Место у ног

Земля была близко. Пожалуй, даже слишком, если бы хоть кто-то на борту додумался спросить Израэля. Он видел очертания уходящей вдаль косы рифа на горизонте, и к северу от неё — прозрачно-серый силуэт массива материка. Солнце садилось, но коснуться уходящей вдаль линии воды ещё не успело, словно зависнув на окончании небесной дуги. Путь через пролив предстоял неблизкий. Его полотно простиралось на многие мили вокруг, но, даже несмотря на завидный простор местных вод, входить в них было всё равно, что оказаться в яме с десятком голодных диких собак. Здесь было не счесть враждебно настроенных пиратов, но, кроме того, сюда же день ото дня, в запале охоты, наведывались особо самоуверенные и несносные корсары, могущественные в достаточной степени для того, чтобы преследовать врагов в их же гнезде. Пока Стид отдавал приказы по уборке летучих парусов, Хэндс, уже успевший свыкнуться с бытием корабельного призрака, был предоставлен сам себе. Правда, в кои-то веки нынешнее положение дел его скорее радовало, чем удручало. Предоставленный сам себе, Иззи имел достаточно времени и резерва внимания на то, чтобы подмечать происходящее вокруг. Едва заметно дёргаться в сторону бизань-мачты, если оттуда раздавался свистящий звук некстати проскользнувшего каната, метко и скоро оборачиваться на выкрики суетящихся матросов, но, что самое главное, следить за горизонтом. Чёрная точка — крохотный и далёкий силуэт корабля мог появиться там в любую минуту, а Хэндс бы не имел ни малейшего понятия, что с этим стоит делать. Он плавал через Флоридский пролив и прежде, но уже много лет назад, ещё до того, как попал в команду Эдварда, которому путь в эти воды был заказан. Месть Королевы Анны избегала прибрежных просторов Нассау столь кропотливо и старательно, что порой это начинало походить на паранойю. Но Тич не был ни трусом, ни безумцем — во всяком случае не в своём желании не совать руку в осиное гнездо. Даже имея одну из баз в Окракоке, наиболее привычную, тихую и надёжную, с давным-давно подкупленным губернатором, Эдвард всегда выбирал длинный путь, чтобы выйти из Карибских вод в Атлантику, и, без обсуждений, с охотой растягивал плаванье на несколько дней, лишь бы избежать Пиратской Республики. Это было всего лишь одной причудой, но одной из многих, которые могли бы раздражать и вызывать непонимание у подчинённых матросов. И тем не менее, Эдварда слушали. За ним шли. Его приказы выполняли беспрекословно и быстро, как старался делать и сам Израэль. Отстранённость Тича, его рассеянные недоговорки, тоскливое молчание и опасения, не имеющие объяснений, нуждались не в упрёках, а в вере. Как жаль, что Хэндс, в противовес капитану, ещё задолго до встречи с ним, выстроил свою личность на критичности и сомнениях. — До заката сорок пять минут, — промямлил Стид под нос, обернувшись на Запад и подняв прямо раскрытую ладонь к линии захода. Солнце было всего в трёх пальцах от горизонта и, разливаясь по небу пламенеющими алыми и рыжими пятнами, продолжало неуклонно сползать вниз. — Ближе к получасу, если считать по северному азимуту, — со стороны квартердека раздался слабый голос, и все, кто сумел расслышать его, мгновенно обернулись в сторону прохода под носовую часть палубы. У двери, бледный и вымученно щурящийся, стоял Люциус, держащий в руке явно старый, но всё же небольшой и изящный золотистый компас. Неожиданно ловким движением сбросив его с ладони, Сприггс перехватил крепящуюся к кольцу цепочку. Компас повис на ней, покачиваясь у всех на виду, словно нежданный бравадный трофей. — Солнце в шестидесяти градусах по северному ориентиру, так? И Равноденствие уже было… А вот солнцестояние — ещё нет. Если, конечно, я не умудрился его проспать, — Люциус бледно ухмыльнулся. — Не равняйте наклон захода в разные времена года, капитан. Если я что-то и понимаю в морском деле, так это то, что пятнадцать минут — это много. — Сприггс едва успел договорить, когда под руку его, настойчиво и спешно, подхватил мгновенно сорвавшийся с поста Пит. — Где ты это взял? — настороженно поинтересовался Стид, указав на зависший в воздухе компас. — Стащил, — незатейливо отозвался Люциус. — С Мести Королевы Анны… Без обид, — он бросил короткий взгляд в сторону напряжённо подобравшегося Иззи. — Я подумал, так можно решить вопрос с тем, что, без капитана Эдварда на борту, только мы со старшим помощником складываемся в полноценные часы. Иззи не умеет высчитывать азимут, а я не могу точно определить, где Север, если при мне нет компаса. Так что вот, — демонстративно фыркнул