щиколотке изгибался под неестественным углом, повторяя линию изломанного сустава. И всё же и он, и Эдвард были живы, но только Джима рядом не оказалось, отчего Олуванде, даже поднявшись на ноги также спешно, как и остальные товарищи, не бросился к капитану следом за ними, смятенно застыв в стороне. — О, это похоже на вывих, — с ухмылкой заметил Роуч, витками кружа перед Иззи, когда Джон, подставив плечо, взял старпома за вторую руку. Поделить его вес на двоих было небывало хорошей идеей, и Эдвард, почувствовав, как его перестало тянуть в сторону следом за телом Хэндса, наконец сумел полноценно вдохнуть. — Сможешь вправить? — глухо просипел Хэндс. — Смогу. Но лучше сделать это на корабле, если не хочешь случайно оторвать себе ногу, — под боком у Роуча Люциус безмолвно скривился, и пришлось пояснить: — Не буквально, конечно. Но, если я вправлю, а ты наступишь и вывернешь её в другую сторону, она, знаешь, может сломаться. При мне такое уже бывало: один парень сломал бедро, и нога у него была прикреплена к телу, хотя на деле висела, будто в мешке из кожи. Никто не знал, в чём дело, пока она не начала чернеть. Пришлось отрубать. Но он всё равно умер. — Роуч! — взволнованно пискнул Люциус и, отвернувшись, ретировался к шлюпкам, нервно приглаживая ладонью волосы на затылке. Ему отчего-то показалось, будто у него вздыбился загривок. Ко всеобщему удивлению, именно в этот момент Эдвард и Хэндс, синхронно вскинув головы, вперились в Роуча одинаковыми, исполненными укора взглядами. — Что? Парень сам отрезал себе палец, я не думал… — Он был в бреду, — напомнил Тич. — Лихорадка — паршивая сука, — согласился Иззи. — Но я лучше рискну. Так-то я действительно староват, чтобы пересекать Ямайский пролив с ногой задом-наперёд. Я стопы не чувствую. — Хреново, — сочувственно отозвался Роуч. — Ещё, блядь, как. — Но не так хреново, как остаться вообще без ноги, не думаешь? Я бы не советовал. — Роуч, — сдержанно осадил Эдвард, и взгляд его вдруг потяжелел. Угрозы в этом не было, но явно чувствовалась настойчивость. Спустив ладонь с запястья Иззи к пальцам, конвульсивно цепляющимся за одежду на капитанском плече, Эдвард накрыл его руку своей и куда честнее, чем смог бы сам Хэндс, объяснил: — Ему больно. — Да ничего подобного, — начал было хорохориться Иззи, но Тич, коротко мотнув головой, прошиб его тело насквозь острым, полным беспокойной ярости взглядом. Израэль притих. — Вправь, пожалуйста, — терпеливо продолжил Эдвард. — А если шлюпка качнётся? — Роуч вдруг замер и скрестил руки на груди, преградив Джону и Эду путь к лодке. — Старпом ногой упрётся в стенку, и не будет больше ноги. — Иззи посадим на переднюю банку, я сяду рядом на пол. Его ноги возьму к себе на колени. Качнёт — поймаю за голенище. Пойдёт? — А на Месть подниматься как? — упорствовал Роуч. — Поднимем вместе со шлюпкой. — Ну, знаешь, капитан, — Роуч пожал плечами и, отступив, небрежным жестом вскинул руку, указывая на нужную шлюпку. Одарив Роуча бледной улыбкой, Эдвард кивнул Джону, и вместе они оттащили Иззи к лодке. Тот молчал, скованный усталостью, болью и растерянностью. То, с какой настойчивостью Тич теперь прислушался к одной лишь его просьбе, было поворотом странным и новым, особенно при том, что в любых иных вопросах мнение Израэля и даже всей остальной команды вместе не могло граничить с мнением капитана, если только он сам по себе не метался в неуверенности. Но сейчас, когда дело касалось самого Иззи, Эдвард без раздумий отдал решение ему и, едва уловив правильное русло, не просто подстроился, но сам включился в дальнейшую дискуссию. Именно Эдвард первым переступил борт шлюпки, чтобы, приняв Хэндса из рук Джона, помочь ему сесть на банку. Роуч залез следом, устроившись напротив и, дождавшись, когда Иззи, скрипя зубами, закинет ногу