Virtú

Возможно, это могла быть исповедь, если бы Андрею Стаматину было что сказать представителю Инквизиции. Комиссар был невысок, худощав, совершенно неопределяемого возраста и затянут в черное. Воротник под горло, жесткие складки в уголках губ, тонкий нос с горбинкой, живые, умные, безжалостные глаза. Андрей не знает, как всё так повернулось. Знакомый провел их с Петром – молодых, только-только получивших свои дипломы, готовых творить и созидать – на закрытый вечер деловой верхушки Столицы. Пообещал, что здесь будет пруд пруди восторженных толстосумов, только и ждущих, как бы вложить свои миллионы во что-нибудь как можно более возвышенное, одухотворенное и прогрессивное. И они были здесь, выслушивали всё, что братья Стаматины могли предложить, что копили в себе годами и что выдумывали на ходу, задавали вопросы, одобрительно кивали и прикидывали числа с кучей нулей в маленьких записных книжках. А потом что-то произошло, появившийся из ниоткуда мужчина с неуловимым, незапоминающимся лицом подошел к Петру и громко, так, чтобы слышали все присутствующие, посетовал, что, мол, всё это, конечно хорошо, да только кто в здравом уме доверит свои деньги человеку, склонному к психопатическим припадкам? Не поймите, ничего личного, просто опасаюсь за активы господ инвесторов… Андрей ударил его по лицу. Семь, может, восемь раз. Определенно, больше раз, чем следовало. Да, это правда, было. Два месяца назад директор Столичного Драматического заказал у них входную группу к новому фасаду. Да, Петю кое-что расстроило, и он не сдержал себя в руках. Было некрасиво, для впечатлительных личностей, наверное, даже страшно. Тогда директор пообещал, что это останется между ними, и работу они выполнили бесплатно. Теперь вот – об этом узнала, считай, вся Столица. Андрей ударил этого мужчину семь раз по лицу, и еще несколько раз – ногами, по чему придется. Спустя две минуты еще три точно таких же неприметных человека усаживали его на стул после того как, скрутив, протащили в маленькую комнатку, вход в которую скрывался за одной из многочисленных портьер. – Господа Инквизиция, – Андрей тянет третье «и», тянет губы в вызывающей усмешке – их обжигает болью. Губы разбиты в кровь, а он даже не помнит, кто и в какой момент это сделал. – Что за драку нынче положено? Пытки, каторга? Или сразу расстреляете? В комнате нет окон и нет мебели. Только стул, на который его усадили, и основательный стол из цельного деревянного массива. И то и другое привинчено к полу крупными болтами, будто призванными специально броситься в глаза. Словно иного назначения у этого помещения никогда и не задумывалось. Но допросная в богатом особняке в самом центре Столицы?.. Светильники по стенам светят мягко, уютно, и так же уютно улыбается сидящий за столом человек. Обманывает, конечно. – Полагаю, мне нет нужды представляться? Еще бы. Андрей сразу узнает лицо, нередко появляющееся на страницах газет и листовок. Старый ворон Орф. Инквизитор ничего не отвечает на его кивок, молчит и буравит темными немигающими глазами, будто эти дешевые инквизиторские штучки могут с Андреем сработать. Он подбородок тянет вверх упрямо, больше ничего не остается – руки накрепко связаны за спиной – и идет в наступление, развязно, всем собой показывая, что не впечатлен. – Ну? Спрашивайте, господин великий инквизитор. О чем хотели, Герман? Ничего, что я по имени? Так вот, Геш, если про спиртное, табак, наркотики, то, употребляю, но дома не храню. Если про оружие, то – храню, но в дело не употребляю. Или о чем там еще принято честных архитекторов допрашивать? Орф тонкую бровь изламывает, и становится ясно – так на его веку к нему еще никто не обращался. Улыбается приязненно: – Про оружие и наркотики спрашивают у всяческой мелкой шушеры. А вы, дорогой мой, гений. – Хуений. Спрашивайте, что хотели, и заканчиваем. У меня там брат один остался. Стоит теперь, потерянный, совсем один, жмется по углам, заламывает руки и волосами от всего мира прикрыться пытается. Андрея перекашивает. Доброжелательное выражение застывает на лице великого инквизитора маской. – Как пожелаете. На сегодняшний день мне от вас нужна самая малость, пустяк – лишь одно имя. Произнесенное вслух для протокола и вписанное вашей рукой вот сюда, – в такт словам он постукивает пальцем по лежащему перед ним на столе исписанному сверху донизу листу, – и заверенное вашей подписью. Даже писать ничего не нужно, всё уже сделано за вас. Стаматин молчит, хмурит брови, и Орф встает из-за стола, делает пару