Перевал Дятлова / Сериал, 2020

– Зин, а ты думаешь, правда в меня кто-нибудь влюбится? – глаза у Люськи огнём горят, в них надежда целым океаном плещется, и мне совестно даже сказать, что гадание – антисоветчина чистой воды и пережиток буржуазного строя.

Юра - единственный, кто и вправду понимает серьёзные проблемы в жизни Рустема.

Года проходят один за другим, и все говорят, что время лечит, только Саша уверен — оно не лечит; оно либо калечит и дальше, либо лишь притупляет имеющуюся боль. Бесконечно от ее стабильности страдать попросту невыносимо.

Однажды, после перевала, Рустик увидел в своей комнате Юру

Вот так сидеть, без особого дела, вечерами в одной комнате и делить одну кровать на двоих, чтобы просто говорить-болтать-делиться-петь-читать-проникновенно-слушать-не-перебивая, по-особенному уединенно, по-особенному уютно, было самым любимым времяпровождением Рустема; с этим не могли сравниться никакие дискотеки, никакие путевки выходного дня, ни одно занятие в доме культуры, ни одна книжка, на которую ты ходил сдавать килограммами макулатуру.

Коля почему-то верит и поддается своему нутру; Коле почему-то хочется верить в судьбу, где сталкиваются два незнакомца для того, чтобы в одно прикосновение или в один взгляд стать чем-то большим.

Ох, как хохотал Юрка, когда Машку назвали собакой, а потом долго за это извинялся. Но вовремя ли?

Вскоре Колеватов и сам начинает верить в собственные отговорки и вранье, что вернулся в Свердловск из-за особой любви к Уральской природе и видам, из-за того, что соскучился по дому и родным, и тогда чувство вины как-то понемногу отходило на второй план и притуплялось.

За окнами больницы весна, а Рустик приходит к Юре с букетом сирени

Город окутывает снегопад, и всё кажется таким чудесным и таким ненастоящим! Становится легко поверить и в гадания, и в чужие стихи, и даже в чью-то влюбленность.

Люда просыпается в холодном поту и понимает, что... Не умерла?

Когда последний снег сходит, солнце уже привычно заглядывает в окна, теплая зимняя одежда сменяется на легкие курточки и накидки, а внутри селится разливающееся как-то особенно приятно по венам тепло — тогда Коле кажется, Коля чувствует, как вместе с цветущими первоцветами вокруг что-то пробивается и расцветает где-то у самого него в грудной клетке.

Юра знал, что такая любовь запрещена. Знал, но любил.

Ну почему ты, Юрка, не отговорил, почему ты, Юрка, оставил здесь совсем одного, почему ты оказался, как обычно, прав?

Тибо смотрит с улыбкой, но как-то потерянно — самую малость; а кольцо сжимает в кулаке крепко-крепко, будто боится раскрыть ладонь и не то показать друзьям, не то его выронить и потерять.

Чувствовать, как немеют и коченеют конечности, как покалывает до боли кожа, как дышать становится все тяжелей, и пальцы едва шевелятся — он почти их не чувствует, как жар бьет изнутри, сжигая все внутренности в беспощадном костре, а снаружи — тонкая кромка льда и ощущение окаменелости, будто в мгновение превратился в безвольную статую, как-то совсем не страшно. Грустно немного. Печально. Мучительно долго время тянется. Но это не страшно, нет.

Но любовь, милый Юра, иногда все портит и неуместна; любовь, Юра, не всегда сказочна и похожа на благословение извне. Иногда ее невозможно заслужить и невозможно добиться. Иногда любовь — это не крепость, а пуля, летящая прямо в цель. Как жаль, Юра, что ты ловишь ее голыми руками, совершенно не желая прятаться.

Знал бы загадочный мальчик с необычной французской фамилией о всех одиноких мыслях, которым предается Людка время от времени за прочтением сентиментальных романов да грустных стихотворений о несчастной любви — о, не простил бы он себе своего молчания. Но он не знал, и потому молчал.

«Как смешно было смотреть на Юрку, который все время подшучивал над Верой, но потом так охотно говорил о ней влюблёнными и мечтательными глазами.»

Последствия перевала — это сложно. Люда это хорошо знала.