Самокопание - как вид страданий. Или утешений? Или развлечений? Каждый день Хаус находится внутри себя в поиске ответов, которые дать могут люди, которых врач отвергает. Сломается ли он под натиском чувств или прикроется безразличием?
Понадобилось пять поцелуев после полуночи, чтобы Хаус понял, что происходит.
Уилсон повернулся, чтобы посмотреть на Хауса. И конечно, Хаус смотрел на него, удивленно и прищурив глаза. Разумеется, это давало ему немного свободы действий? Уилсон снова пожал плечами. “Я имею в виду, мы оба здесь”, - сказал он, понизив голос.
Хаус мимолетно взглянул на него, потом ухмыльнулся и повернулся спиной к одиночным фейерверкам. “Это ящик Пандоры, который никто из нас не откроет”.
Джеймс Уилсон жалел, оберегал, приспосабливался, потакал и, в конечном счете, любил. Не так чтобы здраво, но и здравых не потянул бы при всем желании.
Грегори Хаус тоже любил. Бояться и убегать.
Чейз никогда не был фанатом жевательной резинки. Никогда. Буквально до сегодняшнего утра. И именно в этот день он был уверен – произойдет что-то плохое. Это чувство преследовало его с самого начала, и он не мог, – ну, или просто не хотел понимать, в чем дело.
Любовь – это яд. Самый натуральный, самый настоящий, который могли придумать в истории человечества. Любовь парализует, превращает даже самого холодного гения – в чертового идиота, который не может мыслить рационально.
Уилсон стоял на коленях рядом с Хаусом и держал его за голову, чтобы та не билась об пол во время припадка. Пальцы дрожали в такт, и сложнее всего сейчас было заставить себя успокоиться и мыслить здраво. Совесть говорила о том, что Джеймс должен был находиться рядом с Хаусом всё время, пока тот галлюцинирует, но голос разума противостоял ей, сообщая, что у него, Уилсона, вообще-то есть личная жизнь.
Почти все в больнице Принстон-Плейнсборо знают, что Хаус начал работать с Чейзом за год до того, как добрал Кэмерон и Формана и получилась основная команда.
Чего никто не знает, так это того, что первое дело Хауса и Чейза случилось не за двенадцать месяцев до Адлер и ее паразита, а почти за десять лет до этого.
В университете имени Джона Хопкинса.
Уилсон упахал себя до мигрени. Хаус о нем заботится (но никогда этого не признает, конечно).
"Я в каком-то смысле представлял, что ты сейчас будешь греметь тут сковородками и кастрюлями", - сказал Уилсон, закончив есть.
"Эй, у меня были мигрени. И несмотря на то, что Кадди и Форман, и Кэмерон, и Чейз, и каждый пациент сказали бы, я не конченная скотина".
Уилсон посмотрел на Хауса, уже чувствуя себя немного лучше после еды и воды.
"Ну и также, музыкантам мариачи нужно более, чем пятиминутное
Уилсон свернулся на диване в своем кабинете. Его голова пронзала острыми болями, словно узлами сжимала его мозг. Ощущение, словно кто-то раздавливает его череп, было невыносимым. Он закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на своем дыхании и расслабиться
