Место у ног

Таверны и пабы, пускай даже Эдвард не бывал в них отчаянно долгое время, по общепринятому мнению, должны были быть разгульными излюбленными гнёздами для таких, как Чёрная Борода. В каком-то смысле это было правдой. Сходя на сушу, Эд порой не гнушался даже самых занюханных и грязных забегаловок, но не ради того, чтобы напиться вдребезги или по сходному предложению провести ночь с кем-нибудь из захожих парней или девиц. Пить он мог и на корабле, а его постель — если только ему доводилось ночевать в постели — лишнего раза никогда не пустовала. Для Тича пабы были местом игр и музыки, дыма из табачных трубок и опиумных ламп, бессмысленных отупляющих бесед и громких, распаляющих кровь споров. Нет, пабы нравились Эду не из-за продажных тел и обилия алкоголя, пабы нравились ему за возможность ни о чём не думать. Поэтому попасть в подобную забегаловку с Хорниголдом теперь, после разрыва их товарищества, казалось делом бессмысленным и мучительным. В обществе Бенджамина, неважно, в пабе или нет, Тич не должен был отключать разум ни на миг, если не хотел тут же быть сожранным вместе со своими товарищами. Хотя Хорниголд, которого Эдвард знал, как опасного и умелого лицемера, не подавал ни одного признака угрозы, верить ему было нельзя. Всю дорогу до паба лжец шутил и вёл себя наиболее располагающим, галантным, но не замкнутым образом. Он даже несколько раз клал руку Эду на плечи, будто пытаясь подбодрить его, и бесконечно твердил, что, раз «его старинный друг» ищет встречи со Стидом, это настоящая удача, что они втроём пересеклись здесь. Тич не верил ни единому звуку с его языка, но терпел, ёжась. Он мог вынести это ради того, чтобы увидеться с единственным человеком, который, пускай и всего на пару кратких моментов в безбрежной, кишащей акулами жизни, смог сделать его счастливым. Ожидать затёртой, грязной и дешёвой пивнушки от Бенджамина не стоило. Извечно придирчивый корсар изначально предпочитал определённые стандарты, столь ревностно поддерживаемые на его корабле, пускай среди экипажа Мести только Эдвард и имел о них подробное представление. Если бы Пит, Люциус и Израэль знали об этом, они, конечно, восприняли бы таверну, куда Хорниголд завёл их, значительно менее лояльно. Просторное здание с чистыми столами и на подбор одинаковыми стульями, второй этаж с балконом-балюстрадой, служащим коридором перед гостевыми комнатами. Несмотря на большое количество людей, шумно здесь не было, а в дальнем углу, сидя прямо на одном из круглых столов, девушка в просторной рубахе и дублёных штанах умело играла на ангелике. Позади Люциус что-то шепнул Питу, но Эдвард не предпринял даже попытки расслышать это. С усердным прилежанием он старался, не вертя головой, посчитать, сколько людей обернулось на Хорниголда, когда тот вошёл в паб, а скольким его появление осталось безразлично. Среди многочисленных посетителей, при неизменно завидном количестве людей, готовых терпеть Бенджамина за высокую плату и королевское помилование, его подчинённым мог оказаться любой. Стоило прикинуть, скольких из них придётся прикончить, если это было засадой. Левая щека Эда напряжённо дёрнулась, и он белым рукавом вытер с лица медленно засыхающую кровь. Отчего-то ему, грязному, растормошённому, словно мокрый воробей, и запыхавшемуся, стало вдруг неуютно и стыдно. — Сомневаюсь, что вы захотите сидеть с моими ребятами, — предположил Бенджамин, и Тич насупился, пряча взгляд. Он помнил верных подчинённых Хорниголда, бесцветных, суровых людей, на суше мгновенно превращающихся в бесконтрольных разгильдяев, ищущих проблем. Сам Эд никогда не был таким, но ему довелось наблюдать, как Джек, в первые годы службы расцвеченный, словно попугай, постепенно терял краску, переходя к одежде всё такой же причудливой, но мягкой, бежевой, без пламени его натуры неизбежно сделавшей бы любого человека неприметным. — Личный разговор есть личный разговор, верно? — Бенджамин подмигнул, направившись к просторному пустому столу прямо в дальнем углу. Эду уже было не по душе то, что в столь людном заведении будто бы из ниоткуда для них отыскалось свободное место. — Так вы, эм… Давно знакомы? — подал голос Люциус, пока ещё с осторожностью плетясь позади. — Эдвард был совсем мальчишкой, когда начал служить у меня. Славным мальчишкой, энергичным, выносливым, как и ещё один… Джек. Кажется, он был тебя несколько постарше, верно? — с добродушной ухмылкой припомнил Хорниголд, и по одной лишь небольшой паузе в его словах Эд понял, что проклятый капер помнит всё. — Шкодник. И Эдварда подучивал. О, вы мне поверьте, если бы не эта парочка озорников, носить бы мне ещё пару лет русые волосы. — Не льсти себе, — приглушённо фыркнул Эдвард, но Хорниголд, услышав его, только беззлобно расхохотался. Свет над столом долетал из центра зала, приглушённый и мягкий, практически успокаивающий. Когда вся компания смогла рассесться по