Место у ног

Поначалу Стиду было страшно вновь подниматься на корабль. Скрывшись от Эдварда, он вернулся к Мести, надеясь позже встретить его там, но под давлением собственных опасений сперва не решаясь ступить на борт. Несколько часов Стид просидел на массивной деревянной пристани, в тени корабля ожидая возвращения Эда, но тот не приходил. Олуванде, Джим и Френчи давно вернулись с задатком за сбытый товар, затем Роуч добыл где-то разведённого на воде портвейна и, спустившись на сушу, молча распил его в компании своего первого капитана. Экипаж словно чувствовал, что разговаривать с Боннетом не стоило, что слова были бурей, способной снести хлипкую, едва образовавшуюся основу искренне глубокого осознания. Сидя на пахнущем мокрым деревом и солью причале, Стид начал понимать, каково это — ждать. Он терзался сомнениями, пугался оттого, что с Эдом могло что-то случиться, заламывал руки, ёрзал и нервничал, то и дело беспокойным взглядом прочёсывая толпу. А ведь ему даже ничего не обещали, его ожидание было мучительно, и всё же волновало, тогда как ожидание, которое сам Стид заставил пережить Эдварда, красилось пустыми словами. Стоило только истлеть их блестящей обёртке, как внутри обнаружилось пускай ненамеренное, но предательство. И Стид, дивясь себе, не зная, отчего именно он так сломлен, желал пережить страдания своего возлюбленного, не имея для этого никаких средств. Поэтому он, собравшись с духом и отдавшись на волю безжизненного потока времени, терзал себя сам, по рукоять раз за разом втыкая себе в сердце клинок уничижительных мыслей. Уже вечерело, когда Джон, громогласно окликнув Стида, потребовал, чтобы тот вернулся на корабль. С наступлением темноты на суше в порту становилось небезопасно, и им не стоило рисковать, как и попросту поднимать шум, но Боннет не хотел вставать. Попытки убедить его бросить пустое, совершенно собачье ожидание, были тщетны. Не работали и уговоры, и заверения в том, что Эдвард может о себе позаботиться, а потому точно вернётся, когда будет нужно. Стид волновался, боясь, что его второй побег, как и первый, был истолкован неверно. Что Эд, вновь увидев спину Боннета вместо лица, окончательно убедился в наиболее простом объяснении — желании отвернуться. Ситуацию спасло лишь неожиданное появление Люциуса и Пита. Сперва они показались бесформенным силуэтом в отдалённом свете окон трактиров и мастерских, но затем, приближаясь, стали приобретать очертания. Локоть Сприггса был перекинут через шею Пита, а их кисти сплелись над ключицей, нежно и уверенно. Лёгкие и радостные, пускай усталость и не упустила возможности оставить след на их лицах, Пит и Люциус приблизились к кораблю, переговариваясь о чём-то столь увлечённо, что Стида они заметили лишь за пару шагов до того, как об него споткнуться. Последовавший за этим разговор, впрочем, оправдал риск собственной весомостью. Стоило только Стиду спросить, куда делись Эд и Иззи, как ему мгновенно донесли, что Хорниголд снял для них комнату в одном из местных трактиров, и они придут завтра, а волноваться совершенно не о чем. С последним, впрочем, Боннет не был готов согласиться. Новость о том, что Эд был в порядке, обрадовала его столь же искренне, сколь искренне задело его бесперебойное пребывание в обществе старшего помощника, всё-таки дошедшее до сна в одной комнате. Как бы ни мучил Стид себя, ядовитая, душащая ревность была для него перебором, и он, решив положиться на зов грядущего рассвета, взошёл на Месть в компании Пита и Люциуса, наконец позволив остальной команде выдохнуть. За тихими разговорами в постепенно разбредающейся компании экипажа ночь наступила постепенно. Но сон едва ли мог пересилить беспокойство Стида. Даже зная, что этой ночью возвращения Эдварда ждать не следует, ему пришлось постараться, чтобы закрыть глаза, устроившись под лестницей на квартердек. В полудрёме Стид видел горящий корабль во тьме беспросветной ночи. Его массивный силуэт полз по заливающейся ртутными бликами пелене густого морского полотна, и в безветренной ночной тиши оглушительно грохотали сожжённые доски. Подбитая мачта, заскрипев, упала и проломила фальшборт, а ободранные по кромкам паруса сдавленно гудели в заходящемся буйном пламени. Никто не прыгал за борт, пытаясь ухватиться за последний шанс спасти свою жизнь, но и бегающих по палубе фигурок матросов видно не было. Только между подпорками релинга преувеличенно обильными родниками сочилась кровь, в свете огня отливающая рыжим. Корабль был