Любимое

Кто вообще будет помогать нацисту, который начал Вторую Мировую войну? Кому нужна такая проблема? Ответ прост и незатейлив – никому.

— Дома. Негромкий голос Кондратия сливается с глухим, чуть хриплым началом джазовой мелодии из колонки на кухне. Сейчас не до восхищения саксофоном: кажется, кое-кто опять подпростудил горло. Сергей едва заметно хмурится, прекращая нарезать овощи. Уже было порывается выйти в прихожую, пожурить своего вечно простуженного литератора, но так и замирает с полотенцем в руках на пороге кухни.

— Скоро мой отпуск закончится, поедемте со мною в Киев, Кондратий Фёдорович. Я буду служить, а вы пишите — только пишите не о погибели, прошу вас, — пишите о жизни. — Такова жизнь моя, что невозможно не писать о погибели, князь.

— Я слышал, ты асексуален, это правда? — А я слышал, что Вы примерный семьянин.

Это нельзя было назвать любовью. Серьезно, какая любовь в Аду? Это было... соперничество. Они соревновались фактически во всем - могуществе, жестокости, поцелуях. Конечный результат всегда оказывался равным, как бы каждый из них не старался одержать верх над противником.

Они все разные. По крайней мере, так твердит Германия. Каждый раз крутя ИХ воспоминания в голове, он определённо знает - они ВСЕ разные. Кровь была на всем семейном древе, но окропит ли она Германию? Станет ли он как ОНИ?

Акутагава, выпускник одной из престижных школ Йокогамы, для подготовки к экзаменам ходит к репетитору, чтобы наверстать упущенный материал и качественно подготовиться к тестам по математике. Кто же знал, что Акутагава влюбится в своего наставника. AU, в котором Акутагава – ученик, а Дазай – репетитор.

Его не видят, не слышат, не замечают. Его не касаются, словно он прокажённый, — даже голыми руками ударить брезгуют. Но потом приходит один человек, и Рюноске согласен на любые его касания.

«Если нет разницы, помогай другим», - сказал ему умирающий друг. И Дазай собирался этим заняться, поэтому в последний вечер перед побегом он пришёл к своему ученику.

Акутагава для Дазая - снег, белоснежный и так приятно контрастирующий с алой кровью. Дазай для Акутагавы - бездонный океан.

Третий Рейх, немного щурясь, смотрел в окно, иногда скалясь. Сегодня ужасный день. Нет, не так. Сегодня 9 мая. Нет. Сегодня день победы. Да, определенно самый ужасный день в году. Посмотрев на время, мужчина вздыхает, кривя губы и матерясь на немецком себе под нос, после собираясь. Гребанный совет стран решил провести собрание именно сегодня, ибо надо его куда-то поставить в этом месяце и "заодно поздравим нашего Великого героя-Союза Совецких Социалистических Республик".

"И не будет уже никогда ни любви, ни бомбёжек".

— Скажи, Рейх, — я умолк, собираясь с мыслями, а он вопросительно поднял брови. — все твои слова тогда, все действия — это ложь? — Нет, — он глубоко вздохнул. — Я правда любил тебя.

горчит вино.

Я не люблю видеть сны - Они приносят мне боль. Но если там будешь ты, Я потерплю, мой Король.

Сборник стишков, написанных в маршрутке. Когда мимо (за окном) летят остановки, в уши летит нехорошая музыка (ибо плеер в починке), белка строчит в телефоне маленькие стишки. Решила выложить эти халтурки. Строго не судите, тапками не бейте. Это что-то вроде зарисовок. Кому понравится - буду очень рада.

"У Митчелл свои гимны господу, своё «Аве Мария»"

Оправдание самой себе.

Рогожин приходит к князю исповедаться после того, что произошло между ними на лестнице. — Парфен, отчего же у тебя лицо такое... Словно у человека перед смертной казнью? — Я к тебе теперь пришёл исповедаться, Лев Николаевич, — начал Рогожин обреченным голосом, — Ты мою судьбу решать будешь.

Он включил незнакомый мне вальс. Чуть поклонившись, он протянул мне руку, намекая на танец. На мой первый вальс, который я буду танцевать в паре.