рядом, расстегнул блёклый от времени кожаный сапог. Хэндс шумно выдохнул через нос. — Стой. — Эдвард внезапно вскинул руку. Роуч застыл, подняв на него испытующий взгляд. — Есть ром или бренди? — Бренди, — встрепенулся Роуч и, подав капитану фляжку, игриво глянул на Люциуса. Тот стоял поодаль, успокаивающе положив руку Олу на плечо, но искру в глазах Роуча заметил и даже надулся, хотя скорее наигранно, чем всерьёз. — Пей, — велел Тич, подав флягу Иззи, а сам, тем временем, принялся развязывать свой бесценный, некогда бесцеремонно перехваченный у Стида шейный платок. Дав Хэндсу сделать около трёх глотков, Эд вернул фляжку владельцу и, свернув платок вчетверо, без метаний или стеснения поднёс его к чужим губам. Экипаж опешил, но виду подавать не стал. Только сам Израэль, очевидно, прочувствовав момент, когда его капитан перешёл границу, взглянул на него снизу вверх, умело делая вид, будто не понимает намёка. Но Эдвард оставался непреклонен: — Кусай, — твёрдо приказал он. Рука, сжимающая драгоценный платок прямо у зубов того, кто рад был бы перегрызть шею его первому владельцу, даже не дрогнула. Вот только и сам Хэндс оставался неподвижен. — Прикуси, Иззи, — вновь повторил Тич. — Давай, будет легче. Это не стыдно. Взгляд Израэля метнулся в сторону, туда, где в паре футов от них, в оцепенелом ожидании сидел Роуч. А за спиной, на песке, были Джон, Френчи, Люциус и Олу, наверняка не менее растерянные и озадаченные. Для них это должно было выглядеть совсем не так. Израэль Хэндс не нуждался в притуплении боли алкоголем. Он, как считали и уверенно пересказывали многие, боли вообще не чувствовал. И ему уж точно не требовалось закусывать надушенный галстучек Боннета, чтобы не завопить, когда сустав с хрустом встанет на место. Но Эдвард ждал, уверенный в собственных действиях так же, как обычно бывал уверен в собственной правоте. А Хэндс был верен, Хэндс был лоялен, но никогда прежде не был действительно послушен. Не уступал даже тогда, когда мог уступить. Шёл наперекор, спорил и… Ошибался. Взяв себя в руки, он проглотил вставший в горле ком и, зажмурившись, чтобы хоть немного притупить пламя стыда, разомкнул губы, зубами взяв из рук капитана свёрнутый платок. Тут же Иззи пришлось отвернуться в попытке скрыть зримое проявление слабости, покладистости, чувствительности — всего того, что сам он считал худшим из черт в характере любого пирата. Он хотел спрятаться, но здесь, на землях Британской Империи, вдали от корабля, неспособный даже встать, что он мог? Внезапно на его затылок легла ладонь и потянула вперёд. Лицо уткнулось в гладкую, мягкую ткань, пахнущую жидким ветром и солью — рубашка Эдварда. Иззи открыл глаза и не увидел ничего. Ни линии берега, ни города, ни озадаченного причудливым для него поведением экипажа. Здесь были только волны, отдающиеся в ушах гулом и шелестом, лёгкое движение рёбер капитана в такт едва слышному дыханию и темнота, которая уж точно не могла осуждать или насмехаться. — Он в порядке? — раздался откуда-то сзади беспокойный голос Люциуса, и Иззи расслабил плечи. — Он с этим справится, — Эдвард положил вторую руку Иззи между лопаток, закрывая голову старшего помощника локтем, прежде чем обратиться уже к нему: — Я загонял тебя, да, дружище? — в ответ на это Хэндс только рвано вздохнул и крепче сжал в зубах галстук. Они оба знали, что вопрос был вовсе не о двух подряд бессонных ночах, спонтанном купании в лесном бассейне, непредвиденной дуэли и променаде через половину Порт-Ройала на одной только левой ноге. Нет, Эдвард спрашивал про всё, что случалось с ними когда-либо до этих пор, очевидно, обратив внимание на резкое отторжение Иззи к комфорту и принятию помощи. — А где Джим? — вновь спросил Сприггс, и Олуванде, дёрнувшись, впился в него полным немой благодарности взглядом. Люциус