мёртв, и всё же сквозь пелену забытия Стид вдруг расслышал отдалённые крики. Он прерывисто вдохнул через нос, а затем, изо всех сил уцепившись за этот отдалённый, но оттого не менее страшный звук, вырвался из пут тревожной дрёмы, запоздало поняв, что сон был столь прозрачен, что стал лишь блёклым отражением реальности. Баратария-Бэй была охвачена паникой. Глубокой ночью по портовым границам хаотично мельтешили суетящиеся моряки, а корабли, прежде стоявшие вдоль берега беспорядочным, неподвижным пастбищем, редели, расплываясь в разные стороны, совсем без ориентиров, лишь бы поскорее покинуть портовый котёл. Протерев глаза рукавом уже порядком истрепавшейся рубахи, Стид поднялся на ноги и, схватившись за лестничный косоур, на нетвёрдых ногах развернулся туда, откуда бежали корабли — к каменной косе на востоке бухты. Громыхая и скрепя, на скалы насаживался безнадёжно изуродованный корабль. Огня на палубе видно не было, но откуда-то, прочерчиваясь в блёклом свете порта, струились клубы угорелого дыма. На пару мгновений Боннету показалось, будто он признал корабль по смутно знакомому силуэту. Хотя рисунка на флаге со столь далёкого расстояния было не разглядеть, его мимолётную догадку подтвердили ошеломлённо застывшие у дуги правого борта Айвен и Фэнг. — Капитан Боннет! — голос едва успел привлечь внимание Стида, прежде чем ладонь легла на его плечо, цепкой хваткой приводя мысли в порядок. Убедившись, что Стид твёрдо стоит на ногах, Люциус легонько встряхнул его, помогая сбросить остатки сна. — Господи, я тебя на юте искал, а ты спишь под лестницей… Ты в курсе, что оттуда ничего не видно? — сконфуженно надувшись, Сприггс вдруг запоздало вспомнил, что творилось вокруг, и, как по щелчку отодвинув незначительное, пустое недовольство, вскинул свободную руку, деревянным пальцем указав на восток. — Фэнг сказал, дело плохо! Никто не понимает, что происходит, а Эдварда и Хэндса нет! — Что это? — изумлённо уточнил Стид, ещё хватаясь за призрачную надежду услышать не тот ответ, который первым же всплыл у него в голове. — Рукомойник с парусом! А что, не видно?! — нервно всплеснул руками Люциус, но, мгновенно осознав, что переборщил, почтительно отступил назад. — Прости, капитан, прости, я просто… Это Месть Королевы Анны. — Он встревоженно сцепил руки в замок у груди. — И она… Горела? Ох, — качнув головой из стороны в сторону, Стид в пару движений отряхнул одежду, расправляя лишние складочки и заломы на ткани, а затем нарочито сдержано направился к правому борту. Без ненужных указаний Люциус последовал за ним. — Это корабль Эда, верно? Он никому её не отдавал, не знаешь? — В таверне Эдвард сказал, что прячет её в Окракоке, — неуверенно отозвался Сприггс. — И что дотуда всего сутки пути. — Двумя кораблями и переходом по суше, да, — с неожиданным знанием дела согласился Стид. — Но это же только корабль, верно? Чтобы добраться до бухты, Месть Королевы Анны должна была сделать дугу по Флоридскому Проливу. Не шла же она от Чарльстона пешком, — опершись ладонями на перила фальшборта, Стид вздёрнул плечи и озадаченно нахмурился. — Любому кораблю понадобилось бы на такой путь по воде дней… Шесть, скажем? Но это не любой корабль, это корабль Чёрной Бороды, конечно. — Четыре, — вполголоса встрял стоящий чуть поодаль Фэнг, не спускающий глаз с корабля в надежде сквозь сотни ярдов вдали разглядеть на палубе хоть какое-то шевеление. — Она бы смогла за четыре. — Если не предполагать, какую часть маршрута она преодолела в таком, эм… — Стид замялся, покосившись на Люциуса в поисках подсказки, но получив лишь растерянный взгляд в ответ. — Состоянии. Кто мог сделать это с ней? — Кто мог напасть на судно Эдварда Тича? — Айвен склонил голову и дёргано осклабился. — Пригнать его по ветру в бухту, где находится база Эдварда Тича? Прямо на глазах у самого Эдварда Тича? — Либо кто-то бесстрашный, либо кто-то безмозглый, — пожал плечами Фэнг. — Либо кто-то бессмертный, — добавил Айвен. Вместе они звучно выдохнули, не в силах оторвать взгляды от руин своего прежнего корабля. — Либо кто-то, кто знает, что Эдвард Тич уже давно не так опасен, как раньше, — после тяжёлой, тягучей паузы вдруг добавил Люциус, и Айвен с Фэнгом настороженно замерли, словно стравленные хищники, от отчаяния вот-вот готовые напасть. — Как ни печально это признавать, иногда старпом бывает прав. Эдвард хороший капитан, но сейчас он выглядит лёгкой мишенью. Кто видел его таким с момента возвращения из каперской