Жизнь иногда бывает ужасно несправедлива. Непростительное, брошенное напоследок Фенриром, прошло по касательной. Не то чтобы Драко сильно хотел заслонять собой Гойла, но… Так получилось. Наверное, комплекс героя заразен и подхватывается как вирус вместе с любовью. Грег тогда поднялся с земли, недоуменно оглядываясь, а Малфой больше не смог встать никогда.
В школу приходит "розовый" новичок и разрушает мир лидера, отличника, спортсмена и активиста Михаила. И кто кого приручает и воспитывает? Сравнительно немного насилия, немного жизни, а любовь? её немного не бывает...
— Хм, главный герой?.. Это мальчик, которого облагодетельствовала одна богатая семья, после того, как он лишился своих родителей. Но парень оказался не просто неблагодарным, он оказался преступником. Улица, дурные гены, детский дом сделали своё дело. Короче, это история одного вора и… убийцы… Ты идеально вписываешься в этот образ, — Сергей описывал сюжет Дейву, внимательно наблюдая за ним. Рыжеволосый парень со странным лицом нахмурился...
"...Стиву Рема жалко не было, ни когда он не хуже остальных кидал в парнишку шариками скомканной бумаги, ни когда участвовал в его избиении, ни даже когда окунал его головой в школьный сортир – правда, было это еще в восьмом классе. Стиву не было жалко Рема, потому что не оставалось сил пожалеть даже себя самого..."
Как жить под одной крышей со своим насильником? Как относиться к своему насильнику, если окажется, что он всё же человек? Все мы совершаем ошибки, но у каждого есть выбор после - помнить, забыть, простить, ненавидеть...
Олесь просто хотел умереть. Вот только Никита не позволил.
Если бы я к тому времени не был пьян настолько, что меня не смутил даже твой возраст, я бы обязательно понял, что ты не один из мальчиков Джека. В тебе не было ничего от их жеманства и развязности. Ты с отчаянным каким-то вызовом принялся клеиться ко мне, до смешного неумело пытаясь подражать манере поведения прожженной шлюхи.
Мне цинично сказали, что все, кто находился в тот момент в салоне, должны были погибнуть. Законы физики упрямая штука. Но я каким-то невероятным образом выжил, отделавшись лишь травмами, лишившими меня возможности жить полноценной жизнью, и психосоматической немотой. Да, именно. Я не только калека, еле переставляющий ноги, но и не могу издать ни звука.
Это чувство словно пришло ко мне из смрадных глубин ада. Из непроницаемой тьмы, наполненной плачем и зубовным скрежетом. Жаль, я не знал о том, что так оно и было. Тогда я списал это на временное помешательство. Паническую атаку. Да на все, что угодно. Ведь именно так делают современные люди. Находят всему объяснение.
– Что произошло в Источнике Душ? – Война, с несвойственной ему нежностью, неловко коснулся загрубевшими пальцами тусклых ломких прядей волос младшего брата.
– То, что и со всеми в определенный момент, – усмехнулся Смерть. – Я сделал свой выбор.
Мой город умирал. Рак. Терминальная стадия. Смешно то, что это сравнение не такое уж и образное. Радиация здесь и правда серьезно превышала норму. Но никому не было дела. Здесь вообще никому ни до чего нет дела.
– А ты не очень-то и сопротивляешься, шлюшонок, – твой хриплый шепот обжигает. А потом следует удар. Раскрытой ладонью по лицу. Унизительный, болезненный. У ладони больше площадь и если приложить достаточно усилий, можно причинить гораздо больше боли, чем ударив кулаком...
Когда я захожу, Ларри уже лежит на широкой двуспальной кровати. Одеяло аккуратно сложено в ногах, единственная подушка там же. Иначе как «траходром» эту постель назвать не получается. Слишком уж очевидны ее функции.
Я знал, о ком он просит. Знал, о ком возносит свои бесплодные мольбы, тщетно вглядываясь в клубящиеся багровыми тучами небеса. Потому что демон всегда слышит свое истинное имя, где бы его ни произнесли.
Какое-то время я надеялся, что это пройдет. Даже пытался молиться, как бы глупо это ни звучало. Но в день моего восемнадцатилетия, лежа рядом с пьяным в хлам Максом на узком диване, прижимаясь спиной к его горячему животу я вдруг, своим обкуренным, едва соображающим от выпитого мозгом, невероятно отчетливо, для моего состояния, понял, что это дерьмо не вытравить из меня ничем. Это понимание просто пришло ко мне из мутного ниоткуда, и я смирился.
Мы пили дешевое пойло прямо из бутылки, передавая ее друг другу, чтобы сделать очередной глоток. И каждый раз, передавая тебе бутылку, или забирая ее из твоей руки, я касался твоих теплых пальцев. И каждое прикосновение отдавалось в моем теле почти что болью.
Парень, сидящий со мной на одной лавке, был натуралом с вероятностью девяносто девять целых и девяносто девять сотых процента.
Мне не светило абсолютно ничего.