сделал вид, что не заметил. — Ужинает, — бледно ухмыльнулся Эдвард, но, стоило только Люциусу вздёрнуть бровь и, выпрямившись, деловито скрестить руки на груди, как у него пропала охота к чёрным шуткам. — Серьёзно, не надо волноваться за Джима, ладно? Они пошли ловить матроса, который очень некстати застал нас за кражей стакселя с каперского судна самого дерьмового ублюдка во всём Карибском Море. И я полностью поддерживаю их стремление, поскольку, поверьте мне, никто из нас не хочет, чтобы капитан шлюпа, именуемого «Странник», вообще вспоминал, что я существую. — За тобой охотятся? — опешил Олуванде. — Эм… Да? — ответил Эдвард столь смятенно и неуверенно, словно Олу на деле спросил, не Чёрная Борода ли он случайно. — Кто? — Все, — он растерянно пожал плечами. — И Джим сделает экипажу большое одолжение, если избавит нас от каперского почтового голубя. Мы не в том состоянии, чтобы искать проблемы в Порт-Ройале. Так что Джон, Френчи, Роуч и я отвезём Иззи и парус на корабль. Люциус и Олу, — оба выровнялись и навострили слух. — Джим попросили вас в сопровождение. — Надеюсь, с ними всё в порядке, — понуро вздохнул Олуванде, вновь опустив глаза. — Считай меня циником, но я больше волнуюсь за того матроса, — вполголоса заметил Люциус, и Будхари, приободрившись, тихонько хихикнул. Навеянное разговором непринуждённое спокойствие внезапно оборвалось рваным вздохом Эдварда и присвистом Роуча. Он снял с Хэндса обувь медленно, как мог, но, даже когда зауженную часть пришлось силой стаскивать с уже отёкшей лодыжки, старпом остался спокоен и бездвижен. Он не издавал ни звука, словно окаменев, и теперь, когда сапог был поставлен на пол, а узкая штанина закатана, это казалось крайне нечеловеческим, почти противоестественным поведением. Нижнюю часть узкой голени уже охватил отёк. Кожа горела, вспыхнув красным пятном там, где сгиб над стопой криво и болезненно топорщился с наружной стороны щиколотки. Это выглядело действительно плохо. Эдвард невольно даже припомнил уже давно отступившие времена, когда от подобного зрелища его неминуемо начало бы мутить. — Вот дерьмо, — обстоятельно объявил Роуч. Иззи тут же попытался развернуться, чтобы посмотреть, но Эдвард крепче прижал его к себе, не позволяя высвободить голову из-под ладони. На своём веку Хэндс, конечно, успел повидать вещи и значительно хуже этого, но пережитые травмы, с которыми когда-то уже пришлось свыкнуться, вряд ли могли преподнести искалеченную ногу в лучшем свете. — Кто-нибудь поможет? — Роуч поднял голову и окинул товарищей пристальным взглядом. — Джон, иди сюда. Согни ему ногу и держи за голень, хорошо? Только крепко. Когда Джон приблизился к шлюпке и, шагнув через бортик, сделал, как было велено, Роуч завозился тоже, стараясь сесть так, чтобы было удобнее не столько Хэндсу, сколько ему. Одно неверное движение могло повлечь за собой самые плачевные последствия, и сейчас Роучу стоило признать, что во вправлении костей и суставов он никогда не был излишне хорош. Старпому и капитану, разумеется, об этом знать не следовало, тем более что все остальные члены команды наверняка были и того хуже. Поэтому, собравшись с духом и дождавшись, когда Джон застынет, заморозив свою крепкую хватку, Роуч обхватил увечную стопу ладонями и, дождавшись момента, когда Хэндс вдохнёт, сделал первое движение. Осевой поворот — щиколотка неестественно выгнулась. Затем рывок вниз и за ним — глубокий громкий щелчок. Иззи не брыкался, не кричал и не пытался вырваться. Когда кость встала на место, он только зашипел и вдруг обхватил Эдварда за талию, вцепившись ногтями в рубашку над высоким поясом. Тич тут же медленно опустился на банку рядом с ним и, позволив Иззи обессиленно приникнуть к своим коленям, принялся плавно покачиваться. Вперёд, назад, вперёд… — Вправил, — Роуч