академии? — Люциус сощурился и коротко куснул себя за нижнюю губу, на пару секунд задумавшись. — Тот расистский придурок с торговца, Хорниголд и Вейн, всë? — Это всё равно мог быть кто угодно, если задуматься, — возразил Айвен. — Все пираты Нассау ненавидят Чёрную Бороду. Ублюдки могли даже объединиться, лишь бы подпортить ему жизнь. — Должны ли мы сходить туда и расспросить команду? — растерянно предложил Стид. Хотя он тоже не мог разглядеть на борту Мести Королевы Анны ни шевеления, ни проблеска света, ему ещё хотелось надеяться, что всё это можно объяснить чем-то помимо побега экипажа или, ещё хуже, беспорядочного геноцида. — Может, кому-то на борту нужна помощь, и нам стоило бы её предложить? — Разумная идея, капитан, но, боюсь, труднореализуемая, — заметил Люциус, кивнув в сторону сухопутной части порта. В суетящейся толпе и суматохе разбегающихся кораблей с виду было почти не продохнуть. Вряд ли выход на берег сейчас возымел бы скорый эффект. — В такой толпе больно просто найти неприятности… Особенно с талантом нашего экипажа к тому, чтобы оказываться не в то время не в том месте. Без обид, ладно? Нам не стоит соваться в эту давку. — Тогда мы подождём, когда порт успокоится, а затем сразу спустимся на сушу, да? — Стид вздохнул. Отчего-то корабль, на палубу которого он ни разу не ступал, вовсе не казался ему чужим, вызывая в сердце смутное чувство давящей тревоги. Эдвард, должно быть, спал сейчас, не имея представления, что творилось в бухте, и некому было предупредить его о возможной опасности как для жизни, так и для духа. — Или, быть может, будет лучше подплыть к ней? — предложил Фэнг. — Корма осела в воду, если приглядеться, можно попробовать пристыковаться с её стороны. Вдруг там раненные? Мы могли бы сразу забрать их. — Но что подумает капитан, когда вернётся из таверны и не увидит Мести на причале? — возразил Айвен. — Вряд ли он не заметит чего-то столь очевидного, как его собственный, здоровенный, жуткий, раскрошенный в щепки корабль, насаженный на скалы, — Люциус фыркнул. — А за ним обнаружит и нас. Я согласен с Фэнгом, лучше подплыть. К тому же, так будет значительно безопаснее. — Тогда нам нужно снять Месть со стоянки, — пространно заметил Стид, и беспокойный галдёж команды вокруг неожиданно притих. Переглянувшись с Люциусом, Боннет неуверенно улыбнулся и, спустя миг получив в ответ кивок немого согласия, развернулся на каблуках, бодро хлопнув в ладоши, чтобы привлечь всеобщее внимание. — Поднимем якорь, друзья! Товарищам нужна помощь! Будите тех, кто ещё спит, и поднимайте паруса! Доберёмся до скалистой косы к рассвету?! Воодушевление взвилось у Стида за рёбрами. Каждый новый вздох его отчего-то окрылённо трепетал, закручиваясь под сердцем сладостно тугим узелком. Он скучал по своей команде, скучал по ломящему чувству заботы и привязанности, которое испытывал, пускай и не всегда умело, но всё же неся ответственность за их благосостояния и жизни. В глубине души он боялся, что его не послушают, что в ответ на попытку поднять экипаж к работе Стид получит насмешки и упрёки, освистывания… Заслуженные напоминания, что капитаном Мести теперь был не он, а Эдвард, совершенно неподражаемый как в своей харизме, так и в лидерских навыках. Боннет боялся, что не нужен экипажу больше, и с каждой новой секундой мёрзлой тишины его страх постепенно усиливался, пока с полуюта, а затем и с квартердека, и со шкафута, и даже из вороньего гнезда не донеслась беспорядочная смесь вдохновенных выкриков «Да, капитан Боннет!». Стид любил этих людей. Искренне, глубоко и неоспоримо сильно. На этот раз, впрочем, различия с прошлыми попытками Стида управлять кораблём были разительны. Он не мог понять, в чём была причина, — успел он сам поднатореть в мореходстве, примерив на себя личину обыкновенного матроса, или же команда, даже под умелым управлением Эда, действительно соскучилась по нему, — но экипаж взялся за работу слаженно, как никогда. Привыкнув разбиваться наиболее комфортными и равновесными группами, моряки справлялись со снастями значительно более быстро и умело, чем это бывало при Стиде когда-либо прежде. Чувство гордости за их труд наложилось на щемяще нежную привязанность. Боннет старался быть разумен и чёток в указаниях, не желая подводить их, и вот, стоило только перерезавшим маршрут Мести кораблям дать ей пускай кривой и ненадёжный, но всё же проход, как она, на развороте гика подхватив ветер, отчалила, сразу же ложась под наклоном на правый галс. Опасность