Прочитать в этой жизни

Объяснял себе Джисон эти чувства весьма просто — Минхо припизднутый, порой и ебанутый на всю голову, странный до необъяснимого, оттого за ним и весело наблюдать, он — вечная интрига, неразрешимая загадка, Уловка-22, никогда не знаешь, что он на этот раз выкинет. Тот факт, что Минхо ещё и неимоверно добрый и заботливый до умопомрачения, он старался пропускать мимо ушей, а то ещё привяжется к этому чёрту проклятому золотыми нитями до самого конца Вселенной — разве ему это нужно?

Минхо задыхается каждый раз, когда они в гневе расходятся в разные стороны, задевая друг друга плечом, да каждый старается посильнее. Ему так больно.

Джисон смотрит, как Минхо встаёт на колени и мяукает на кошку на парковке морозной декабрьской ночью, и, размышляя, понимает, что хочет провести с ним всю оставшуюся жизнь.

"Бродячие дети" — ребята оставшиеся без родителей, вынужденные бороться со взрослым миром вопреки юному возрасту. "Дом тётушки Джаин"— их тюрьма. Смогут ли эти восемь ребят выбраться оттуда и пережить хоть день?

Бан Чан заметил его еще издалека: миловидный юный омега, с таким тяжелым взглядом, словно он пережил апокалипсис. Хотя, почему "словно"? Мальчишка остался без родителей. И не готовый к отцовству Чан - его последнее прибежище.

а он всего лишь красивая игрушка в красивых руках, которая продолжает любить своей люболью.

философская притча о потерянных ориентирах, гречишном мёде, дедах и панках, психоанализе, слойках с вишней и лете.

Хён шел улицами ночного города, не замечая вокруг ничего. Сигаретный дым отравлял его ноздри своим дыханием, а руки дрожали от холода. Но уже наплевать - лишь бы успокоиться. Он поднес пальцы к губам и сделал еще одну затяжку. Боль. В сердце боль. На душе дерьмо. А в мыслях пустота. Лишь звон в ушах, напоминающий о том, что было. "Когда-нибудь я напишу такую книгу, в которой ты ко мне вернешься", подумал он, прежде чем уйти навстречу темноте...

— Перепихнемся или пообнимаемся? Бомгю не смешно. Он вообще не понимает, что в этой ситуации смешного — он сам чуть заметно дрожит, не зная, от чего, и пытается перебороть себя: не сбегай, Бомгю, ты сам на это пошел. — Перепихнемся. Или АУ! в котором Бомгю сам не понял, как влюбился, а у Ёнджуна яркие розовые волосы, то ли шуба, то ли плащ с принтом леопарда и немного странные понятия о свиданиях: в заброшенном парке аттракционов ему явно лучше.

"Любовь — нелепый набор из гормонов и прочих химических реакций" — успокаивал себя Чхве в одну из очередных пятниц в компании соджу и друзей, уже натурально (или не очень) сочувствовавших Бомгю. "Скоро это пройдет" — внушал себе он, закрывая глаза на то, что его "скоро" длится уже полтора года, не отпуская.

Лукавый, льстец, бесчестный, обольститель... В его коллекции бессчётное количество имён. Сегодня он Даниэль, а завтра Ёнджун. И только единицы знают, кто он на самом деле.

Это хороший повод рассказать ему как сильно... Нет, он слишком смущён.

— В четверг, когда мы встретимся вновь, я буду в порядке.

Останься незамеченным рассветом. Последним поездом в прокуренном метро. Останься шрамами на цифрах километров. Останься для меня. Я без тебя никто.

Холодными сердцами Терпя тоску и боль, Разделены мирами, Но связаны судьбой.

— знаешь, гю… я, кажется, болен. бомгю молчит. рой мыслей в его голове, сменяющих друг друга с экспоненциальной скоростью и мешающих спокойно дышать, стучит лишь об одном: «да, я знаю. я тоже. тоже болен». но ёнджун об этом никогда не узнает. ему нельзя знать.

он чувствует, как каждую клетку его тела вербует шипящая, потрескавшаяся за несколько лет боль, намагничивая все оставшиеся в нем светлые чувства и обращая их в горький пепел.

он говорил: я скучаю по себе. и улыбался так, будто это его последний день на земле.

ёнджун говорит: спой для меня. и бомгю поёт. ёнджун просит: сыграй для меня. и бомгю играет. ёнджун молча целует его. и бомгю отвечает.

между ними — арктический холод, зимняя стужа. треск костей под давлением горячих ладоней и километры спутанных нитей-мыслей, мыслей-недосказок, мыслей, путающихся между собой и кричащих об одном.