Сприггс. — Компас. — А вот и часы, — с доброй насмешкой заметил Стид, в напускной непринуждённости достав из кармана небольшой потёртый хронометр. — Ой, да не благодари, — Люциус закатил глаза, и, не дав Питу ни секунды на то, чтобы возразить, решительно направился в сторону Стида вдоль палубы. Он заметно хромал на раненную ногу, но держался упорно и будто бы даже по-самоотверженному настойчиво. На несколько долгих дней совершенно утеряв нить происходящего вокруг, сейчас Сприггс был твёрдо намерен вернуть её в свои руки. — Вернись под палубу, — неожиданно подал голос Хэндс, и команда словно мигом ощерилась, как по щелчку, вместе. Только Стид и Люциус остались спокойны, позволив ему вмешаться в нежданный разговор. — Мы проходим опасные воды. Ты отвлекаешь экипаж и будешь мешаться под ногами, если случится аврал. — Поспорим о том, кто тут действительно «мешается под ногами»? — Джим взвились, но присмирели мгновенно, стоило только Люциусу спрятать взгляд и слишком уж явственно подавить понурый вздох. Пару членов команды подобным апломбом было не обмануть. Сприггс даже не постарался выглядеть естественно неуверенным или задетым. И всё же большая часть экипажа, неумелая в разборе эмоций, считала этот жест, как искренний и тонкий. Хэндс едва заметно покраснел, но в этот же миг, почувствовав вздорное тепло на лице, потёр щёки упором ладони, в неумелой попытке скрыть собственное смятение. — Я могу быть полезен, представь себе, — застыв на месте и неуверенно насупившись, пророптал Сприггс. — Чем? — Хэндс надменно вскинул брови и, выпрямившись, скрестил руки на груди. Вся поза его источала дерзкую уверенность, но в глазах сверкала поволока беспокойства. — Поднимешься на рей, когда с трудом смог подняться на ноги? — Рук здесь и без меня хватает. Но у меня есть ценные знания. — В чём? В оснастке? В навигации? В картографии? — В математике, — Люциус вспыхнул, вновь вскинув кисть, сжимающую цепочку с компасом. — И я единственный из членов экипажа предельно точно определяю градусную меру на глаз. Израэль собирался было вновь открыть рот, чтобы возразить, но затем нехотя представил, что неизбежно произойдёт дальше. Что происходило уже много раз прежде, и чего уже пора было научиться избегать. Люциус Сприггс был таким же баловнем судьбы по образу, каким Стид Боннет был по роду. Всеми предельно обожаемый, острый на язык, дерзкий и неуместно кокетливый, Люциус вёл словесные поединки столь же легко, игриво и изящно, сколь сам Хэндс в более юном возрасте, ещё не лишённый азарта, вёл поединки действительные. Представляя, как просто было бы поставить мальчишку на место, пустив в ход оружие, Иззи раз за разом самонадеянно ступал на чужое поле и терпел непрерывные поражения в излишне перемудрённых, непристойно затейливых схватках ума и остроязычности. Он умел колоть шпагой, но не умел речью, меж тем, как в обращении людей, с которыми ему в последнее время доводилось сцепляться всё чаще, именно слова наносили вред куда больший, чем когда-либо мог нанести клинок. Но Люциус был дружественен. Одно лишь осознание этого, чуждое, непривычное, как ласка забитой бродячей собаке, усмиряло в душе Хэндса привычную злость на всех вокруг. Он не хотел затевать с юношей ссоры, вот только на палубе Сприггсу и впрямь делать было нечего. Подавленный, избитый и замученный, он выглядел так, словно вот-вот готовился свалиться в обморок. Раны наверняка ещё не успели закрыться достаточно надёжно, и уж точно Люциус не мог без потерь перенести суеты, которая неизбежно поднялась бы, случись на Месть вполне вероятное в водах Нассау нападение. — Это может быть… — Стид напряжённо скуксился, подбирая слова. — Опасно, — с решительной готовностью предложил Хэндс. — Рискованно. Опрометчиво. Глупо. Ребячливо. Неразумно и абсолютно бестолково. — Тяжело, — перекрыв все упрёки и предостережения Иззи, наконец подытожил Боннет. Проведённая им черта на первый взгляд показалась бессмысленной, слишком пространной, бледной и мягкой, чтобы действительно кого-то в чём-то убедить. Но, вопреки своим опасениям и недоверию, Хэндс заметил, как взгляд Люциуса перестал быть стеклянным и, налившись талым блеском, растроганно потеплел. — Мы выходим в Атлантический океан сейчас. Здесь нельзя вставать на якорь, это может занять всю ночь, а ты ранен… Не лучше ли выждать более подходящего момента для возвращения к работе? — При всём моём уважении, капитан, не ты ли первым должен был понять, что «подходящих моментов» не бывает? — слова эти вырвались столь легко и при этом столь неуместно, что, даже тихим, вымученным