Омойбох

Ну, а Адиль... Адиль – это отдельный разговор. Адилю с самого первого дня, было будто больше всех надо. С той самой минуты, когда он негромко, со своим едва заметным акцентом, повторил мое имя, пожимая мою руку.

Я не знал о его жизни после армии ничего, от слова совсем. Не знал, есть ли он в соцсетях и если да, то в каких. У меня был только этот номер, но звонить я по нему не решался, потому что перед тем, как попрощаться, Адиль ясно, как мне казалось, дал понять, что делать этого не стоит.

Если бы он бросил меня, я бы понял. Меня бы, наверное, даже стоило бросить. Хотя бы за то, что за все время с того момента как мы познакомились, так и не сказал, что люблю.

Он еще с пару секунд молчит, а потом все же выговаривает: – Анастасий, – и медленно протягивает мне руку. Я даже не успеваю удивиться его имени, потому что ладонь у него замотана промокшим насквозь от крови грязным бинтом.

Высосав все ресурсы из родной планеты, люди отправились покорять космос. Только вот почему-то никто из организаторов этого проекта не подумал, что космосу мы нужны не больше чем блохи. Так вышло и с «Kepler-452b». Корабль приземлился в настоящий ад. Правда, узнали об этом слишком поздно. К тому же билет был все равно в один конец. Нас бросили умирать, обозвав это «бессрочным карантином».

Какое-то время я надеялся, что это пройдет. Даже пытался молиться, как бы глупо это ни звучало. Но в день моего восемнадцатилетия, лежа рядом с пьяным в хлам Максом на узком диване, прижимаясь спиной к его горячему животу я вдруг, своим обкуренным, едва соображающим от выпитого мозгом, невероятно отчетливо, для моего состояния, понял, что это дерьмо не вытравить из меня ничем. Это понимание просто пришло ко мне из мутного ниоткуда, и я смирился.

05:23. Он снова трахается. Я снова слушаю это, застряв между часовыми поясами.

Закрываю рот в ту же секунду, как сознаю, что облажался. Во всем произошедшем я облажался от «а» до «я»... да, надо было везти Марка в больницу, чтобы там ему промыли мозг, а не возиться с парнем в домашних условиях, пуская ситуацию на самотек. Но все, чего я вчера хотел, – покой. Разве я о многом просил? Нет! Еба́ный дождь.

«Воняет, — твердил Шизуо, — весь район провонял».

У него на лбу написано «Мудила», а это однозначно твой вариант.

Иду, опустив голову, не разбирая дороги. Просто иду. Сейчас цель неважна – лишь бы уйти, убежать, избавиться от горечи нашего последнего разговора, что теперь неприятным осадком перчит губы. Или история о том, как важно услышать то, что тебе хотят сказать, и не отключать мобильный.

Игла легко входит под кожу, и я падаю вниз. В белую пустоту, где, протягивая руки, меня ждешь ты.

Он сразу же меня невзлюбил. С первого тайком сунутого в портфель яблока, с первой рисованной рожицы, с первой робкой улыбки.

— Этому уговору год уже, — батя откидывается на спинку стула, смотрит под потолок. — Добрая ты душа, Колька. У себя поселил, в фирму пристроил.

Женя никак не ожидал, что студентишка с докладом окажется его новым преподавателем, который войдет в аудиторию, сухо представится и велит открыть учебники на первом разделе.

Один - равнодушный рационалист, второй - бездушная сволочь, презирающий всё и вся. Им дали общий проект, отказаться от которого невозможно. Они прекрасно понимают, что нужно постараться сработаться, да только как это сделать, если ни один не хочет идти на уступки? И сможет ли любовь растопить каменные сердца?

Иванов Савелий — парень, который любит, чтобы его хорошенько трахнули, которого пользует половина школы, которому не вставит только ленивый.

Он любит. Ему всё равно, люблю ли я. Ему всё равно, хочу ли я. Ему всё равно, нужно ли мне. Он рядом. Он вокруг. Он запер меня, изменил, стёр. Он мой господин, он мой раб. Я - центр его мира.

Длившиеся пять лет отношения оборвала смерть Вадима, оставив Артёму лишь воспоминания и странное «наследство». У Вадима был секрет, и попытки узнать правду непредсказуемо меняют жизнь Артёма. И не только его.

В мире, где любое прикосновение считается моветоном, я хочу прикасаться к тебе… Постоянно.