местам, Тич заметил, что многие отдыхающие в пабе матросы всё ещё смотрели на них, будто бы изучая. Умом он попытался успокоить себя, что всё нормально, но сердце тревожно билось в ожидании подвоха. Он сам не заметил, как потянулся левой ладонью к шее и одним плавным движением собрал волосы на плечо, принявшись нервно поглаживать пряди кончиками пальцев. Хорниголд дождался, пока он сядет, чтобы опуститься на соседний стул. Конечно же, он сел рядом, ожидать, что он даст Эдварду пространство, было бы глупой, наивной надеждой. Но по другую руку от Тича, во главе стола словно намеренно устроился Иззи, поставив трость рядом и твёрдым движением сложив локти перед собой. Он не спускал с Бенджамина жгучего взгляда, словно стараясь предупредить, что, если Эд скривится, отшатнётся или выдаст какой-либо другой, даже самый мелкий признак того, что его волнение превысило разумные границы, Хэндс не станет дожидаться приказа, прежде чем напасть. Несмотря на очевидную абсурдность его отчаянного желания вступаться за своего капитана даже когда нет ни шанса на успех, Тич почувствовал, что несколько успокоился. Им не должна была грозить опасность. Они были вместе, и Эд пламенно надеялся, что, если ситуация выйдет из-под контроля, он сможет убить Хорниголда, чтобы у его людей пропали причины и желание ввязываться в драку. Вот только Бенджамин, прежде всегда слывший внимательным и кропотливым, будто не замечал циркуляции напряжения между Тичем и его старпомом, намеренно куда более сосредоточенный на зачатках симпатии, которые, похоже, ощущали к нему Люциус и Пит. Эдвард не мог их винить, старый ублюдок умело казался приятным. — Не принесёшь нам выпить, приятель? — спохватился Бенджамин, махнув рукой едва не прошедшему мимо кельнеру. Тот остановился и сдержанно кивнул, ожидая заказа. — Мне хереса, — Хорниголд окинул сидящих за столом подбадривающим взглядом. — Мы не будем пить, — возразил Эдвард. Кажется, его спутников это не особо вдохновило, и всё же за долгие годы риска и смертельных склок Эд научился избегать алкоголя в обществе врагов, хотя и не хотел лишний раз раздразнивать Бенджамина, а потому ровным, тихим тоном добавил: — Мы вышли в форт сегодня, чтобы найти ремесленника для починки корабля, мы не можем прожигать деньги в пабе. — Не волнуйся, сынок, — отмахнулся Хорниголд так, словно только этого и ждал. Ненадолго запустив руку в карман своего серого сюртука, он достал оттуда бархатный мешочек и с тяжёлым стуком бросил его на стол. — Вам не нужно платить, я привёл вас сюда. И я получаю достаточно за свою службу короне. — Зато за чувство собственного достоинства ты явственно продешевил, — покосившись на небрежно опрокинутую монетницу, мрачно заметил Эдвард. — Ему тоже херес, — смиренно и небывало терпеливо выдохнул Хорниголд, указав кельнеру на Эда, а затем окинул испытующим взглядом всех остальных. — Бренди, — твёрдо и коротко отозвался Иззи, не спуская с Бенджамина глаз. Тот либо намеренно игнорировал чужой острый взгляд на себе, либо был слишком отвлечён происходящей вокруг суетой. — Бумбо сойдёт, если без сахара, — сконфуженно пожал плечами Пит. — А мальчик что пьёт? — с улыбкой взглянув на Люциуса, поинтересовался Бенджамин. Пару мгновений они глядели друг на друга, не отвлекаясь ни на кельнера, ни на остальных, кто сидел за столом. Люциус упорно пытался прочитать в глазах Хорниголда уже не подвох или опасность даже, а хотя бы то добродушие, которое капер выказывал сам. Но он, обыкновенно проницательный, не мог разглядеть ровным счётом ничего. — Мальчик пьёт сангари, — отозвался Сприггс вполголоса, и Бенджамин бодро хлопнул по столу раскрытой ладонью. Если кто-то и заметил, как Эдвард вздрогнул, они не подали виду. — Два хереса, бренди, сангари и бумбо без сахара, — повторил Хорниголд. Кельнер, глубокомысленно моргнув, скрылся из виду, оставляя компанию в относительном уединении. Деликатно прокашлявшись, Бенджамин сел вполоборота к Эдварду и, склонившись чуть вперёд, приглушённо поинтересовался: — Так что у тебя со Стидом, сынок? — Не пытайся лезть мне в душу, — предупредительно оскалившись, пробормотал Эдвард, но Бенджамин вновь настойчиво пропустил мимо каждую каплю неприязни в чужом голосе, сочувственно пожав плечами. — Ты Чёрная Борода, а Стид — мой человек. Если у него проблемы, то… — Никаких проблем, — с демонстративным безразличием отозвался Эд и, ядовито сощурившись, процедил: — Я вообще его почти не знаю, но как-то на Барбадосе, в каперской академии, он отымел меня так сильно, что до сих пор опомниться не могу, даже плачу иногда, ты сам видел. Вот и ищу его, понимаешь… Хочу повторить. — Эдвард выпрямился и надменно вздёрнул брови. — Ещё что-нибудь спрашивать будешь? — Смотрю, твой язык с годами всё острее, — вздохнув, Хорниголд отстранился и фривольно положил локоть на спинку стула, не спуская взгляда с профиля Эдварда. Сам же Тич смотрел куда угодно, но