голосом Сприггса, показались громче пушечного залпа. Мальчишка вздёрнул аккуратные бровки уверенно и невыносимо жестоко, пока Стид, открыв рот, тщетно пытался разобраться, не почудилось ли ему услышанное. Словно этого и без того не было достаточно, Люциус кашлянул и неумолимо подчеркнул: — Делай сейчас, или жди идеального времени. Но тогда не будет никаких гарантий, что твой фактический шанс, который ты счёл неудачным, не испарится вдруг вовсе, оставив после себя одни только беды и сожаления. Экипаж замер в оцепенелом напряжении, и только стоящий поодаль Хэндс, неожиданно просияв, совершенно нехарактерно прыснул и рассмеялся, тут же предприняв совершенно бестолковую попытку прикрыть рот ладонью в перчатке. Звук вышел прерывистым, нервным и сбивчивым, но при этом явным и чистым, как плеск бьющихся о скалы волн. Иззи и сам не ожидал от себя такого, но теперь уже скрывать непредвиденно накативший приступ весёлости было поздно. Смятенное, подавленное и вместе с тем гордое выражение, отразившееся на лице Стида, когда Люциус произнёс эти непередаваемо ироничные слова, было совершенно новым и невыносимо грело в своём аляповатом смирении. Несомненно, Сприггс не хотел грубить или давить. Сказанное им было лишь советом, направленным исключительно на то, чтобы отдалиться от прежних ошибок. И всё же одна только мысль о том, как дерзко и решительно Люциус умыл человека, которого прежде старался отчаянно выгораживать, бросала Хэндса в экстаз давно позабытой самоуверенности. Это было, мягко говоря, восхитительно. До сих пор загнанный опасениями вновь оплошать на словесном поприще, в команде Мести негласно принятом за единственное действенное, Иззи никак не ждал своими глазами увидеть, как мальчишка, до сих пор раздражавший его своим умением вывернуть ситуацию так, чтобы оказаться на её вершине, выкинет нечто подобное с собственным капитаном. В неожиданно яркой и праздной удовлетворённости этим, Хэндс даже не думал о том, что, возразив Стиду, Люциус, по сути, возразил и ему тоже. Это было уже не столь значимо. Когда мнение Боннета подкрепляло сказанное Израэлем против Сприггса, кто бы ни вышел победителем в итоге, игра стоила свеч. — Чёрт возьми, он тебя цапнул, — прохрипел Хэндс, будто и не замечая постепенно сосредотачивающихся на нём взглядов. Стид тоже перевёл своё внимание, теперь растерянно мечась глазами по всему, за что можно было хоть на миг уцепиться. И только Люциус, мягко выскользнув из поддерживающей хватки Пита, стоял невозмутимо и уверенно, хотя и без капли горделивости. На чистом лице не было ни иронии, ни злорадства. Он терпеливо ожидал заслуженного ответа. — Это не так уж и смешно, мистер Хэндс, — надувшись, проворчал Стид, и Иззи вдруг притих, как по команде, но не сконфуженно или виновато, а скорее просто стараясь дать себе больше воздуха для того, чтобы говорить внятно и ровно. Смех был ему непривычен и чужд. Смех забивал горло. — О нет, — Хэндс покачал головой. — Это самое смешное, что я видел за последние пять лет. Ты ненавидишь меня, капитан Боннет, — эти слова слетели с языка жёстким комком яда. — Но меньше, чем волнуешься за каждую последнюю душонку на своём игрушечном судёнышке. Поэтому ты готов согласиться со мной, если это в интересах твоего матроса. Вот только твой матрос, — он с небрежной ехидцей вскинул руку в сторону Люциуса. — Скорее прыгнет за борт, чем послушает меня, даже если ты встанешь на мою сторону. — Ты очень самонадеянный человек, если считаешь, что я готов спорить с капитаном только ради того, чтобы тебе насолить, — небрежно бросил Люциус, и, наконец решившись не дожидаться прямого позволения, обогнул лестницу на квартердек, чтобы опуститься на одну из нижних ступеней. Это отняло усилия. Движение неизбежно вынудило сжать зубы, и всё же Сприггс более никак не выдал дискомфорта, оставшись всё таким же уверенным и невозмутимым. — Послушай-ка меня внимательно, проклятый ты мнительный щенок… — взвился Хэндс, но его мгновенно прервали. — Пусть остаётся, — отрезал Стид, но, в то же мгновение приняв привычный вид лёгкого, покровительственного спокойствия, дал волю бледной, усталой улыбке. — Только ты должен пообещать, что, если почувствуешь себя дурно, сразу скажешь об этом ближайшему из товарищей. По рукам? Сприггс кивнул, неожиданно серьёзный и собранный настолько, словно просьба Стида была действительно важной и ответственной задачей для него. Зная о том, какой путь избрал капитан Мести, Люциус не мог остаться в стороне, и, уж конечно, он был прекрасно осведомлён как о направлении нынешнего курса, так и о