Может, к этой его версии Вселенная была благосклонна, лишив его чрезмерной холистичности? Привнесла ее в его жизнь только аккуратным художественным мазком? Может, Вселенная — это художница, которая случайно (или нет) раз за разом во всех случаях выдавливала из тюбика слишком много загадки на его картину жизни, и только в данном мире она наконец-то сделала все в меру?
Иногда Освальд жалеет, что они вынуждены прятаться в темноте, точно два беспокойных призрака, которых солнечный свет превратит в полупрозрачную дымку. Жалеет, но не говорит вслух, боясь потерять даже эти слепые мгновения, утекающие сквозь пальцы, как дождевая вода. Освальд благодарен Джиму хотя бы за них, гораздо больше, чем за собственную жизнь.
У Дирка никогда не было романтических отношений. И теперь, когда он находится в процессе таких отношений с Тоддом, это... поразительно.
Ну или Дирк боится, что он не заслуживает Тодда, и Тодд изо всех сил пытается убедить его, что это неправда.
А также: много (действительно много) обнимашек, тридцать семь чугунных сковородок и один новый презерватив.
Помещение было похоже на комнату для допросов. Стол, пара стульев, маленькое зарешеченное окно. Когда их сюда притащили, Гордон осмотрел каждый уголок, никакой возможности сбежать. Бетонные стены, железная дверь, оконце на уровне земли. Очевидно, даже звать на помощь не имело смысла. Вокруг стояла тишина, и, судя по тому насколько высокой была трава, дети не имели привычки играть здесь. Освальд, в отличии от Джима, с самого начала уселся на один из стульев и, кажется совсем не думал о побеге.
Чтобы вы стали делать, найдя в почтовом ящике записку, написанную чем-то, смутно напоминающим кровь? Наверное, заявили бы в полицию. Но если вы сами работаете копом, то привыкли к угрозам, предупреждениям и тому подобным вещам. И прекрасно понимаете, что большинство из них всего лишь пустой звук
«Освальд» неприятно оседает во рту. Называю его по имени, но оно не то. Оно что-то скрывает. Оно не хочет рассказывать всё. Оно говорит только о мальчике, с которым никто не хочет дружить, и о том, что я, видимо, единственный человек, за исключением его матери, который способен выносить его дольше сорока минут.
И юноша без лишних слов подходит со спины и поднимает мужчину с колен. Тони не сопротивляется, сил нет. Он бледный, с серым тоном лица. Его глаза потухли и, словно, запали внутрь черепа. Обычно всегда одетый с иголочки, холеный, чистый и выбритый мужчина, миллиардер, гений. Сейчас он напоминал Паркеру лишь человека, который лишился всего на свете.