только не на своего бывшего капитана. Перемены в его настроении заметили все, кто сошёл сегодня с Мести в компании Эда. В последние дни он бывал грустным, опустошённым, взволнованным и, иногда, даже по-светлому радостным, но вот ярость, смешанная со страхом, добела раскалённая, наполняла его впервые за очень долгое время. — Стид в чём-то провинился перед тобой? Может, мне стоит знать об этом? — глаза Хорниголда настороженно блеснули, и Тич, рывком опустив руки, впился ногтями в собственные бёдра. Его окатило волной режущего холода. — Ты не тронешь его, — вмиг пропавшим голосом предупредил Эдвард. Голову словно по команде наполнил вихрь болезненных, страшных мыслей, как когда-то давно, когда Эд был ещё совсем мал и не мог понять, зачем его привязывают лицом к мачте. Стид тоже не понял бы вначале, по счастливому стечению обстоятельств пропустивший всё, что выносили прочие моряки, прежде чем стать капитанами. Тич не желал подлащиваний Бенджамина, тем более не таких. — Что? — Растерянность Бенджамина не казалась поддельной, хотя на то, чтобы понять слова Эдварда, у него не ушло больше пары секунд. — О, что ты, нет, — спохватился Хорниголд. — Я не собирался причинять ему вред. После бунта, который ты устроил на Марианне, я так больше не делаю. Разве мудрый капитан станет продолжать то, из-за чего он лишился своего лучшего человека? Я искал тебя все эти годы и искренне рад нашей встрече. — Я ушёл не из-за побоев, — настороженно покосившись на Бенджамина, напомнил Эд. — На других кораблях тоже били, и до сих пор бьют, и будут бить. Это был лишь предлог, ты и сам прекрасно знаешь, что на самом деле заставило меня натравить на тебя матросов. — Знаю, — согласился Хорниголд. — И это я украл парус со Странника. — Я это предполагал. — Тогда почему ты пытаешься меня облапошить? — огрызнулся Эдвард. С тихим стуком перед ним опустили медную чарку хереса, и Тич смиренно поник. Когда он был юнгой, матросом, а затем и старпомом на Страннике, Хорниголд не отпускал его в пабы одного и всегда сам решал, что Эд будет пить. Он говорил держать лицо, он всегда брал для Эдварда ром с водой, сахаром и лимоном, потому что сперва Тич был слишком мал, чтобы по-настоящему пить, а затем, как один из командующих на корабле, был вынужден соблюдать имидж. Когда Бенджамин подарил ему Марианну, в первом же порту Эд из чувства азарта налакался так, что весь следующий день его едва держали ноги, а голова болела настолько сильно, что иной мыслью он желал её лишиться. Оставаясь наедине, он скулил и жмурился, в уме прося прощения у капитана за то, что ослушался, и страшно жалея, что в итоге поплатился за это. Но сейчас Бенджамин заказал ему херес. Свой любимый херес, то же креплёное вино, которое всегда пил сам, и Тич был не в силах разобрать этот затейливый жест. — Я был на твоём корабле и видел грот-мачту. Она до сих пор в насечках, не лги мне. — Конечно, на ней должны быть насечки, — Бенджамин невозмутимо фыркнул. — Куда бы они пропали после твоего ухода? Это же мачта, сынок, не человек. Она не заживает. — Что за насечки? — Люциус, как всегда любопытный, сосредоточено нахмурился. — Не те, которые тебе когда-либо доведётся увидеть, — попытался перевести тему Эд, чтобы лишний раз не подбрасывать живому воображению Сприггса кровавых картин. — От кнута, — вскрыл карты как всегда прямолинейный Иззи, и скрестил руки на груди, всё так же продолжая давить на Бенджамина требовательным взглядом. — Тебе, мальчик, лучше повнимательнее запомнить лицо капитана Хорниголда, который сёк своих матросов так, что даже корабль пострадал. На миг за столом повисло молчание. Люциус, не выглядящий ошеломлённым, но всё же заметно притихший, склонил голову под тяжестью раздумий. Добродушный и приветливый, немолодой, но здоровый и крепкий мужчина, угостивший их выпивкой, не походил на то, что о нём говорил Эдвард, и чему поддакивал болезненно преданный своему капитану Хэндс. Всё больше на образ Хорниголда ложилось то, что рассказывал Стид. Корсар вёл себя открыто и дружелюбно, и, хотя Люциус не видел ни его мотиваций, ни побуждений, он не видел также и причин для того, чтобы считать слова Бенджамина неправдоподобными. Наказания, практикуемые на иных судах, не были для Сприггса новостью, хотя применение силы, способной ободрать дерево, казалось оглушающим ужасом и явным перебором. Люциус не мог разобраться, какие чувства вызывал в нём странный капитан, а полагаться на исполненное категоричной неприязни отношение Иззи в этом вопросе не стоило точно. В конце концов, Бенджамин привёл их в паб, чтобы Тич мог встретиться со Стидом, и недовольство Хэндса могло быть вызвано не столько заведомой нелюбовью к каперам или Хорниголду в частности, сколько искренним желанием сорвать грядущую встречу. Под дланью путанных размышлений опустив глаза, Люциус принялся кончиком указательного пальца обводить незатейливый узор на серебристом