суеты в портах была куда очевиднее, чем прежде обозначил Люциус. Беспорядочно расходящиеся во все стороны корабли всегда имели пугающе весомый шанс столкнуться, если хоть один из рулевых, штурманов или даже самых рядовых матросов совершал непреднамеренную ошибку. В безлюдном морском просторе отклонение на полградуса не было фатально, если речь не шла о потере курса в пасмурный день, в забитом кораблями порту же дела обстояли совсем иначе. Подкилевое течение особенно крупных судов с нескольких ярдов загребало волны в свою сторону, ветер, для всех имеющий одинаковое направление, играл против неумелых рулевых, а иные капитаны, если в спешке возвращались на корабль из портового паба, в бездумном опьянении могли выкинуть глупость. Стид не был готов полагаться на навыки незнакомых ему экипажей, всё приходилось просчитывать наперёд, и он, готовый предельно осторожничать, прекрасно осознавал, что путь через котёл бухты в таких условиях займёт время, несоразмерное расстоянию. Большинство судов, чьи капитаны решили с прибытием Мести Королевы Анны сорваться с места, выходили из Баратария-Бэй по прямой, на юг, прокладывая путь, перекрещивающийся с маршрутом Мести. Кораблю приходилось вилять, то пристраиваясь к берегу, то, под большим наклоном, разворачиваясь к морю, чтобы обогнуть тех, кто ещё стоял на якоре поодаль от причалов. Но цель неумолимо приближалась, и вместе с тем, как между Местью и каменной косой снедался ярд за ярдом, над горизонтом поднималось бледное, пасмурно блёклое солнце. Белым туманом оно озарило горизонт, из-за скал и водной глади собравшись в медленно ползущее по светло-серому небесному куполу округлое пятно. Начинался отлив, и с каждым часом порт становился всё более пустым и тихим, практически мёртвым. Крупным крюком Месть обогнула каменную косу, направляясь к притопленной в море корме прежде славного, вселяющего ужас в сердца всех поголовно карибских моряков корабля. Заметить шевеление на палубе сперва показалось облегчением. По мере приближения всё больше становился заметен чёрный силуэт, неторопливо шатающийся в тенях мачт и постоянно перетаскивающий что-то к накренённой корме. Убедившись, что экипаж знает, что делать, Стид поддался искушению выйти на ют, но с носа Мести ещё на подходе ему предстала чудовищная картина. Некрупная, но всё же мужская фигура, слишком хорошо знакомая ему, хромая, затаскивала вверх по лестнице шестифутовый, замотанный бечёвкой свёрток из изодранной, обожжённой парусины. Преодолев чуть меньше половины лестницы, Иззи замер, опустил, без сомнения, мёртвое тело на ступени, потянулся и, ухватившись за переплетение верёвки вновь, с трудом потащил его дальше. Приглядевшись, Стид с ужасом заметил, что у борта квартердека похожих свертков было ещё два. Захваченный своим монотонным, совершенно неприглядным и тошнотворным, а потому выполняемым без внимания ритуалом, Иззи затащил последнее тело в общую кучу, а затем, замерев перед ними, после пары секунд раздумий опустился на колени. Но не встал. Осел на них, поджав ноги и склонив голову. Из-под правой перчатки коротким, небрежным жестом он вытащил крохотное, серебряное крестинное распятье и, зажав его между ладоней, принялся безголосо читать всё, что помнил, запинаясь и захлёбываясь в словах, которым не верил сам. С первых лучей рассвета он несколько часов заворачивал тела в найденные в трюме запасные паруса, располосованные на погребальные простыни его же кинжалом, затем, группками по четыре, затаскивал их на квартердек и, сложив там плашмя, сталкивал за борт. Парусина пропускала воду и, надуваясь, тянула тела на дно. Но Хэндс не вставал на молитву до самой последней группы, уверенный, что никому из прежде погребённых им в море не помогла бы бестолковая служба того, кто и сам давным-давно не верил в Бога. Только здесь, среди последних, недосчитанных трёх тел, лежал двенадцатилетний юнга, убитый ядром. Ребёнку, который ещё не имел ни сил, ни возраста решить собственную судьбу, шанс на покаяние, даже призрачный и с первого взгляда бессмысленный, совсем не мешал. Быть может, мальчику не грозил Ад. Только всплеск волн, нехарактерно сбивчивый, отвлёк Иззи на очередной строке, и он, подняв безразличный взгляд к горизонту, увидел скользящую вдоль скал Месть. Что ж, он ждал этого, но, надеясь закончить с личными делами своего прежнего экипажа до того, как в них вмешается, несомненно, Боннет, решил поторопиться. — Кто был жив, умерщвлён и погребён, кто сошёл во