торжествующе улыбнулся, и всё же в тёмных глазах его сохранилась искра самоуверенной хитринки. — А на Мести, между прочим, есть опиум. Поверьте, он бы не помешал. — Спасибо, — вместо ответной ехидцы прошептал Эдвард, и Роуч, мгновенно потеплев, добродушно махнул рукой. Ещё несколько долгих, полных умиротворения мгновений Тич оставался на месте, но затем, словно вынырнув из липкого сна, похлопал Иззи по плечу, помогая ему снова сесть прямо. Хэндс мотнул головой, щурясь то ли утомлённо, то ли болезненно, а затем, разжав зубы, вынул у себя изо рта чёрный шейный платок. Он действительно не мог представить, что от боли так отчаянно вгрызётся в эту тряпку, пока своими глазами не увидел на сложенной вчетверо мягкой ткани вмятинки от зубов. Они должны были разгладиться практически сразу, и всё же этот грубый след вызывал в Израэле странное, неуютное чувство. Оно, впрочем, исчезло сразу, как Эд без особых расшаркиваний выхватил галстук из его рук и, перешагнув бортик шлюпки, принялся невозмутимо повязывать его на шею. Словно ткань только что не была заглушкой боли в человеческих зубах, словно не пахла теперь горьким бренди вместо пудры и тонких духов. Словно это осталась всё та же прекрасная, бестолковая вещица. Милое излишество, которое невозможно было запятнать. Когда Эдвард отошёл в сторону, чтобы поднять и как следует отряхнуть от песка свёрнутый стаксель, а Джон последовал за ним, Роуч заёрзал на месте, но не встал, склонившись вперёд, к Иззи. Тот сидел неподвижно, пусто глядя на размытый горизонт в обрамлении звёздного неба, и медленно, глубоко дышал. Ногу он, развернувшись, вытянул вдоль банки, чтобы не опускать её вниз раньше времени и не усугублять лишний раз боль и отёк. Им ещё предстояло переправиться с берега Порт-Ройала на Месть, укрытую в мёртвом котле Грейт Солт Понд. Путь был неблизкий. И всё же, Хэндс отлично помнил, что оставил ещё одно дело здесь, в городе, крошечное, но важное настолько, что решиться делегировать его Роучу было настоящим испытанием воли. Благо, по довольному, лукавому и приятному лицу Роуча он видел, что всё было сделано. — Знаешь, некоторые матросы говорят, будто от него снятся кошмары, какие нельзя описать словами, — заметил Роуч, достав из кармана штанин небольшую деревянную шкатулку с крючком, и без лишних расшаркиваний передав её Хэндсу. Тот принял чужие слова терпеливо и молча, поэтому Роуч попробовал ещё раз: — А от других я слышал, что он заставляет путать сон с реальностью, и реальность — со сном. — Нет причин для трусливых волнений, когда обе эти вещи уже происходят, — мрачно отозвался Иззи, прежде чем спрятать шкатулочку в небольшой отсек за портупеей. — Страшнейший кошмар — уже явь. И путать не надо. — Ты непростительно мрачный человек, — покачал головой Роуч, и тут же замолк, когда Эдвард, вмиг оказавшись за его спиной, принялся пристраивать парус под кормовой банкой. Роуч и Иззи в последний раз переглянулись, а затем синхронно опустили глаза. — Мы останемся на стоянке ещё на день, — заговорил Эдвард, очевидно, не услышавший ни слова из того, чем полушёпотом успели перекинуться Хэндс и Роуч. — Экипажу нужен отдых. Выспаться, побывать на суше… Я спрошу у Джима, как всё прошло, и, если они скажут, что поймали матроса, мы можем задержаться, верно? — Пожалуй, что можем, — слабо отозвался Иззи. Он и сам был не прочь проспать рассвет после двух действительно бурных на события ночей. Но остаться в заливе дольше, чем на один день, они, конечно же, не могли. Хуже корсара, преследующего Чёрную Бороду, мог быть только Эдвард Тич, впавший в скуку. Никогда на памяти Хэндса подобное не заканчивалось благополучно. Всегда были жертвы. И Эд, неспособный спать, не желающий есть и не имеющий под рукой работы достаточно трудной, чтобы согнать с него краску, становился не только