его опасностях. Члены экипажа, день ото дня без особой надобности проводящие в кубрике часы лишь для того, чтобы убедиться в сохранности Сприггса, неизбежно выбалтывали ему всё, что за день успевало происходить на палубе. Об очередной ссоре между Стидом и Хэндсом он узнал так скоро и подробно, словно сам присутствовал при ней, и всё же с сожалением подумал о том, что мог бы изменить исход конфликта, если бы только оказался рядом. Наловчившись вставать между Иззи и Эдвардом, когда у одного из них случались припадки злобы и раздражения, а у другого выдавался особенно безуспешный день, Люциус полагал, что имело смысл попробовать заняться и всеми прочими неудобными стычками, которые Хэндс умудрялся затевать практически непрерывно. В отличие от всей остальной команды, Сприггс, гася естественное раздражение, с чистым юношеским разумом понимал, что злость старшего помощника, его неприязнь к происходящему и раздражительность имели истоки, и, пускай даже до сих пор наловчившийся лишь в том, чтобы вовремя спроваживать Израэля подальше в моменты вспышек, Люциус чувствовал, что находился близко к цели. Был уверен в этом, наконец твёрдо убедившись, что на всё в жизни Хэндса была, в целом, лишь одна причина. Он злился и брал себя в руки, он терялся, он сдерживался, он трудился, он строил стену из гордыни и самоуверенности, а затем ломал её, и всё это лишь ради одного. Ради Эдварда. Ради того, что образ жизни Стида, как и его стиль командования, мог изменить навсегда, тем самым угрожая лишить Иззи единственного смысла. Что, в общем-то, было одной из самых удручающих истин, до которых Сприггс когда-либо доходил собственным умом. Израэль Хэндс жил ради того, чего никогда не существовало, что было иллюзорно и, вероятно, ни мгновения в истории не имело даже шанса на то, чтобы стать реальным. И Люциус, ещё совсем молодой, по общему представлению не успевший повидать жизни, не имевший ни шанса к нынешнему моменту разобрать даже самых простых жестоких истин Люциус, со знанием дела ему сочувствовал. Солнце устало клонилось за горизонт по мере того, как Месть, без летучих парусов значительно снизив ход, приближалась к черте рифа Ларго. Стараясь не выдавать неуместного духовного возбуждения, Стид, всё же, поймал себя на мысли о том, что впервые был так близко к Северной Каролине — продажной земле. В свой прошлый визит он придерживался исключительно пиратских вод, памятуя о том, что именно здесь, у выхода к Атлантике, проведена граница между Республикой и негласными морскими угодьями Эдварда Тича — приверженца Баратария-Бэй, даже после переворота в Нассау оставшегося убеждённым врагом местных вод. Соваться ему под нос решался далеко не каждый, а кто решался — искал своей смерти. Но вот Стид двигался аккурат в эпицентр владений грозного Чёрной Бороды с окрылённым воодушевлением и непоколебимой решимостью. Эдвард сам велел ему плыть сюда, и приглашением этим, пускай даже сам хозяин отсутствовал, пренебрегать не следовало. Рассчитывая подплыть к берегу аккурат в первый момент темноты, Боннет руководствовался исключительно расчётом. Даже от Хорниголда он успел наслушаться, сколь опасны и неспокойны бывали местные воды, а потому, ориентируясь исключительно по карте и компасу, полагался на команду в том, чтобы провести корабль вдоль рифа в полной темноте. И, хотя поправка Люциуса сыграла роль, зажигать огни на борту Мести всё же не стали. Когда она, бесшумная и робкая, невесомая в своей медлительности и со стороны наиболее походящая на хрупкий мираж, окунулась в первые сумерки, до рифа оставалось не больше трёх сотен ярдов. И в этот же миг благоговейную тишь на палубе развеял ошарашенный выкрик: — Капитан! Почти никто сперва не понял, отчего засуетился обыкновенно спокойный и уверенный Фэнг, но, когда команда, урвав последние отсветы уже скрывшегося за горизонтом солнца, в дружном переполохе обратила взгляды на север, по косой линии, пересёкшей левый фальшборт, из-за приближающегося полотна гладью ложащегося на воду Тавернира показался покоящийся в ухабистой заводи силуэт корабля. Крупный, сонный и неподвижный, он мерцал заранее распалёнными огнями, и, хотя большей части палубы в отрезе скал было не разобрать, даже с такого расстояния можно было различить суетное копошение матросов, собирающих паруса на стоянку. Увесистый, но изящный, раскинувший в ореоле свет кормовых фонарей, через берег от входа во Флоридский пролив стоял Странник. Звуков с него не доносилось — шлюп находился ещё слишком далеко, — но на то, что Месть до сих пор осталась незамеченной, оставалось