Преисподнюю, кто в духе воскреси, — Израэль спрятал крестик назад в перчатку и, заткнув выбившуюся цепочку на запястье назад под манжет, поднялся на ноги. — Кто сидит одесную Бога Отца всемогущего, — он схватил одно из крупных тел за бечёвку и, с трудом толкнув его через релинг, сразу взялся за следующее. За минувшее утро Хэндс привык не отвлекаться на шумные всплески плашмя падающих в воду трупов. Второй пошёл сразу за ним, и вот теперь остался только мальчик. Израэль нагнулся, подхватил его под колени и спину, прижав свёрток из парусины к себе, и терпеливо дочитал: — Кто в вере видит Духа Святого, праведных суд, отпущение грехов, воскрешение тела и жизнь вечную. Credo in Deum, — закончил он и, прижавшись бёдрами к перилам, опустил руки. Некрепкое детское тельце стремительно полетело вниз. Иззи поднял взгляд и, вздыбившись, оскалился, наблюдая, как Месть без спросу приближается к скошенной в воду корме. — Уходите! — изо всех сил рявкнул он, но в ответ ему лишь раздался скрежет задевшего кормовой выступ борта Мести. Спаленные доски, хрупкие и ломкие, с громким хрустом проломились под напором твёрдого борта фрегата. — Что ты здесь делаешь, Хэндс?! — с палубы окликнули Джим, явно приметившие, как старший помощник сбрасывал за борт мёртвые тела. — Пошли вон! — повторил Иззи, но, вопреки собственным словам, спокойный и бездушно сдержанный, не сделал ни движения, когда Месть поставила на стыковку кабестан. С борта на борт перепрыгнули Пит, Фэнг и Айвен, но следом за ними, во всём своём невыносимом, даже в потёртой моряцкой одежде предельно блистательном лоске, появился Боннет. Поставив мысок сапога на релинг Мести, он перемахнул почти семифутовую прореху между кораблями в один непривычно лёгкий прыжок, и, хотя приземлился, едва не заломив колено, к его чести, сумел устоять на ногах. — Конечно, ты, блядь, здесь, — раздосадовано сплюнул Хэндс и приосанился, скрестив руки на груди. — Надо было ждать этого. Не может быть, чтобы, увидев Эдварда, ты, пронырливая тварь, не нашёл и Месть. — А я вот не думал, что мы встретим тебя на борту, — в свою очередь признался Стид. Нахохлившись и одарив Иззи презрительным взглядом сквозь нехарактерно хищный прищур, он выступил вперёд экипажа, плавно и чинно, с изяществом дворянина и твёрдостью моряка. — На борту моего, блядь, корабля? — Хэндс мрачно усмехнулся. — Ты имбецил, Боннет. — Это не твой корабль, — возразил Стид. Его левая рука плавно легла на рукоять покоящейся в ножнах шпаги, но будто бы небрежно, совсем без угрозы. За его спиной всё больше членов экипажа решались перепрыгнуть с борта на борт, хотя кто-то, то ли опасаясь споткнуться и провалить прыжок, то ли благоговея перед призрачным массивом легендарного корабля, упорно наблюдал за происходящим с родной палубы. — Это корабль Эдварда. Что здесь случилось? — Здесь? — Иззи вскинул руки, с ядовитым гневом пристально впившись в Боннета безжалостно пустым взглядом. — Так выглядит корабль после рейда! Поверженный корабль, ты забыл?! Ах, или вовсе не знал? Верно? — осклабился Хэндс. — Ты не знал, какой позор. Впрочем, лишь для пирата, но не для тебя, жалкое подобие корабельной крысы! — Что с экипажем? — через усилие прибавив металла в голос, спросил Стид, но одного единственного кивка Иззи за борт оказалось достаточно, чтобы дальнейший, неумолимый ответ остался всего лишь добивающим ударом. — Мертвы, — на выдохе объявил Хэндс. — Все до единого. Разломанные доски, лужи въевшейся в застарелое дерево крови, пятна чудом потухшего пожара, тела, сброшенные за борт… Стид, без сомнения, мог догадаться и сам, но до этой секунды не хотел верить, что подобное могло произойти. Месть Королевы Анны — монолит великолепия Эдварда Тича, триумфальный памятник его выдранного зубами превосходства, была безжалостно загублена, и, без сомнения, уже не подлежала восстановлению. Славная команда — убита, их тела — преданы забвению в бездонной пучине моря. Но куда хуже было понимать, что это же, вероятно, пришлось осознать, принять и пережить и самому Эдварду. Стид сломал его прежде своим уходом, испортил лучшего пирата в истории, не сумев сделать правильный выбор, но теперь было уничтожено и всё то, чего Эд добился в свои лучшие времена, когда ещё не был отчаявшимся, уставшим и замученным. Наверняка вид его излюбленного, некогда обласканного восторгом и вниманием корабля, нанизанного на скалы и подпалённого, превратившегося в изорванную, бесполезную развалину, и поголовно убитой команды, стал