стакане с сангари. — Ты тоже раньше бил своих матросов, — прозвучало вдруг замечание настолько простое и меткое, что никто другой наверняка не смог бы до него додуматься. Это был Пит. Он сидел на месте, невозмутимый, и смотрел прямо на Эдварда с непоколебимой уверенностью в собственных словах. Коротко и звучно выдохнув через нос, Тич пристыженно побледнел. — Я делал это, — смиренно подтвердил он, но тут Иззи вздыбился вновь. — Ты бил, а не избивал! — Это одно и то же, если дело касается кого-то вроде меня, — Эдвард с зябкой тревогой сложил руки на груди, пальцами вцепившись в свои плечи. — Шанс защититься не в счёт, когда соперник заведомо сильнее. — Но ты ни разу не делал ничего подобного на Мести, — продолжил Пит. Глаза Тича бледно блеснули, и он, наконец, украдкой взглянул на Бенджамина. — Ты решил поменять правила. Капитан Хорниголд тоже мог бы. — Мог бы? — переспросил Тич, и с губ его сорвался разбитый смешок. — Лжец всегда остаётся лжецом, и я бы не стал предавать человека, которого звал капитаном, без веской причины. Я был хорошим матросом, все на Марианне были… А наш капитан подвёл нас. — Я не делал ничего подобного, Эдвард, — Хорниголд остался спокоен, хотя внешний благоприятный настрой мигом спал с его лица. И только Люциус заметил, как бледные пальцы Бенджамина с цепенеющим усилием сжали чарку. — Расскажи мне, что ты сделал, в таком случае? — вздыбился Тич. — Потому что я видел, как ты, поджав хвост, предложил королевское помилование командам Странника и Марианны. Твои люди, люди на флагмане, были согласны, а мы отказались, и тогда ты, объявив, что продолжишь пиратствовать, принял акт милости в тайне от меня и остальной команды, а сам повёл нас в Северную Каролину, якобы для того, чтобы её осадить. И там, пришвартовавшись, вызвал меня к себе и велел успокоить команду, а затем подписать каперское соглашение… Для нас с тобой. Ни для одного из наших людей. — Эдвард нервно сглотнул и нахмурился. — Ты вёл их на виселицу. Сотню наших людей хотел отправить на верную смерть. И меня отправил бы, если бы я не успел вовремя обнажить клинок. — Но я капер, и никто из них не погиб, — сдержанно возразил Хорниголд. — Конечно, потому что я рассказал им всё до последнего слова, и мы подняли мятеж. Тебе было некого принести в жертву короне, раз ты остался один на своём корабле. — Их бы не стали трогать, Эдвард. — Губы Бенджамина нервно дёрнулись. — Я говорил это тогда и повторяю сейчас. Каперы — пушечное мясо. Королю не было бы выгодно самолично избавляться от нас, когда моя команда могла нести службу на войне. Капитан — голос команды, и соглашения подписывают только капитаны. — Ты не сможешь обмануть меня снова, — убеждённо заявил Эдвард, внезапно выпрямившись и заглянув точно Хорниголду в глаза. — Ты лжёшь, иначе зачем тебе лебезить и выслуживаться передо мной? — Потому что ты лучший моряк из всех, кого я когда-либо знал, — просто и прямо ответил Бенджамин, выдержав пристальное внимание Эда бесстрашно и стойко, словно без слов пытаясь донести, что скрывать и стыдиться ему нечего. Но Эдвард молчал, уверенно стоя на своём, и тогда Хорниголд решился продолжить: — Работая со мной, ты придумывал и делал вещи, которые никогда не пришли бы в голову никому другому. Даже я, старый опытный моряк, не смог бы ничего из того, что с лёгкостью делал ты, и именно ты был тем, на ком мы могли бы построить общий флот, а потом, со временем, разорвать контракт с королём и бесстрашно главенствовать в море. — Таким, как ты, «главенствовать» нельзя. Не тяни ко мне руку, если не хочешь быть укушенным, ясно? — Ты боишься меня, — скорбно заключил Хорниголд, и опустил плечи, зримо расслабляясь. Пальцы, до этого державшие чарку, ослабли, оторвавшись от слегка выцветшей медной поверхности. — Я поступал с тобой жестоко, знаю. Но это было то, как меня обучал дисциплине мой капитан, ещё до того, как я сам стал капитаном. И я обращался с тобой так же, рассчитывая, что ты станешь хорошей заменой, когда я погибну. Я думал, что учу тебя. — Ты научил меня, — Эдвард медленно, вдумчиво кивнул. — Научил никогда в жизни не доверять таким, как ты. Не подставлять спину ни в переносном, ни в буквальном смысле. И, уж поверь, этот урок я запомнил надолго. — Почему ты опять сменил корабль, Эдвард? — стихшим, печальным тоном спросил Бенджамин. Тич ощерился, но огрызаться не стал. — Где Конкорд? — Её зовут Месть Королевы Анны, и тебе следовало бы проявить к ней больше уважения, если не хочешь, чтобы она завтра же потопила твой паршивый жалкий шлюп. — Ты изменился с тех пор, как мы виделись в последний раз. Дважды, — проницательно заметил Хорниголд. Услышав это, Иззи настороженно вскинул голову и выпрямился. — И Месть Королевы Анны больше никогда не выйдет в море под твоим командованием. — С чего ты взял? — оскалился Эд. — Она стоит в Окракоке, меньше дня под парусами отсюда. Я могу забрать её в любой