валера ждать устал, почти смирился, но как, блять, можно выжечь из головы человека, который въелся настолько, что уже несколько лет даже покурить оттуда не выходит?
Дотронуться до души. Расцеловать каждый миллиметр тела. Найти все новые шрамы.
Любить. Вылизать, до самых костей, а потом как верная собака и косточки все сгрызть.
Ничего не оставить кому-то другому. Проходили. Это не животное, это родное и до ужаса любимое. Он скучал до сжатых зубов по ночам и лопнувших капилляров в глазах от
количества выпитой водки за все эти годы.
Это не поцелуй. Поцелуи — это слишком социально. Надуманный конструкт, учебное пособие о том, как признаваться в любви. Перед Женей не нужно признаваться, его нужно касаться, позволяя привыкнуть к себе. Узнать
Ему тоже надоело помнить отпечатки губ на собственном лице. Надоело стирать воротник хозяйственным мылом, зарабатывая кровавые мозоли на пальцах, потому что отпечатки этого недовольного неопределенностью человека — не отстирываются.
Бывают такие дни, когда никак не можешь проснуться. Когда плюнуть бы на всё и оставаться в постели, позволяя миру за окном сойти с ума без твоего участия
Обстановка давит на всех, в особенности на Козырева, от чего хочется закрыться от всех. Но верный начальник не дает абстрагироваться, буквально спасая следователя каждый день.
«Ты никогда не задумывался, какие мы с тобой мудаки?» — разговор явно не постельный и даже не пьяно-застольный. Да и бессмысленный по сути своей. Не извиняться же уже теперь.
Помещение больницы давит на голову напряжённо, тут смерть мешается жизнью, одушевлённое с неодушевленным, а у Бокова глаза чёрные, как космические дыры, мешаются с голубым отливом стен.