– Ты совершил ошибку. Очень серьезную непростительную ошибку, Вортигерн, – Артур подался вперед, приближая лицо ближе к лицу брюнета так, что касался носом его щеки, и прошептал. – Ты влюбился.
Тебе двадцать четыре, когда твой брат говорит тебе:
- Какую бы цену ты не заплатил, она будет выше, чем ты думаешь, - и превращается в камень.
Ты думаешь, что выше уже просто некуда.
— Знаешь, когда-то я хотел забрать у твоего отца трон и корону, а получил кое-что куда более ценное.
— Что это? — парень против воли подается вперед.
— Это ты, Артур.
Впервые, когда Вортигерн завороженно смотрел на огонь костров, ему было едва за десять, и он крепко держал мать за руку, боясь, что огонь схватит его и утащит в безумный хоровод.
Артур присел на корточки у кровати, с глубоким интересом, характерным только для крепко пьяного человека, созерцая спящего Вортигерна – его розоватые, сухие, даже во сне упрямые губы, темные ресницы и закудрявившиеся вдруг волосы. Бывший король спал крепко и дышал мерно, глубоко, не выглядя зловредным ублюдком или потерявшим все человеком.
Артур даже после серьезных ранений приползал к нему, словно пес к хозяину, вызывая лишь недовольство и ворчание, за которыми мужчина скрывал страх и волнение - он бы себе ни за что не простил, если бы с сыном Утера что-нибудь приключилось по его вине. Пендрагон, сначала не понимавший причину столь яростного сопротивления, быстро догадался, что мужчина всего лишь боится за его жизнь, но ничего с собой поделать не мог и приходил снова, и снова.
Вортигерн ощутил сырость и холод, пробирающий до костей, тревожащий и неприятный. Именно эти чувства заставили его попытаться вспомнить, что же произошло: Артур ранил его и король - уже бывший - действительно посчитал, что погибнет. Что ж, видимо племянник не хочет терять своего единственного родственника...
Плывёт, плывёт медуза – не сносит её течением – плывёт куда пожелает, да не знает, что заперта в аквариуме и навек одинока, а после замирает перед огромным стеклом – и не двинется больше. Не живут медузы поодиночке.