момент. — Но ты этого не сделаешь, — возразил Хорниголд. — Я знаю, почему Чарльз Вейн злился на тебя. Ты сжёг Марианну прямо у берегов Северной Каролины, едва ушёл от меня, а его бриг напоролся на её обломки и потонул. Идиот не был осторожен на мелководье и решил уличить тебя в преднамеренной атаке, чтобы не отвечать перед своей командой за потерянный корабль. Никого не станут винить в поражении перед самим Чёрной Бородой, верно? Но важно не это, важно то, почему ты сжёг отличный корабль, не имевший на тот момент ни одного повреждения. — Бенджамин вдруг склонил голову к плечу и мягко улыбнулся, глядя на Эда с покровительственной и гордой, практически родительской нежностью. — А ты сделал это потому, что новому Эдварду Тичу нет нужды плавать на старом корабле. Задумайся, ты любил Марианну, но… — Она связывала меня с тобой, — повержено притихнув, согласился Эд. — Я слышал о тебе после. На Мести Королевы Анны ты растравлял Карибы и Атлантику в своё удовольствие, ведь каждый пират обязан чудить, — Пит и Люциус коротко переглянулись, памятуя о рассказанной Стидом истории про шляпы. — Славный капитан Чёрная Борода. Я искал тебя, но ты был быстрее и всё время ускользал. Я едва успевал ухватиться за твою тень, прежде чем ты пропадал с горизонта вновь. И что теперь? Месть Королевы Анны брошена тобой в Окракоке, а ты водишь… Ты водишь корабль Стида Боннета, верно? — Лицо Эдварда жалобно скривилось, и он едва заметно подался вперёд, к Бенджамину, но собственные плечи из хватки выпускать не спешил, продолжая закрываться. — В прошлый раз ты устроил мятеж и избавился от необходимости следовать за кем-то другим. А что изменилось теперь? Понурив голову, Эдвард склонился к собственным коленям, едва не сжимаясь в забитый клубок, и его окрашенное горем лицо скрыла вуаль распущенных волос. Хорниголд был прав, он не хотел возвращаться на Месть Королевы Анны. Вот только Израэль, видя и слыша всё, что происходило за столом, неожиданно помрачнел. Если даже Хорниголд, не видевший Эдварда больше двух десятков лет, заметил изменения, ситуация была совершенно патовой. А хуже всего было то, что старый капер, похоже, придал огласке то, что Израэль не мог, не желал понять всё это время: Эдвард был намерен окончательно оставить всё, что он построил в лице Чёрной Бороды. Оставить свой корабль, своё имя и прежнюю команду. Быть может, позже он отказался бы и от Израэля — мучительного напоминания о том, какие беды и терзания пришлось перенести прежде. В кармане всё ещё ждал своего часа пузырёк, по заказу старпома добытый Роучем. Иззи зажмурился и тряхнул головой, отгоняя наваждение. Он не хотел разрушать Эдварда окончательно, но как тогда можно было собрать его заново? В конце концов, Хэндс пообещал не бросать его, а вот сам Эд, в свою очередь, не давал ни одной подобной гарантии. — Я, — вполголоса ответил Тич. Вдох замер у Иззи в горле, но он не издал ни звука. — Я изменился. — Ты простишь меня, Эдвард? — Осторожно склонившись навстречу, Бенджамин обвил его левой рукой за плечи так, что между их лицами остался всего лишь фут, в промежутке которого на фоне общего равномерного шума паба можно было услышать шёпот: — Ты не обязан идти за мной, но ты можешь обдумать это, пока оба наших корабля стоят в одном порту, не так ли? — О, вряд ли… Н-нет, я теперь… Я ведь уже капитан, — Эд мелко и спешно покачал головой, но ласковая, усмиряющая улыбка не сошла с лица Хорниголда и после этого. — Я не предлагаю тебе отказаться от звания, чтобы подчиниться мне, — Бенджамин проговорил неспешно и терпеливо. — Я предлагаю партнёрство. — Нет, этому не бывать, — вновь шёпотом выдавил Тич, а затем добавил: — Но я прощаю тебя. В ответ Бенджамин удовлетворённо хмыкнул и, панибратски похлопав Эда по спине, отстранился, выпрямляясь. Он вновь расправил широкие плечи, сняв с себя последние слои беспокойства, а следом за ним, ощутимо приободрившись, вытянулся и Тич. Только сейчас он сумел отыскать в себе достаточно смелости для того, чтобы взять в руки чарку с хересом и сделать небольшой, настороженный глоток. Он редко пил такое, обычно предпочитая ром или стаут, а со Стидом успев привыкнуть к изысканным, стеклянно-прозрачным винам. Херес был резкий и свежий, пряный, кислый и будто бы даже небрежный, но первые капли его от кончика языка расползлись по телу робким теплом. Следом за Эдвардом выпили и остальные, кто был за столом. Иззи осушил стакан с бренди, не оторвавшись даже для того, чтобы вдохнуть, а вот Люциус, напротив, медленно и вдумчиво приник губами к кромке серебристой чашечки, но, вероятно, не ради пробы, а для того, чтобы спрятать улыбку. Наблюдать за тем, как Эд снимает с себя очередной груз, оказалось тревожно, но, в конечном итоге, приятно и весело. Хотя Сприггс так и не смог разглядеть в Хорниголде даже проблеска живой человеческой души, он, сославшись на длительную морскую закалку, пришёл к выводу, что