последним ударом. Но Стид хотел видеть, что стало с тем, за кем он столь безудержно, и всё же трепетно гнался, и кого совершенно беспамятно любил. Сглотнув и едва выдавив из сжавшегося горла собственный голос, Боннет подобрался и прохрипел. — Где Эдвард? — На его глазах Израэль отвёл чуть-чуть назад левую ногу, развернув её мыском в сторону, словно при боевой стойке. Его рука, в запоздалом ответе на позу Стида, предупреждающе накрыла эфес. — Отведи меня к нему, Иззи. — Нет, — от зубов отчеканил Хэндс. — Пошёл вон. — Я не уйду, я должен увидеть его, — с ужасом Стид заметил, как уголки губ Израэля болезненно задрожали. Сердце стала окутывать липкая пелена подступающей тревоги. — Что с ним? Немедленно отвечай, — глаза Боннета забегали по чужому силуэту снизу вверх, панически сбивчиво, мелкими, неровными рывками. Хэндс стоял на удивление твёрдо для человека с едва вправившейся ногой, но в каждом мускуле его проступало вынужденное напряжение. — Где он? — Там, где ты его уже не достанешь, — сквозь горькую ухмылку ехидно прорычал Иззи. В холодном ужасе Стид наблюдал, как рука Хэндса потянулась за пазуху жилетки, сбив обычно безупречно заправленный галстук. Когда же кисть выскользнула наружу, в обнажённых, не скрытых чёрной перчаткой пальцах, словно безжизненное ничто, жалкий обрывок проигравшего битву флага, был сжат пышный хвост вьющихся пепельных волос. Небрежно подрезанные, туго обвязанные чёрным платком Стида, который Эд до сих пор носил, не снимая, пёстрые от проседи волосы мягко вздымались, шевелясь на лёгком ветру, но не задорно и завораживающе, как раньше, а мертвенно, будто саван на теле повешенного. Убедившись, что Боннет хорошенько разглядел последнее, что он мог получить от покинутого им возлюбленного, Хэндс дерзко вздыбился и небрежным жестом бросил хвост к его ногам. Теперь, когда волосы, прижатые к палубе весом завязанного в узел платка, лежали достаточно близко, чтобы разглядеть все детали, вплоть до мелочей, Стид заметил пятна крови, въевшиеся в чёрную ткань. Его разум ждал, что тело тут же выхватит шпагу и кинется вперёд, нападая безжалостно, чтобы воздать за отнятое, за безнадёжно уничтоженное, за то, что было так дорого, и теперь, недосягаемое, причиняло невыносимую боль. Но вместо этого Стид почувствовал, как его колени подкосились, а перед глазами поплыл туман. Упав на палубу, он едва успел выставить ладони вперёд и, не видя ничего от мгновенно застлавших взгляд, обжигающе горячих слёз, надрывно, хрипло завопил. Не решаясь отступить от него, экипаж стоял позади, и только один из них, оставшись незамеченным в общем ошеломлении, проскользнул вниз с квартердека. — Что ты натворил, ублюдок? — раздался рык Джима позади. — Н-не может этого быть, — оцепенело вторил Френчи. — Ты убил… — выдавил Фэнг: — Убил капитана? — Это было милосердно, — голос Иззи звучал хладнокровно и пусто. — Я увидел, что Боннет вернулся. Не было смысла продолжать эту жалкую пытку… Издевательство над тем, кто когда-то был велик. Так что я перерезал ему горло. Это быстрая, чистая смерть, он не мучился, уверяю. Но волосы забирай, если хочешь, — Хэндс склонил голову к плечу, ввинчивая испытующий взгляд в конвульсивно сжавшегося на палубе Стида. — Жест доброй воли. Подумал, что ты оценишь, и срезал. Но это всё, что от него осталось. Если ты не хочешь, конечно, поискать ещё чего-то среди десятков трупов, которые я похоронил сегодня на морском дне. Как думаешь, ты сумеешь узнать его тело, даже если оно завёрнуто в парус? — Н-нет, нет, нет, — смазано взмолился Стид, едва ворочая неожиданно вязким во рту языком. Пальцы правой руки конвульсивно вцепились в стягивающий волосы шейный платок и притянули ближе, в дёрганом от панического окоченения порыве прижав окровавленный узел к груди. — Эдвард, мой Эд-двард… Бедный, милый Эд… Т-ты… Что ты над-делал? З-зачем? За что? — и снова крик. Прижавшись лбом к измаранным доскам палубы, Стид выгнул спину дугой, не в силах терпеть разрывающую его изнутри боль. Он не успел вернуться. Мог подойти к Эду сотню раз, но струсил, и теперь Эд был убит, а Стид оставался здесь, среди живых, не защитивший его, даже не успевший попросить прощения. — Ты ег-го забрал! Т-ты забрал его! — в гневе завыл Стид и, задрав голову, неожиданно вскочил на ноги. Перевязанные галстуком волосы выпали из его рук, но в ладони почти сразу оказалась шпага, и Боннет хотел было кинуться вперёд, но вдруг его поперёк груди обхватили грузные, крепкие руки Джона. Рванувшись прочь