только надеяться. И в самых невозможных, параноидальных и беспочвенных своих страхах перед Нассау Хэндс не предполагал подобного исхода. Даже в шутку не мог он припугнуть Стида случайной несвоевременной встречей с Хорниголдом, когда тот, если бы имел хоть каплю здравых опасений относительно занявшейся между ними вражды, должен был сперва поплыть куда угодно, но не в самое очевидное для себя место. Нет, Бенджамин — и теперь Хэндс был в этом абсолютно уверен — не питал счастливых иллюзий о том, что хоть кто-то из ныне живущих сторонников Эдварда представлял для него угрозу. Очевидно, перебив самую опасную пиратскую команду всех Карибов и Мексиканского залива, Хорниголд не видел резона бояться той смехотворной горстки людей, которая по чистому року судьбы сгрудилась на борту Мести. Или, что куда более вероятно, он полагал, что Стид будет достаточно умён, чтобы не соваться в Нассау без абсолютно бесценной защиты со стороны Эдварда. Что ж, это было ошибкой и совершенно смехотворной переоценкой с его стороны, но Хэндс, на удивление, не ощутил в себе ни гнева, ни обиды, ни страха. Он только немо, мрачно и бессмысленно торжествовал, предчувствуя неизбежную скорую кончину, которую заведомо, со знанием дела сулил избранному Стидом маршруту, хотя и не мог представить, что всё обернётся развязкой настолько абсурдной и ироничной. — Ну пиздец, — ровным тоном подытожил Хэндс. Сейчас он жалел лишь о том, что не носил при себе фляжки с бренди. — Эт-то что… Это то, что я думаю? — растерянно пробормотал Сприггс, напряжённо вздёрнув плечи и не спуская взгляда со шлюпа. — Странник, чтоб мне пропасть, — выдохнул Айвен. — Pajuo, — ошеломлённо согласились Джим. И только Стид, с высоты полубака наблюдавший за приближающимся берегом рифа, остался нем и неподвижен. Взгляд его, как и всех, кроме рулевого Фэнга, был прикован к кораблю, но не испуганно или шокировано, а томительно и нервно. Прямо в этот миг, едва занявшийся нынешней трагедией, Стид мучился уже знакомыми по тягости, но чуждыми по сути волнениями. Не было никаких сомнений в том, что, если бы Странник начал преследовать их, Мести мгновенно пришёл бы бесславный и быстрый, заведомо предопределённый конец, но всё же в груди у Боннета болезненно, отчаянно защемило. Там был Эдвард. Через сотню ярдов моря и всего пару десятков ярдов суши. Один, окружённый врагами и нуждающийся в помощи. Стид не думая отдал бы жизнь, пытаясь вызволить его, Стид готов был рискнуть всем… Но какой в этом был толк? Некогда бездумный, беспечный, не задумывающийся о последствиях, он видел перед собой не опасность, не угрозу и не риск, а выбор из двух зол: безнадёжно ринуться в бой, обрекая на смерть корабль и весь экипаж, или же вновь бросить Эдварда, оставить одного, как неоднократно делал прежде и уже было зарёкся делать впредь. В любви сейчас осталось лишь безумие и безрассудство, в отваге — малодушие и трусость. Скованный ими, Стид неподвижно наблюдал, как очертания рифа становятся всё ближе и чётче в накрывшей пролив тьме, и не решался отдать приказ. Экипаж ждал, завороженный, хотя, скорее, уже твёрдо решивший, что любые действия будут безнадёжны. Хорниголд, разумеется, нападёт, как только заметит их. Бежать, как и атаковать, не было смысла. Оставалось только вспоминать минувшее и, смирив гордыню, молиться всем существующим богам, чтобы гибель выдалась быстрой и лёгкой. И всё же что-то было не так. — Они уже должны были заметить нас, — сощурился Иззи. — Почему Странник не нападает? Шлюп неподвижно стоял на месте со сложенными парусами, не подавая ровным счётом никаких сигналов. Хэндс, до этого момента стоявший на месте, прислонившись спиной к грот-мачте, оттолкнулся от древка и уже хотел шагнуть ближе к фальшборту, как вдруг воздух вокруг Мести заполнил тяжёлый и продолжительный грохочущий звук и непрерывный звучный плеск. Корабль дёрнулся, пошатнувшись, и словно бы задрал нос в воздух, когда Фэнг едва успел резко повернуть штурвал вправо. Кто-то из команды не удержался на ногах, кто-то, переполошившись, кинулся к фальшборту, желая увидеть, в чём дело. Месть стенала и шипела, а по палубе пошли уже неоднократно знакомые всему экипажу вибрации — днище корабля коснулось отмели и протащилось по ней, отклонившись в сторону, чтобы не просесть. Когда грохот за бортом прекратился, а тряска улеглась, стало ясно, почему Хорниголд не пустился в атаку или погоню. Как он уже был пойман на мель в Грейт Солт Понд, клюнув на обман Эдварда, так избегал отмелей и здесь, в знакомых водах неподалёку от Пиратской Республики, где, без