Русреал

Лёша любит шарфы и тёплую осень, окуклиться зимой в плед и перебирать гитарные струны. Лёша любит физику, русскую классику и не очень любит людей. Лёша любит свою зону комфорта, любит Бродского. "Не выходи из комнаты, не совершай ошибку", — писал Иосиф Александрович. Но что, если жизнь поворачивает в другое русло, а человек, которого ты встречаешь на пути, сам по себе — сплошная ошибка?

Ярик физически чувствовал эти пустоты-пробоины в сердце, сквозь которые гулял холодный ветер, с мерзким свистом напоминая ему о том, как нелепо он влип. Тогда. Когда впервые увидел Луку. И как нелепо влип сейчас. Когда примчался сюда, к чужому дому, в незнакомый район новостроек, без единой адекватной причины. Просто услышав фразу: «Слышь, Ярка, тут тебя этот искал… Помнишь, кренделя с нашего двора, по которому ты сох? Лука». Начало истории здесь: https://ficbook.net/readfic/8650527

"Но я не хотел с ним целоваться. Поцелуи – это очень интимно. Это про любовь. А в нашем случае… Всё совсем не про любовь. Навязчивая идея. Одержимость. Нереализованная сексуальность. Животные потребности… Что угодно. Но только не любовь". История о том, как один студент запал на гопника... А, может, о том, как создаются и ломаются шаблоны. Продолжение истории здесь: https://ficbook.net/readfic/9051082

Дитрих и Майский – одногруппники, которых едва ли можно назвать друзьями. Майский считает, что жизнь следует прожить легко и непринужденно. Дитриху кажется, что расслабиться он сможет только в гробу и то не факт. В связи с этим, взаимоотношения между ними строятся весьма натянутые. Но жизнь – изменчивая штука. И то, что еще вчера вас раздражало, сегодня может оказаться единственно желанным.

"...Стиву Рема жалко не было, ни когда он не хуже остальных кидал в парнишку шариками скомканной бумаги, ни когда участвовал в его избиении, ни даже когда окунал его головой в школьный сортир – правда, было это еще в восьмом классе. Стиву не было жалко Рема, потому что не оставалось сил пожалеть даже себя самого..."

У него на лбу написано «Мудила», а это однозначно твой вариант.

Всё-то у Зяблика с Сиплым не как у людей, оттого и в помине нет в них беззаботности, присущей сверстникам, оттого и страдают, оттого и прибились друг к дружке.

- Ну и долбоёб ты, Мишка! - Сам долбоёб! – огрызаюсь я, но сраться с ним дальше сил нет. Глеб мрачно таращится на меня исподлобья, сводит брови на переносье, как обычно, когда в его башке кипит мыслительный процесс. Он открывает рот, собирается что-то сказать, но передумывает. «А в Бахрушино, наверное, заканчивается концерт, и Лёвка срывает овации», - думаю я, горло сжимается. Я опять всё проебал. И вроде как не привыкать, но почему-то сейчас обидно до слёз. Лёвку я тоже проебал…

Не помню, кто кого поцеловал. Косой говорит, что я, но вряд ли я бы так сделал, слишком сильно его боялся.

Смотрю на него, а у самого бабочки в животе. То ли ножи, то ли насекомые. Никак не пойму, чё только нашёл в этом беспонтовом лохе по прозвищу Кощей.

...как среди путей трамвайных открывались, закрывались удивительные тайны.

Влад ведь всегда думал, что если уж и полюбит кого-то, то, наверное, человека такого же склада ума и характера, как он сам. И никогда не верил в эту идиотскую поговорку: «Любовь зла, полюбишь и козла». Козла-то, может, и не полюбишь, а вот Славика – еще как.

Безумно можно с замиранием сердца нестись к нему на всей скорости в эти новые, пугающие чувства. Безумно можно смотреть на него украдкой исподлобья, ловить каждый взгляд, улыбку, дыхание, шепот. Безумно можно быть первым.

Сижу в автобусе. Парень гоповатой внешности бесцеремонно плюхается на соседнее место, широко расставляет ноги, стесняя меня. Расставляю ноги, стесняя его в ответ. — Ты меня раздражаешь, — бросает мне, даже не повернув головы. — Ты меня тоже.

Ржавому восемнадцать, он учится в техникуме, дерётся, как дышит, и живёт по понятиям. Топору двадцать один, он вернулся из армии, дрифтит на заниженном тазе и понятия отрицает. И из общего у них — только панельная хрущёвка посреди России и двор, который они никак не могут поделить.

- Сворачивай вон направо. За грузовиком, - как ни в чем не бывало, спокойно сказал Диман. - В лес. - Это зачем? - Валера заранее стал притормаживать. - Буду с тобой делать то же, что ты с моей машиной. Усталость лишила Валеру обычного чувства юмора, он в ужасе посмотрел на мрачного Дмитрия Сергеевича. - А что я делаю с в-вашей машиной? - Насиловать тебя буду, Валера! - Не выдержал тупость Диман. - Долго и мучительно!

И почему из всех людей глупое сердце выбрало именно его, почему именно ему была посвящена вся его гребаная жизнь? Потому что первый? Первый, кто смог задержаться рядом; первый, кого хотелось защитить; первый, кто стал нужным. Обычный озлобленный звереныш, который продолжал вертеться рядом, пока не пробрался под самую кожу, и теперь не вытравить. Которого хотелось то ли придушить, то ли прогнать прочь, то ли спрятать от всего мира.

У них достаточно много общего: любовь к пицце, скорости, фантастическим фильмам, а еще отвращение к тушеной капусте. Оба запросто заводят друзей: такой легкий и открытый Никита и сдержанный ироничный Олег. Вот только в жизни они всегда по отдельности: разные классы, разные компании, даже комнаты разные. И только кровь одна на двоих.

Ян ненавидит Евсея за постоянные побеги и поэтому сажает на цепь. Евсей ненавидит Яна за эту цепь и поэтому постоянно сбегает.