каперский капитан ему глубоко приятен. Дальше вечер прошёл за беседами. Сперва неловкими и скомканными — Иззи продолжал настойчиво давить на Хорниголда молчаливым вниманием, а Эдвард робел и впадал в непринятие, то и дело вынужденный сдерживать машинальные порывы огрызнуться. Зато Пит и Люциус, похоже, в обществе нового морского волка ощущали себя более, чем воодушевлённо. Сприггс, как и всегда ловко лавируя в общих темах, не давая понять собеседнику, какое ошеломляющее количество личных вещей он узнаёт в процессе, выяснил, что когда-то Хорниголд начинал боцманом на торговце, но азарт противостояния целому Миру охватил его столь настойчиво и цепко, что даже эта, казалось бы, непростая работа, казалась скучной, и так было до тех пор, пока ему не удалось обозлить на себя весь королевский флот до такой степени, что скуку невосполнимо вытеснил отчаянный азарт. Теперь Люциус находил всё больше и больше нитей для сравнения, замеченного Питом. Эд и Бенджамин действительно были чем-то похожи. Вот только Тич, отличающийся экспрессией, в сложных ситуациях не был так чист и сдержан, как Хорниголд, примеряющий эмоции, словно маски. Впрочем, разговор и с ним увлекал настолько, что Люциус и Пит, занятые желанием бездумно внимать, как и Иззи, ловящий каждое слово Бенджамина, чтобы уличить его во лжи или подвохе, не заметили, что Эдвард совсем притих. Во всяком случае до того момента, как он вдруг еле различимо содрогнулся и бессильно упал лицом на сложенные на краю стола локти. Беседа сразу же стихла, и все уставились на Тича, в первые мгновения не сумев понять, в чём была проблема. Благо, едва накатившее волнение схлынуло, стоило только Эду тихо засопеть. — Что это? — осоловело прошептал Пит. — Он спит, — объяснил Люциус ещё чуть тише. После долгих дней бессонницы и совершенно бездарных попыток наконец отдохнуть, Эдвард, всё-таки, сумел задремать сам. А нужно для этого было всего лишь отпустить одно из наиболее острых и старых волнений, и, быть может, выпить немного хереса. — Это же отлично. — Я давно не видел, чтобы он засыпал так, — в тон чужим перешёптываниям едва слышно признался Израэль. — Ложится поздно, ворочается полночи, плохо дышит… Встаёт раньше солнца и пропадает на палубе почти на весь день, если только не приходится корректировать курс в каюте. — Занятно, когда он был моим матросом, мог заснуть где угодно, едва на это находилась свободная минутка. — Хорниголд склонился чуть вбок, тщетно стараясь разглядеть спрятанное лицо Эда в небрежно раскинувшемся ореоле пепельных волос, но, потерпев неудачу, только покровительственно ухмыльнулся. — Со мной сон его вообще мало волновал. Это началось уже на Мести, — Иззи насупился. — Когда чёртов позорник Боннет сбежал. Где его опять носит? Уже давно стемнело, — демонстративно указав через просторный зал в сторону окон, Хэндс шумно выдохнул через нос. Было видно, что он хотел повысить голос, и выдавливание из себя одного лишь приглушённого, ровного шёпота было для старпома настоящим испытанием. — Я полагал, он придёт в скором времени. Уволенная на сушу часть моей команды здесь, — Хорниголд плавно кивнул в сторону стоящих поодаль просторных столов, где под пеленой мягкого шума бесед и игр отдыхало с два десятка скромно и практично одетых матросов. Мимолётным взглядом они казались мельтешащей смесью белых, чёрных и серых пятен. Всё меньше Хэндс понимал, как подобная команда в своё время переваривала вечное желание выпендриться и отличиться столь шумного и пёстрого человека, как Калико Джек. — А где остальные? — мрачно поинтересовался Иззи. — На корабельной вахте, разумеется. Я капер, не могу оставить Странника в пиратском порту без должного присмотра. Мои матросы отпускаются на сушу на один день через два, чтобы две трети людей всегда оставались на борту. — И почему ты был уверен, что Боннет придёт сюда, а не вернётся на корабль? — Хэндс ощерился. — Я не был уверен, я сказал «наверное», — мягко возразил Бенджамин, но, стоило ему только подняться на ноги и потянуться к Эдварду, как Иззи молниеносно вскочил, оттолкнувшись здоровой ногой, и с остервенелым усилием схватил Хорниголда за запястье. Тот замер, внимательно глядя на омрачившееся хищным, предупредительным оскалом лицо Хэндса. Старпом, вероятно, зарычал бы, если бы Эдвард не дремал под сводом их сцепившихся рук. — Тронь его хоть пальцем в таком состоянии, и, клянусь, ты глубоко пожалеешь, — предупредил Иззи. — Я весь вечер размышлял, не промахнусь ли, предположив, кто ты, — непринуждённо вскинув брови, Хорниголд легонько тряхнул рукой и, дождавшись, когда хватка на его запястье ослабнет, высвободился, опустив руки по швам. — Ни Эдвард, ни вы сами так и не сказали, с кем я имел честь делить выпивку сегодня. Мы провели в этом пабе почти целый день, а я так и не услышал ваших имён. — Если Эдвард сказал, что это не твоё дело, значит, это не твоё дело. — Я Люциус, а