сомнения, досконально знал каждый ярд уже давно привычного морского дна. Преследовать Месть для него было бы безнадёжным делом, вероятно, мель простиралась на мили вперёд, если он счёл погоню не стоящей усилий. Но, несмотря на то, что угроза пасть в бою с каперами отступила, в этот же миг возникла новая. Никто на борту не имел ни малейшего понятия о том, откуда на таком расстоянии от берега взялась мель, каков был её рельеф и, самое главное, как её можно было обойти. Команда растерянно переглядывалась, а Фэнг, стоически держащий штурвал, то и дело озирался по сторонам, в темноте не имея ни малейшего шанса на то, чтобы рассмотреть просвет морского дна в тихих волнах подступающего прилива. Стиснув зубы, Стид нехотя поблагодарил судьбу за то, что ему не пришлось делать пускай очевидный, но всё же выбор, и осознанно, вслух отдавать приказ о том, чтобы продолжить плыть по курсу, не обращая внимания на Странник. Теперь перед ним стояла совершенно другая, новая задача — нужно было в кромешной тьме провести корабль через неизвестные и, очевидно, практически непроходимые воды вдоль рифа. — Прости меня, Эдвард, — скорбно понурив голову, словно в кратком и несвоевременном трауре, Боннет оттолкнулся ладонями от перил релинга и развернулся в сторону палубы. — Кто-нибудь имеет хоть малейшее понятие о том, как мы сели на мель, когда между нами и рифом вместилось бы ещё не меньше двух дюжин кораблей? — нервно вскинув руки, полюбопытствовал он. Экипаж переглянулся, кажется, ещё не готовый отвлечься от первой тревоги при виде Странника, но настойчиво не желающий пререкаться с капитаном в столь ответственный момент. — Коса, — раздался в общем молчании неуверенный, но всё же окрашенный проблеском догадки голос. Робко вытянув вверх правую руку, словно желая привлечь к себе как можно больше слушателей, Пит отошёл от квартердека, неровными шагами направившись к носу корабля. Лишь в тот момент, когда внимание всего экипажа было сосредоточено на нём, он выпрямился и неловко повёл плечами. — Похоже, здесь песчаная коса, — объяснил Пит, но понятнее от этого не стало. Только Иззи, Баттонс и Айвен, кажется, смекнули, о чём шла речь, потому как первый, чертыхнувшись, ударил себя ладонью по лбу, а оставшиеся двое вдруг вдумчиво закивали. — Что, прости? — переспросил Стид, искренне не имея понятия, о чём завёл речь его неожиданно разборчивый матрос. — Ин-ногда, когда под водой сильное течение… — Пит замялся, сделав кривое дугообразное движение руками, но затем на секунду замолк, чтобы глубоко вдохнуть. — Такое бывает, особенно в проливах рядом с рифами. Где-то здесь есть подводные скалы, которые создают волновой накат. В результате появляется линия течения, которая подмывает песок на дне, и делает из него длинную косу отмели там, где отмели быть не должно. Держу пари, рядом с рифом глубина нормальная, но здесь значительно мельче, чем на подходе к берегу. — То есть ты хочешь сказать, что здесь линия отмели, за которой опять глубоко, но подойти к рифу ближе мы не сможем? — Стид задумчиво нахмурился, получив в ответ сбивчивый, и всё же довольно лаконичный кивок. — Пит, друг мой, ты просто гений! Это блестяще! Странник не сможет подобраться, не так ли? Мы без проблем поплывём дальше! — В одну секунду Боннет просиял, но лишь затем, чтобы затем помрачнеть вновь. Фэнг неуверенно вёл корабль вперёд и, помимо того, что днище в любой момент могло вновь напороться на песчаную косу, Эдвард становился всё дальше и дальше с каждым мгновением. — Никто из нас не плавал здесь, не так ли? — прервав его мысли, предположил Хэндс. Над палубой вновь повисло растерянное молчание. — Отменно. Значит, мы в любой момент можем встать брюхом на отмель и остаться на ней прямо в чёртовом гнезде недружелюбно настроенных пиратов из Республики, но, кроме того, у абсолютно ебанутого капера под самым носом. Не скажу, что я так мечтал умереть, но выбирать не приходится, — Иззи придирчиво фыркнул. — Если кто-то до сих пор горит желанием привязать меня к якорю и бросить за борт, сейчас самое время. Всё равно результат будет один. — Погодите, Пит сказал, коса формируется из-за течения, так? — вступил в разговор Люциус, бросив беглый и вдумчивый взгляд в сторону фальшборта. С места он не встал, здраво опасаясь, что корабль пошатнётся вновь, и тогда у него не будет ни шанса на то, чтобы удержаться на ногах. Падение было бы некстати, когда всё, чего Сприггс хотел, это напиться до одури и неподвижно проспать пару дней в каком-нибудь углу, пока боль от травм не стихнет окончательно, а отёки под