шагов, оказавшись с сидящим Андреем почти вплотную и при этом не слишком-то выше него. – Как мне известно, в городе зреет студенческое восстание. Не подумайте, я уверен, что вы с вашим братом к нему непричастны. Но вот ваш знакомый, даже, я бы сказал, весьма близкий друг… является его лидером, не так ли? Подумайте сами, разве хотелось бы вам, чтобы покой нашей чудесной Столицы нарушило глупое, обреченное на провал восстание? Погибнут десятки людей, молодых, талантливых… Имя? – Без понятия, о ком вы. – О, я подскажу, – любезно отзывается Орф. – Глава открывшейся недавно лаборатории «Танатика». Нашумевшее событие, так что вы точно должны бы знать. Итак. Его имя? – Не скажу. И что? Расстреляете? – интересуется Андрей, вызывающе скривившись. С разбитыми губами это выглядит скорее жалко. – О, вовсе нет. Нет-нет, это не наши методы, – Орф приятно улыбается, соединив кончики указательных пальцев – длинных, суставчатых, словно птичьи лапы. – Я всего лишь сделаю так, что вашего брата признают невменяемым – согласитесь, тревожные признаки налицо – и отправят в лечебницу. Что скажете? – черные глаза впиваются в лицо Андрея с живым любопытством, будто ему и в впрямь интересен ответ. – Стоит этого ваше упрямство? Вместо ответа Андрей плюет ему в лицо. Инквизитор утомленно вздыхает. – Знаете, если бы каждый раз, когда попытка вести цивилизованную беседу с личностями вроде вас оканчивалась подобным образом, мне давали по монете, я бы давно мог владеть Столицей, – доверительно сообщает он, извлекая из нагрудного кармана белоснежный платок. Утерев щеку и, склонившись над Андреем, аккуратно промокает его разбитые губы, неожиданно крепко придержав за голову, чтобы он не смог уйти от прикосновения. – Я не буду лгать, что желаю вам добра, – по нему невозможно сказать, искренен он или нет. – Меня раздражают люди, подобные вам, считающие, что способны на всё – простительно для молодости, но уже сейчас я вижу, что вы не изменитесь. Тогда как лишь одной силе дано право на всё. И сила эта – Власти, против которых вы выступаете посредством своего так называемого творчества и сейчас – отказываясь сотрудничать. Он проходится по комнате взад-вперед, заложив руки за спину. Цокают по паркету каблуки щегольских полувоенных сапог. Андрей молчит, опустив голову и цепко следя за ним из-под сведенных бровей, перекатываются под кожей желваки. – Так что давайте попробуем еще раз. Постарайтесь в этот раз быть более сговорчивы. Причинять вам физический вред мне так же претит. Имя? В ответ ему звучит витиеватое пожелание испробовать некоторые экстремальные сексуальные практики. – Пойдите мне навстречу, любезный, – вновь пробует урезонить Стаматина Орф. – Протоколистам тоже нужно за что-то получать жалование. – Уломали. Я скажу. Но только господину великому инквизитору на ушко, – глаза у Андрея совсем честные. Едва Орф подходит, заинтересованно приподняв брови, как острый носок ботинка практически врезается ему в лодыжку. Реагирует он стремительно, острые пальцы впиваются в колено Андрея, с силой сжимаются, заставляя его болезненно охнуть. – А вот этого не советую, – мягко предостерегает инквизитор, склонившись над задержанным так низко, что почти соприкасается ним носом, а потом утомленно вздыхает и продолжает скучным тоном. – Хорошо же. В таком случае, если вы продолжите демонстрировать столь пагубную несговорчивость, я буду вынужден обратиться к вашему брату. Уверен, он окажется более покладист. – Если хоть пальцем его тронете – из-под земли достану! – мигом щерится Андрей. Орф улыбается одними губами и треплет его по щеке. – Никто до вас столь тонко не намекал на мою дьявольскую натуру. Я восхищен. Послушайте, Стаматин, вы юны, дерзки и талантливы. К чему вам прозябать в нашей дряхлой Столице? На внезапную смену подхода Андрей не реагирует, как не реагирует больше ни на одно слово Орфа. Следующие полчаса он молчит, молчит и смотрит страшными глазами. Удивляется, почему всемогущая Инквизиция до сих пор не перешла к пыткам. Неожиданно запястья его развязывают, вздергивают со стула в несколько рук, подталкивают в спину к выходу. Орф смотрит вслед будто бы с тенью сожаления. – Вы не оставляете мне выбора. Столица прощается с вами, господин Стаматин. Попрощайтесь и вы с ней. Совсем скоро Власти объявят близнецов вне закона. Совсем скоро доверенный человек Орфа получит от него прямой приказ – всегда быть на шаг позади. Не успеть застать их дома, не успеть перехватить в дороге, самую малость опоздать на отходящий из Столицы поезд.