это Пит, — со скучающим видом представил Сприггс, небрежным жестом указав сначала на себя, а затем на своего бессменного товарища. Вечная склочность и суетливый пессимизм Хэндса могли бы встревожить его, если бы были в новинку, но после долгих недель на одном корабле они перестали казаться хоть сколько-то острыми. — Так-то капитан Хорниголд прав, — добавил Люциус после короткой паузы. — Он не обещал, что мы встретим здесь Стида, только предположил, что это может случиться. В любом случае, что мы потеряли? — Время, — рыкнул Хэндс. — А мы разве спешим? — Люциус поднял на старпома проникновенные, чисто-сверкающие зелёные глаза, и тот притих. Мальчик уже не раз оказывался прав в подобных ситуациях, Иззи не желал усложнять себе жизнь теперь, когда они, кажется, внезапно оказались на одной стороне. — Всё равно, пока груз не продан, мы не смогли бы выбрать ремесленника. Мы ведь не знаем точную сумму, которую смогли бы заплатить за услуги. Поищем мастера завтра. А сегодня нам уже пора возвращаться на корабль. — Разве ты не хотел тоже увидеться с Боннетом? — подозрительно сощурившись, спросил Иззи. Люциус не хотел, но лишь по той простой причине, что изначально не ждал его прихода в этот паб. Зная, что весь путь от Порт-Ройала и до Баратария-Бэй Стид был на Мести, Сприггс сперва заподозрил неладное, когда Хорниголд сказал, что может устроить им встречу. Это было очевидной ложью, Боннет давно сбежал со Странника, но теперь, кажется, Люциус знал, зачем старый капер заманил их в паб. Он действительно желал помириться с Эдом, и, видя его убеждённое отвращение к себе, не нашёл иного аргумента, чтобы поговорить. Хотя это и было очевидной уловкой ради собственных интересов, вреда она никому не нанесла: Эд зализал старую рану, Бенджамин снял груз с души, а Пит, Люциус и Иззи славно выпили за чужой счёт. Если последствия притворства Хорниголда этим ограничивались, Сприггс был готов закрыть глаза на его очевидную ложь. — Я могу отправить его к вам позже, — не дождавшись ответа Люциуса, с улыбкой предложил Бенджамин. — Или приходите на Странник сами. Вряд ли он куда-то денется, — Люциус вновь промолчал, твёрдо уверенный, что именно в данный момент ни один человек за этим столом не имел ни малейшего понятия о том, где пропадает Боннет. Хорниголд снова юлил, но угрозы в нём не чувствовалось. Какой вред мог быть от желания помириться? — Нам действительно пора на Месть, — уклончиво добавил Сприггс. Быть может, Стид и впрямь вернулся на корабль, но на свой фрегат, а не на шлюп Хорниголда. После всего, что было сказано и сделано, Люциус полагал это более вероятным вариантом. — Разбудить его? — Хорниголд указал на Эдварда, но Иззи тут же вскинулся, останавливая его от действий ещё до того, как прозвучал ответ на вопрос. — Его сон сейчас даётся с большим трудом, чем прежде давались иные рейды. — Заметив, что Эд вздрогнул, Хэндс протянул вперёд левую руку, робко и успокаивающе пригладив рассыпавшиеся по чужой спине волосы. — Нужно ли его будить? Паб работает ночью? — Вы хотите оставить капитана спать на столе, как какого-то бродягу? — нахохлился Бенджамин. — Это явно плохая идея, Иззи. Мы просто разбудим его и вместе вернёмся на корабль, — повторил Люциус. — Рано или поздно Эдвард заснёт. — Если раньше этого он снова не потеряет сознание, где попало. — Есть и куда более простой способ всё решить, — Хорниголд кивнул в сторону балюстрады второго этажа, и Иззи опасливо вздыбился. Жестом руки вновь подозвав разносчика, Бенджамин всё-таки передал ему монетницу и, не став считать оплату, указал на ряд гостевых комнат наверху. — Скажи-ка, приятель, этого хватит на оплату выпивки и одной спальни с двумя постелями на ночь? — О, сэр… — Кельнер развязал мешочек и, заглянув внутрь, пару раз осторожно его встряхнул. Глухой звон оказался коротким и тяжёлым — монеты бились друг о друга. — Это явно больше, чем нужно. — Забирай всё. Но скажи своей хозяйке, что Чёрная Борода заходил, и лучше никому, кроме вас с ней, не знать об этом, ясно? — Д-да, сэр, — кельнер быстро закивал и, вытащив из кармана несколько ключей, выбрал один, чтобы передать Бенджамину, а затем скрылся с его глаз так быстро, как мог. Неотрывно проследив за этим, Иззи, поначалу ошарашенный и не знающий, что сказать, сумел только поджать губы и гневно покраснеть. Окончательно перестав понимать, чего хочет Хорниголд, и вновь увидев, как тот тянется к Эду, он вспыхнул. Молниеносным движением выхватив оставленную у стола трость, Хэндс метко взмахнул ей между ладонями Бенджамина и спиной своего капитана, вынудив капера резко отдёрнуть руки. Люциус с Питом затихли, прижавшись к спинкам стульев в ожидании неизбежной драки, но ничего не случилось. Ошеломлённо фыркнув, Хорниголд перевёл внимание с Эда на Израэля, и, подобравшись, без обвинений, недовольства или даже обиды, совершенно спокойно спросил: — В чём дело теперь? — Я велел