ссадинами и синяками не перестанут сковывать каждое движение. — То есть ближе к этой самой косе волны, сталкиваясь с ней, по идее, должны становиться сильнее? Прямо как при приближении к берегу? — О, я готов расцеловать вас двоих прямо сейчас! — энергично вспыхнул Стид, и, неожиданно сорвавшись с места, кинулся по лестнице вниз, на палубу. Не спускающий с него взгляда Пит уже воздел было руки, опасаясь, что капитан претворит свою угрозу в жизнь, но тот лишь приблизился к собранным в одном месте бочкам с водой и, наспех проверив содержимое нескольких из них, сдёрнул крышку с той, которая оказалась полой. — Мне нужна верёвка! Скорее! — стоящий под квартердеком Френчи дёрнулся и, схватив один из заранее заготовленных им мотков, бросил его Стиду. Поймать канат не удалось, но Боннет, ни на миг не отвлёкшись от задуманного, спешно поднял его из-под ног и продел висящий на выпуск конец в круглую прорезь, служащую для того, чтобы крышку было проще снимать. — Это поплавок, — догадался Олуванде и, с облегчением улыбнувшись, выпрямился, устремив взгляд к рифу. В густой ночной тьме можно было разобрать только силуэт земли, окружившей источающий мягкое жёлтое свечение Странник. — Знал, что ты не подведёшь, капитан. — Ещё бы, — Стид самодовольно подмигнул и, проверив узел на прочность, со всей силы швырнул крышку бочки как можно дальше за борт. Подкилевое течение оттолкнуло её в сторону косым клином, и это было последним, что удалось рассмотреть. Канат затерялся в мягких волнах, лишь изредка просвечивающих в угловатой ряби едва различимый деревянный диск. Команда притихла. — Блядь, — сказал Стид. А затем, словно опомнившись, звучно выдохнул и добавил: — Досадно. И действительно, в поплавке не было особого смысла, если его нельзя было разглядеть. Боннет, за свою весьма долгую, но не особенно успешную жизнь привыкший непрерывно жалеть о том, что не родился кем-то другим, сейчас как никогда страдал из-за этого. Именно в этот момент он хотел быть никем иным, как Эдвардом. Смекалистым, дерзким и умным Эдвардом, способным без особого труда мгновенно находить самый невероятный выход из любой, даже по определению безнадёжной и патовой ситуации. Только за спиной тихим, спасительным ритмом отозвался стук тяжёлых подмёток по дощатой палубе. Непринуждённо кашлянув, Хэндс вышел вперёд и, достав из кармана кресало и небольшой заострённый кремень, приблизился к стоящему на одной из подручных бочек, заведомо потушенному масляному фонарю. Сняв с него крышку и вытащив прогоревший коричневым подпалом стеклянный сосуд, Иззи склонился вперёд. Никто не успел остановить его, напомнить, что свет в местных водах зажигать опасно, если только Мести не было суждено потонуть. Четыре удара распалили две вспышки, и вот высеченная искра крошечной кометой окунулась в залитое на дно сосуда масло. Заправка вспыхнула мгновенно, зайдясь ровным свечением. Во время пожара, в приступе отчаянного саботажа, устроенного Эдвардом на Страннике, Иззи отчётливо помнил звук бьющегося о палубу стекла. Но тогда фонарь разбился не с первого раза, а Тичу, не имевшему ни единого шанса на промедление, не приходилось раздумывать дважды. Если бы фонарь не разбился сейчас, как это случилось на каперском судне, время было бы не столь значимо, как потраченный ресурс. Поэтому вставлять стеклянный колпак назад Хэндс не стал. Вместо этого он взял фонарь в руку и, свободной ладонью подтолкнув Стида в сторону, чтобы освободить проход к фальшборту, приник к перилам поясом, всматриваясь в темноту. Плывущая за Местью крышка бочки, отгоняемая в сторону приливным течением, на миг показалась из-за волн, и Хэндс, сделав один затяжной вдох, в тот же миг прицельно швырнул фонарь за борт. Огонь разлился по дуге, в воздухе прожигая выпавшие из светильной ёмкости капли масла. Послышался звенящий, отдалённый удар, и вместе с тем, как поднялась очередная волна, огонёк скрылся из виду. Хэндс замер, не спуская взгляд с проредью рябящей серебристыми бликами темноты. Он знал, что не промахнулся, но боялся допустить любую другую ошибку, когда сейчас его репутация была шаткой, как никогда раньше. — Дерево вряд ли загорится в воде, — примирительно посетовал Стид, но в этот миг огонёк вновь показался из-за волн и, вспыхнув, словно по щелчку, задышал, покачиваясь в череде очертивших косу белых барашков. Они уходили вдаль стройной беспорядочной линией, проведённой аккурат по рельефу отмели. Хэндс победоносно ухмыльнулся. — Дерево не загорится, — согласился он. — А вот масло из фонаря — да. И доски пропалит. — О, — лицо Стида вытянулось