невыносимым капризником, но и действительно разрушительной силой. — Джон, готово! — Тич выпрямился и, жестом подманив Фини ближе, обошёл полукругом лодочную корму. Роуч тут же поднялся на ноги и вышел из шлюпки, чтобы не набавлять ей лишнего веса до спуска на воду. Встав плечом к плечу, Джон и Эд толкнули лодку к воде. За ними, вместе с первой подвижкой, Френчи налёг на правый борт. Роуч пристроился с другой стороны, и так, общими усилиями, лодка проскользнула к воде, заострённым носом разрыв песок. За первым всплеском последовал второй, и дальше — череда невесомых ударов волн. Море облизывало борт, а берег резко уходил вглубь, под туман иссини-лазурной тьмы. Взбудораженные подвижками, свежие и по пояс мокрые, Эдвард, Джон, Роуч и Френчи забрались в лодку парами, чтобы хоть как-то распределить вес по бортам. Шлюпка зашаталась, но не перевернулась, в самом начале первой мили принявшись крениться назад к берегу, пока Фини не взялся за вёсла вместе с капитаном. Песчаный берег стал отдаляться, сливаясь в блёклую полоску, рассёкшую небо и море. Со своего места Израэль ещё успел увидеть, как Сприггс сел на песок рядом с Олу, кажется, чтобы завести очередную из излюбленных им острых бесед. Он хотел бы дождаться их на корабле и помочь разгрузить провизию, как делал это обычно, но прекрасно понимал, что порывы к труду в его нынешнем состоянии будут жалкими и раздражающими. С тем же успехом он мог желать попросту мешаться у экипажа под ногами. Теперь Израэль надеялся только на то, что ему хватит сил хотя бы встать к моменту прибытия в Баратария Бей. Когда на берегу появилась стройная фигура в бежевом плаще, он был уже слишком далеко, чтобы её разглядеть. Джим, на удивление, вышли из переулка почти сразу, как шлюпка с капитаном и сопровождающей его частью экипажа скрылась во мраке безлюдного моря. Из строя домов они выскользнули бесшумно, и, когда Олуванде подскочил, чтобы поприветствовать их, жестом показали успокоиться. Лицо Хименес было искажено необычайно робкой осторожностью. Только пристально осмотревшись они двинулись дальше, ровным шагом скользя по песку, и даже следы их больше напоминали барханные лунки. Пожалуй, опаска среди моряков была самым заразительным чувством. Стоило только одному проявить хоть долю настороженности, как она сразу расползалась по всей остальной команде, вынуждая озираться на любой шелест и звук, ожидая удара в спину. — Капитан и Хэндс уплыли? — вместо приветствия уточнили Джим, и Олу, сосредоточенно нахмурившись, кивнул. В тот же миг плечи Хименес опустились, лицо расслабилось, а глаза потеплели. Но бросаться к товарищам они не спешили всё равно. Вместо этого обернувшись к переулку и призывно свистнув, они прикрикнули не громогласно, но всё же звонко: — Можешь выходить! Из-за угла, не столь осторожный, но всё же окутанный смиренным самообладанием, появился человек в рубахе, кушаке и затейливой накидке, некогда скрывающей лицо. Вот только и капюшон, и маска теперь были опущены, а Люциус, по одежде смутно узнав матроса со шлюпа, ахнул в беспомощном неверии. Неуверенно улыбнувшись и приподняв ладонь в робком, будто бы даже виноватом приветствии, матрос постоял на месте пару мгновений, а затем, собравшись, направился к Олу и Люциусу следом за Джимом, пускай и гораздо менее решительно. Он слегка спотыкался о песок на каждом шагу, похоже, лишившись своих «сухопутных» ног после нескольких дней, проведённых на накренённом корабле, но всё же и в этом сохранялся общий образ изящной, дотошно отточенной походки. — Быть не может, — на выдохе прошептал Олуванде. — Нет, — ошарашенно вторил Люциус, и матрос, остановившись в десяти футах от них, приветливо просиял. — Капитан... Капитан Боннет? — Ваш покорный слуга, друзья, — он усмехнулся и низко кивнул головой. — Так что, я опоздал?