Марвел

Они обе меняются в этих отношениях. Наташа, юмор которой был сухим, ироничным или чернушным, начала улыбаться и мечтать, а Кэрол — идти на уступки и рассчитывать ситуации заранее. Они считают это взрослением, остальные считают их женатиками.

И сверхсил не надо, чтобы ощутить: на тебя смотрят. Прожигают взглядом спину и затылок, прожигают алыми росчерками имя и силуэт, прожигают наглым вмешательством и без того болезненно восстановленные воспоминания. Кэрол ощутимо дёргается и перехватывает взгляд Ванды; говорит без слов: не лезь, куда не просят, ведьма.

В какой момент они начали умиляться колоритной парочке так никто и не понял.

Она всегда будет оставаться для меня загадкой, а я для нее – открытой книгой.

У Ванды румяные щёки после душа, завившиеся от влаги волосы спадают на плечи крупными завитушками. Наташа не сразу понимает, что без стыда смотрит на неё и не может оторвать взгляда.

Обнаженная Тони – идеальная девушка для позирования, для рисования картины в стиле «ню», которую так и не получилось закончить, потому что они каждый раз срываются. Обнаженная Тони – восьмое чудо света, личное чудо Стефани Роджерс. Обнаженная Тони – почти религия.

Могут ли быть счастливы отверженные всеми?

— Это предосторожность, — сказала Тони, пожав плечами, когда Стеф спросила её об этом. — Слишком много дерьма здесь происходит.

Оставаясь в одной майке с v-образным вырезом да чёрных трусиках, Ванда сползает со спинки кровати на подушки и тянет одеяло, прикрывая себя до горла, ибо в комнате гуляет сквозняк. — Иди сюда, — голос Нат звучит ровно и мягко, её руки осторожно касаются её плеч. — Хочу, чтобы ты согрела меня, — в следующую секунду Ведьма льнёт к ней, ластиться, обнимает.

Когда Наташа прижимала к себе сестру, впиваясь взглядом в её измученное лицо, с губ её сорвалось: - Я врала. Для меня это было важно. Было... По-настоящему. И ты была для меня всем... Девушка кивнула, до боли впиваясь в её кисти и силясь сказать хоть слово. Но Романофф ждать не стала. Склонившись к той, кто за столь короткое время побывала и врагом, и другом, и потерянным ЧЕМ-ТО в груди, поцеловала. Неловко, царапая сухими губами чужие. Она знала: им ещё предстоит многое друг другу сказать.

Про подкалывания, взгляды и равный счёт.

Наташа повидала многое, чтобы начать кому-то доверять. Ванда же пережила столько всего, что просто боялась кому-то поверить. Так почему же стоило им пересечься взглядами, как мир заиграл красками?

Наташа действительно не знала, как их положение, с нацеленными друг на друга пистолетами, вдруг переросло в кулачный бой. Невозможно выразить это словами. Они сражались в ее Будапештской квартире не причиняя друг другу боли. Она не совсем понимала, кто это начал: они обе двигались идеально синхронно, как искаженное олицетворение танца, стремительные вращения и уклоны сменялись острыми ударами и даже более острыми ножами. Или, пять раз Наташа почти целует Елену, и один раз Елена целует ее.

Дважды Ванда говорит Наташе, что любит её. И лишь на третий раз получает ответ.

Смущенно улыбнувшись, Максимофф обнимает рыжую, уткнувшись той в шею. Ей все еще немножко стыдно, но она счастлива. Счастлива, что разобралась в себе и не потеряла дорогого ей человека.

Маленькая тайна в огромной башне Мстителей.

- Ты в моей голове, - рассеянно тянет Наташа, - или мне это только снится… - Неважно.

Наташа не верит, что Елена действительно была настолько зависима. Зависимости выбивают в красной комнате, как всяческие привязанности и чувства. Есть только цель и методы ее достижения. У Наташи нет иллюзий относительно ее детства. У Елены есть потребность быть любимой. Нужной.

– Поднимайся, – строгим тоном проговорила Наташа, окидывая нечитаемым взглядом лежавшую на полу девушку. Ванда вздохнула, на секунду еë глаза загорелись красным, но тут же погасли. Ей действительно следовало держать себя в руках, если речь заходила о тренировках с Вдовой.

И все шло хорошо, до тех пор, пока Тони не сказал Наташе о том, что Ванда возвращается и Романофф стало трудно дышать.