в безнадёжной попытке освободиться, Стид попытался вытянуться, податься вниз, подёргаться, вот только это не имело никакого эффекта. Он рычал и брыкался, сопротивляясь твёрдой хватке, но Фини не двигался с места, и отчаяние в Стиде пересилило вспыхнувшее пожаром желание отомстить. Хрипло заскулив, он вдруг содрогнулся и ослаб, повиснув на чужих предплечьях и уронив голову вперёд, без сил и чувств. — Я велел вам уходить, — невозмутимо повторил Хэндс. — Вам нечего искать здесь. — Я прикончу тебя, хренов сукин сын! — следом за Стидом разъярились Джим, но их за запястье схватил Олуванде, вынуждая остаться на месте. — Почему ты не мог просто оставить его в покое?! — гневно выкрикнул Пит. — Что не так с тобой, чёртов стервозный мусор?! — Мерзкая тварь! — Сдохнуть тебе в одиночестве на этом корабле! — Надеюсь, ты сгниёшь заживо! Угрозы, упрёки и пренебрежение слились в один непрерывный поток. Израэль стоял неподвижно, слушая, но не вслушиваясь. Гул разгневанных, исполненных ненависти голосов был обрамлён бездействием, и в глубине души Хэндс радовался, что ему не пришлось драться ни с кем из экипажа Мести. Он был готов к дуэли со Стидом, и даже полагал, будто найдёт в себе достаточно смелости, чтобы его убить, но Стид, пережив потрясение, потерял сознание, лишив его необходимости ввязываться в очередную склоку. А уж поток обвинений Иззи мог вынести безболезненно. Он, привыкший к куда более пренебрежительному отношению, тешился мыслью, что сделал всё правильно, и сейчас, как и всю ночь до этого, ушёл в себя, способный рассуждать лишь о том, что ему предстоит и стоит делать дальше. Слух о смерти Чёрной Бороды, если бы он разнёсся, всколыхнул бы Карибы, поставив всё с ног на голову, но это была более, чем разумная цена за цель, которую преследовал Израэль. Он хотел быть спокоен и точно знал, как лучше поступить. Но до сих пор сам не мог понять, отчего же, в таком случае, его сердце наполнялось чувством тоски и вины. Бросив напоследок «Не попадайся мне на глаза, сукин сын», Джим, стараясь сдержать себя от несвоевременного порыва, который, несомненно, только усугубил бы ситуацию, подобрали из-под ног срезанные волосы и перемахнули назад на палубу мести. Моряки отступали, не зная, что делать, и не имея достаточно прогнившего духу, чтобы действительно изувечить того, кто некогда звался их товарищем. С тяжестью на сердце Хэндс наблюдал, как они, один за другим, отступали, в отвращении к нему больше не желая находиться рядом. Что ж, это было то, чего он хотел. Это было к лучшему. В общей суете и тяжёлом, не поддающемся осознанию шоке, никто не заметил, что на палубу Мести Королевы Анны сошло больше людей, чем позже вернулось с неё. Иззи, подавленный, но старающийся держать лицо и всё ещё убеждающий себя в правильности собственного выбора, не заметил тоже. А ведь Люциус скрылся под палубой корабля так спешно и тихо, как мог, едва увидел в руке старпома срезанные волосы Эдварда. Кабестан застрекотал, подбирая выпустивший сцепку канат, но, когда Месть двинулась под ветер прочь, назад в порт, Сприггса на ней уже не было. Вместо этого он шастал по коридору между корабельными отсеками, ненароком заглянув в проход к кубрику и даже отыскав кают-компанию прежде, чем наткнуться на капитанскую каюту. Дверь была массивной, но, на удивление, незатейливой, а вот вид внутри и впрямь снедал взгляд, заставляя теряться в беспорядочном изобилии небрежно пристроенных тут и там, чудных и редких предметов. Но Люциус сбежал не из праздного любопытства. Он, искренне полагающий, что успел узнать Израэля достаточно, чтобы понимать, когда ему стоит верить, а когда — нет, хотел найти не капитанскую каюту, а скорее то, что обнаружилось в ней. Быстро оглянувшись по сторонам, Сприггс прикрыл за собой дверь и тут же спешно кинулся к стоящей в углу постели. Там, на валеном из тёмно-серой шерсти настиле, по пояс укрытый простым одеялом из неокрашенного хлопка, на боку, спиной к стене лежал Эдвард. Он был неподвижен, а руки его, пристроенные поверх пледа, лежали тяжело и безвольно. По промятой подушке были раскинуты криво остриженные по плечи волосы. С первого взгляда Тич и впрямь был похож на покойника, но он уж точно не был завёрнут в парусину и не лежал сейчас на морском дне среди трупов своего прежнего экипажа. Люциус был уверен, что не прогадал, а потому, хотя и был рад, не особенно удивился, когда, опустившись у постели на колени и поднеся к губам Эдварда тыльную сторону ладони, ощутил едва