не трогать его, — приглушённо прорычал Хэндс. — Но ты запретил его будить, и он не дойдёт до комнаты сам, пока спит, — рассудительно возразил Бенджамин. — Ты же сам хотел, чтобы он отдохнул. Он отдохнёт, но кто ещё за этим столом сможет поднять его? Ты? Меньше его на полголовы? Хромой? Не сомневаюсь в твоих силах, дружище, но мне действительно не составит особого труда донести его самому. Позволь помочь. — Ты не будешь ночевать с ним, — Иззи настойчиво удерживал трость над Эдом, не позволяя Хорниголду приблизиться ещё хоть на дюйм. — С чего ты взял, что я собираюсь? — опешил Бенджамин. — Ты попросил у разносчика комнату с двумя кроватями. — Конечно, — Хорниголд неловко повёл плечами и, медленно поднеся руку к трости, кончиками пальцев отодвинул её прочь. Иззи поддался, но расслабляться не спешил. — Кто-то должен остаться с Эдвардом. Я заказал вторую постель для тебя. Ты же его старпом, верно? Ты Израэль Хэндс? — ответа не последовало, но по тому, как недоверчиво и ядовито скривилось лицо Иззи, Бенджамин понял, что попал в точку. Впрочем, он не желал усугублять конфликт. Лёгким жестом указав на левую щёку Хэндса, Хорниголд улыбнулся и бодрым шёпотом объяснил: — Про тебя в море говорят «цель отмечена крестом». Я узнал тебя из-за татуировки. Отшатнувшись, Иззи упёр конец трости в пол и зажал щёку рукой, словно стараясь нащупать там старый рисунок в виде косого креста. Краска спала с лица, и Хэндс, уже не смея возражать, бессильно пронаблюдал за тем, как Бенджамин склонился к Эду, сперва лишь скользнув рукой под его лопатками, чтобы предупредить о касании и не прерывать столь зыбкий, но важный сон. Со стороны это показалось отголоском старой истории. Хорниголд, бережно придержав Эдварда вокруг груди, оторвал его от стола, и плавно поднял на руки, прижав к себе, обняв за бёдра и спину так, что голова Тича, тяжёлая от сонного тумана, упала на чужое широкое плечо. В касании не было небрежности или, напротив, неуместной подоплёки, лишь забота гордого родителя, отыскавшего пропавшее чадо и теперь не желающего выпускать его из рук. Вот только видя это, Израэль боялся всё сильнее. Он знал историю о кракене, знал о том, кем был настоящий отец Эдварда, а потому прекрасно понимал, сколь легко его капитан обманывался любовью, с какой слепой готовностью поддавался на неё. Уверенный отказ Тича, многократно высказанный на попытки Бенджамина предложить сотрудничество, был настоящим успехом. Но Хорниголд не сдавался, то ли искренне испытывая к Эдварду тёплую привязанность, то ли просто желая его додавить. Иззи, вечно забитый и твёрдо выучивший, что помощь среди моряков является разменной монетой, с большей готовностью верил во второе. И всё же он смиренно последовал за Бенджамином на второй этаж, бросив лишь один короткий взгляд в сторону стола, где остались Люциус с Питом. Уход собеседников, кажется, ничуть не расстроил их: рука Пита уже благополучно оглаживала под столом чужое бедро. Иззи ехидно хмыкнул и, по просьбе Бенджамина взяв ключ у него из кармана, открыл нужную комнату, пропустив Хорниголда с Эдом на руках вперёд. Гостевые оказались ничем не хуже просторного и чистого паба внизу. Спальня была скромной, но в ней был таз для умывания, кувшин с пресной водой, две постели и даже комод, служащий столом. Из открытого окна внутрь залетал свежий, пахнущий солью ветер, доносящий снаружи еле различимые звуки ночного порта. Иззи не стал закрывать дверь, демонстративно ожидая, когда Хорниголд выйдет, но тот не спешил, кажется, проигнорировав как неприветливое выражение лица старпома, так и его воинственную, вытянутую позу. Без спешки опустив Эдварда на постель головой к окну, Хорниголд отстранился и сделал пару шагов спиной вперёд, пятясь, прежде чем развернуться к двери. На выходе Хэндс, держа ладонь на дверной ручке, демонстративно пялился на старого капера, но и это очередное проявление предвзятой неприязни не вызвало соответствующего ответа. — Я наслышан о тебе, — как бы невзначай признался Бенджамин. — Многие капитаны снискали славу, но далеко не все старпомы сумели сделать это тоже. Любопытно только, плод это твоих стараний, или неизбежный эффект известности твоего капитана? — Покладисто приблизившись к двери, Хорниголд замер по другую сторону от створки и добавил: — Не ищи врагов, Израэль Хэндс. Ищи друзей, а враги найдут тебя сами. — Спасибо, что оплатил выпивку и комнату, — без тени искренности, совершенно ровным голосом отчеканил Иззи, и, стоило только Бенджамину шагнуть за порог, захлопнул дверь, прижавшись к ней спиной. Он старался не дышать слишком шумно, чтобы не раздражать спящего Эдварда, но сердце билось в приступе удушающей тревоги. Последний шанс вернуть всё на круги своя рвался из его рук, до крови обдирая ладони. Хэндсу нужно было поспешить, пока Эд верил ему, пока вновь не склонил головы в сторону Стида или даже этого проклятого пройдохи Хорниголда.