в мягком изумлении. — Остроумно, — он склонил голову и улыбнулся с бархатной, прохладной тоской. — Эдварду бы это понравилось. Впервые Иззи ни на йоту не сомневался в том, что Боннет был прав. Эдвард и впрямь с лёгкой душой одобрил бы подобную выдумку. Возможно, даже был бы горд. Вот только Эдварда здесь не было, и пронаблюдать краткий, но славный момент мирного триумфа на Мести он не мог. Вместо этого он, вероятно, был занят вопросами куда более тяжкими и мрачными, непосильными для одного человека и едва ли допустимыми для легенды. Поэтому, чем дальше становился уснувший в котле прибрежного рельефа Странник, тем больше Хэндс забывался, успокоенный собственной фактической беспомощностью. Он и сам с радостью бросился бы в бой, даже не имея ни малейшей надежды на победу, но у Тича, как и всегда, был план, который должен был сработать куда лучше опрометчивого самоубийства. Во всяком случае, Иззи искренне на это надеялся. Обещав впредь беспрекословно слушать своего капитана, Хэндс рассчитывал претерпеть в процессе боль, которой собственными силами усердно избегал прежде, но никак он не мог ожидать того, что боль эта будет иметь сердечный характер. Пока команда ликовала, он скорбел, неумело баюкая в себе чувство вины и слепой растерянности, возникшее вслед за потерей привычного на протяжении долгих лет ориентира. Теперь, не балованный вниманием и свободомыслием, Иззи был рад получить даже это, а потому устремился прочь, едва экипаж облегчённо загалдел, поняв, что с этой секунды Мести ничего не угрожает. Хэндс хотел поскорее вернуться в каюту и запереться на очередную бессонную ночь, полную самокопания и тревог, только по пути к квартердеку взгляд его неминуемо уловил шевеление на лестнице. — Мы хороши, не так ли? — прежде слабый от боли и томления голос показался вдруг задорным и звенящим. Люциус так и не покинул своего места на ступенях, вот только у подножия лестницы теперь был Пит, смотрящий на него то ли внушительно и гордо, то ли поверженно и влюблённо. Хэндсу показалось, что никто из них его не заметил, как он на самом деле не заметил короткого взгляда, брошенного Сприггсом в его сторону. Не понял, что мальчишка имеет в виду их троих, а не только себя и своего ухажёра, и потому поспешил проскользнуть к двери, слившись с растёкшейся по палубе тьмой. Уловив это, Люциус хотел было окликнуть его, но быстро одумался, когда разглядел, что дверь под квартердек, прежде исправно захлопывающаяся, осталась приоткрыта, а щель в ней едва заметно зажимали кончики пальцев, обтянутых чёрной перчаткой. Сприггс улыбнулся и повернулся лицом к Питу, теперь не спуская с него глаз. Он знал, что за ними пристально наблюдали, но не собирался выдавать этого незадачливому ухажёру. Подробности были излишни, особенно когда Пит и без того успешно игнорировал присутствие кого-либо из членов экипажа и в каком угодно количестве. Поднявшись к Люциусу на пару ступеней вверх, Пит опустился рядом и мягко прижался к нему плечом, вытянув шею и ткнувшись носом мальчишке в висок. Тот ухмыльнулся игриво и незатейливо. Звук этот был искреннее слов и чище смеха, прозрачный и летучий, сравнимый лишь со звенящими прелыми каплями, опадающими с полотнищ парусов в туманное утро. — Хочешь, я… Я могу отвести тебя назад в кубрик? — Пит вдруг посерьёзнел и, сжав губы, бесхитростно сверкнул голубыми глазами. — О, нет, — Люциус опустил взгляд, не решаясь вновь взглянуть через плечо. Он чувствовал пристальное внимание Хэндса кончиками ушей и не хотел нарушать его непонятливой попытки разобраться в собственном восприятии настолько глубоко, насколько это было возможно к его уже закостенелому возрасту. — Здесь хорошо. Я давно не был снаружи, а лежать весь день… Моя поясница не годится для этого. Раз уж я бесполезен сейчас, хотя бы постараюсь хорошо проводить время. — Это полная чушь, — отмахнулся Пит. — Ты не бесполезен. Ты был в драке с самым опасным капером Карибов и выжил. И ты проследил за старшим помощником Чёрной Бороды, и прятался на Мести Королевы Анны прямо у него под носом, оставшись незамеченным, — он приободряюще улыбнулся. — На самом деле, ты… Ты один из самых пиратских пиратов, которых я знаю. Ты почти такой же опасный и могущественный, как Чёрная Борода. — Правда? — Люциус кокетливо улыбнулся. — Да, — уверенно закивал Пит, но затем всё же добавил: — Да, почти. Почти такой же. — Куда уж мне, — беззлобно рассмеялся Сприггс и слегка развернулся, склонившись вперёд, чтобы достать себе мимолётное прикосновение к чужим губам. Дверь под квартердек бесшумно захлопнулась.