заметное, влажное тепло. Эд был жив и даже не ранен, абсолютно невредим, уложен в постель и бережно укрыт, и, как бы ни считал остальной экипаж, теперь это больше походило на то, что мог сделать Хэндс. Его мотивы вовсе не были туманны, стоило лишь поставить себя на его место, как всё разом становилось по-чёрному понятно. — Эдвард, — позвал Люциус, положив ладонь Тичу на бок и легонько его пихнув. — Эдвард, вставай, капитан… Эд? Стид наверху, пойдём, пока не случилось плохого. Давай, ну же, возьми себя в руки. Глаза Тича приоткрылись, но лишь немного — веки казались тяжёлыми, а тусклый свет каюты дезориентировал. От беспорядочных пятен разбросанных всюду предметов Эдварда мгновенно стало укачивать, но, очнувшись, он был рад видеть перед собой дружелюбное и чистое лицо Сприггса. И всё же Эд чувствовал, что ему тяжело дышать. На грудь будто что-то давило, было холодно, а вставать совершенно не хотелось. Более того, Эдвард был практически уверен, что собственные ноги его не выдержат. Прежде он не просыпался в подобном состоянии и после самых страшных пьянок, но сейчас отдалённо вспомнил, как Иззи признался, что опоил его… Чем? Лауданумом, кажется. Сонным наркотиком. Хотя Эд до сих пор и не мог понять, зачем. Кроме того, теперь было весьма странно проснуться в своей старой постели, на Мести Королевы Анны, куда Тич совершенно не планировал возвращаться ни до, ни, тем более, после того, как на палубе обнаружились до неузнаваемости изувеченные трупы его прежнего экипажа. Эдвард хотел вернуться на Месть и забыться, быть может, написать новую песню или научить команду определять время по солнцу. Но вместо этого он лежал здесь, неожиданно обессиленный и растерянный, с пустой головой, неспособный даже пошевелиться без посторонней помощи. В подобие сознания его выдернула прижавшаяся к открытому лбу, мягкая и ухоженная рука. — Встать. Нет, — с трудом сформулировал Эдвард. Его мысли плыли, и по чужому опыту он знал, что такое состояние продержится ещё пару дней. — Нужно, капитан, — жалобно запротестовал Люциус, взяв Тича за руку и потянув наверх. Ладонь, словно бескостная, выскользнула из его хватки, вновь упав на матрас. — Моя вода, — попытался объяснить Тич. — Опиум, спирт. Выпил. Забылся. — Ты принял опиум?! — осоловело ощерился Люциус. — Иззи, — объяснил Эдвард, и мальчик тут же присмирел. — Чёрт, — Люциус вновь осел и нахмурился, со вздохом окунувшись в охвативший его ворох скорых мыслей. — Мы приплыли проверить, не нужна ли кому-нибудь помощь на этом корабле, но тут оказался Хэндс, и он сказал нам, что… Что убил тебя. — Чушь, — отмахнулся Эд. — Да, была бы, если бы он не предоставил доказательство. Твои волосы, Эдвард. Вздрогнув, Тич суетливо завозил головой по подушке, пытаясь понять, что Люциус имеет в виду. К своему ужасу, он заметил ответ почти сразу. Даже перед его лицом на подушке раскинулась пара обрубков от некогда нежных и ухоженных локонов. И это не было бы проблемой, если бы перед глазами мгновенно не встало ошарашенное, источающее отторжение, неприязнь даже, выражение лица Стида, когда Эдвард явился в казарму бритым. Он не хотел видеть это во второй раз, уж точно не в прекрасных золотистых глазах, некогда полных любви и привязанности к нему, пока всё не пошло под откос. Тич не был готов предполагать, стали бы остриженные волосы большим разочарованием или меньшим, он уже успел запомнить, что Стиду нравилось лишь то его лицо, которое было выставлено на обозрение ещё в самом начале их знакомства, и, чем больше менялся Эдвард, чем больше открывался, тем дальше он был от того образа, который Стид мог бы любить. — Встать, — захныкал Эд, но, попытавшись поставить под себя трясущиеся от неожиданного перенапряжения руки, не смог подняться даже на дюйм. Он едва развернулся, и тут же почувствовал навалившуюся усталость, сопровидившуюся совершенно непредвиденной отдышкой. — Не могу, нет, не могу, не могу, — надсадно заныл Тич, но мгновенно успокоился, едва Люциус положил ладонь ему на плечо, демонстративно прижимая его к кровати. — Ничего, не страшно, — успокоил он. — Отдохни. Они хватятся меня рано или поздно, и пойдут искать. Я спрячусь тут пока, удостоверюсь, что с тобой всё будет хорошо, — Сприггс с нажимом погладил Эда по спине. — Всё обязательно будет хорошо. — Прерывисто кивнув в ответ, Эдвард вздохнул и закрыл глаза. Он не знал точно, было ли сонным видением прозвучавшее прежде имя Стида, но сил спросить уже не было. Эд снова провалился в темноту.