лоскутное горхонское одеяло

Руки. Белые, худые, грязные, унизанные кольцами, бестолковые и грубые руки, умеющие делать колесо и не умеющие играть на скрипке и фортепиано… Руки. Золотистые, гибкие, со стертыми узорами, зато в гипюровых перчатках, веселые, ловкие руки, горячие, словно прогретые солнцем… Волосы. Были золотые, а стали черными. Были пышными, стали худыми, свалявшимися в сосульки, змеями ползущими по ключицам. Волосы. Были длинными, в степных змей свалявшимися, стали пышными и короткими, чистыми и блестящими, как шерстка у холеной кошки. Глаза. Какими были, такими и остались, этого не отнимешь, но упали уголками вниз, посветлели от выплаканных слез, обвелись кругами… Глаза. Были дикие, птичьи, стали лукавые и кошачьи. Остались раскосыми, золотисто-янтарными, веселыми и шальными, с искоркой почти сумасшествия. Ноги. Стали крепкими и сильными в бедрах, стали чумазыми и мозолистыми от неудобных, красящих стопы туфель. Глупые, глупые ноги, которые движутся не так, как это нужно, которые не могут — легко и плавно, от сердца, могут только по привычке, по заучке, по урокам, преподанным другой девушке в Караване… Ноги. Были иссеченные, были грязные, были неутомимые. Теперь стали — чистыми, но только и всего. По-прежнему бьют упруго, по-прежнему движутся плавно, от самого сердца, ведомые кровью, гибкие и звонкие, быстрые и легкие — как крылья птиц. — Как же ты это делаешь? Как же ты так можешь?.. — шепчет Вера, кутаясь в заботливо предложенный плед — и все еще этому не веря. — Как же ты можешь — без боли, без надрыва, плавно так?.. — О?.. Просто — могу. Как сердце повелит. Сердце велит — и Айян скоблит, в горячей воде отмывает чужие руки, обтирает мягким полотенцем, с улыбкой качает в лодочке своих ладоней, отогревает горячим, раскаленным жарким сердцем дыханием. Вера смотрит на свои руки рядом с чужими, а они ничуть не хуже, хоть и бледнее, и тоньше, и, пожалуй, так гибко и легко никогда не взлетят, но это ведь просто — другие, а вовсе они и не хуже… Обнимает себя за колени в горячей воде, утыкается в них лицом, а Айян зачерпывает воду ладонью, льет на голову Вере, втирает душистый шампунь в волосы, пенит до белых облаков по плечам и шее, по локоть руки запускает в воду, отфыркивается, хохочет… Вера самой себе не верит, глядя потом в зеркало, кутаясь в облепляющую плечи простынь, в забирающую влагу ткань. Волосы у нее ведь и не черные, как у Айян, а больше в каштановый, отливают медью на ярком свету, распушаются, ярче блестят от заботы… Высунув язык от старания, Айян ведет мягкой пуховкой по чужим щекам, легким и тонким слоем красит Верины скулы, щелкает гневно языком на черную подводку, велит не вспоминать, некрасиво будто, и помаду берет другую — которая в комочки не собирается, тонкую и легкую… У Айян много платьев — она ведь любимая невеста, лучшая танцовщица. И совсем не жалко, улыбается беспечно: будет еще больше, подумаешь, особенно как новый Город совсем отстроят, снова вещи возить будут, вот тогда она восстановит гардероб, а пока — пока Вере нужнее. И чужая мягкая, красивая одежда облекает тело, и самой себе Вера до любования нравится в зеркале, и до того ей становится мягко и удобно в новом платье, новых туфлях, в новой… Нет, кожа старая. Но почему-то кажется теперь куда роднее… Айян протягивает руку, все улыбаясь и не говоря, зачем. Вера осторожно вкладывает свою ладонь в чужую. Айян тянет на себя, побуждает встать, потом переплетает пальцы второй руки тоже, и Вера чувствует, как ее влекут за собой, прочь за порог, в весенние густые травы… Айян кружит ее в высокой траве, смеется заливисто, закинув голову, и Вера танцует — так легко, как никогда не танцевала прежде. И непривычный, не обкатанный, забытый напрочь смех неловко шкрябает горло, но уже рвется, уже серебристым звоном срывается с губ, и вторит Айян, и ноги взлетают быстрее, и гулче бьется под шагом земля, и быстрее, быстрее, быстрее бежит по жилам кровь… Руки. Белые и золотистые, легкие и гибкие, сплетенные танцем и воздетые к солнцу. Волосы. Вспыхнувшие в ярком закате, свечными язычками трепещущие косы, в которые так хорошо вплетать цветы и пальцы. Глаза. Прищуренные, смеющиеся, счастливые глаза. Замершие друг напротив друга, любующиеся глаза. Ноги. Веселые, сильные, гибкие, неспокойные, от сердечной радости пляшущие ноги… Девушки со смехом валятся в траву.