великолепно

- Ты убивал сам, лично?..Отвечай мне! Пингвин смотрит на него как на божество, и дрожащие губы выдают: - Да.

Ньют любит поболтать во время секса.

- Мы все равно заперты здесь. И кто знает, как надолго. Не бойтесь, Николай Васильевич. осторожно: СПОЙЛЕРЫ!

AU, в которой Эраст живет в Москве, Яков в Питере, но на самом деле они гораздо ближе.

Гуро лишь плод воображения Гоголя.

Гоголю снится очередной сон, самый дурной из тех, что у него были.

Яков Гуро говорит по-французски так, словно это его родной язык, и от этого у молодого писателя буквально подгибаются колени.

- Смотри на меня. Смотри мне в глаза. Смотри, как я беру тебя, и знай, что ты принадлежишь только мне.

От седативных, которыми его пичкают ежедневно, Ньютон теряет зрение. Он торчит в лабараториях Тихоокеанского оборонительного корпуса, никому не нужный, пойманный в клетку, и всеми забытый. Живет на одних успокоительных и усыпляющих. У Ньютона провал в памяти длиною в десять лет, и это ни хрена не круто.

Его жизнь затерялась в каждодневных попытках что-то исправить, он приходит раз за разом и вспоминает всякие мелочи. И самое страшное во всём этом, когда Германн открывает глаза, и из светлой, хоть и захламлённой, лаборатории, где они с Ньютом спорили о оказавшихся на чужой половине комнаты инопланетных внутренностях, оказывается вновь в холоде серой камеры, напротив неНьюта, в глазах которого прячется человек, который готовил кофе и незаметно ставил чашку на рабочий стол Готтлиба.

1fic1week challenge. Неделя шестая: Попытка логически объяснить мотивы/поступки нелюбимого персонажа. (dark!Ньютон Гейзлер. Как так вышло, что он попал под власть кайдзю, и можно ли этот как-то поправить.) ― Ты будешь плакать по нему, если мы умрем? Германн молчит. Будет ли он? Возможно. Скорее всего.

Германн просто не может не обращать внимания, насколько Ньютон тактилен.

Психологи советуют считать до десяти, чтобы успокоиться. Владимир придумывает три способа (плюс ещё штук двадцать с прошлого раза) прикончить Измайлова и только тогда может выдавать из себя лишнее слово..

– Ньютон, прекрати! – рявкнул Германн, отвлекаясь и поворачиваясь. И – замирая. Потому что Гейзлер, полуголый и в гавайских шортах в цветочек, стоял у большого таза с водой и самозабвенно полоскал там рубашку. Вытащил, отжал – «отжал» – и, натянув ее на себя, повернулся к смотрящему на него математику.

«Девственник и Снеговик» – странные прозвища, обронённые Ирэн однажды, не дают Джону покоя

Доктор Готтлиб уже ненавидел кайдзю. Терпеть не мог этих страшных уродов, которых его пациент Ньютон Гейзлер даже спустя двух месяцев после перевода в новую больницу и курса интенсивного лечения продолжал рисовать на себе. Изымание вилок, ножей, бритв ни к чему не привели – больной выдирал гвозди из подоконника, пытался царапать ногтями, а потом с гордостью рассказывал о татуировках.

Стою в "Стойле", как кобыла, посреди гамливой толпы. Незаметно бью копытом, ржу: уж больно страшные рожи, даром что поэзия, поэты. Муз уже сняли другие, и сегодня их здесь не видать. Есенин, черт бы вас драл и вся сатанинская когорта. Маленький забулдыга, еще утром глядевший на меня трезво и честно, теперь подло дрых среди всей этой забродивше воняющей пьяни - и он среди них - главная пьянь, в самой красивой, самой противной красной косоворотке с отливом. Я опоздал.

- Грубый ты, Володя... злой. И глаза у тебя злые. Че-ерные... - шепчет Есенин, испуганно цепляясь за рукав спутника. В его взгляде жутковатыми отблесками плещется хмельное безумие. - Какой есть. Уж прости, Сергей, елея для тебя не припас. Иди давай!

Вижу - взрезанной рукой помешкав, собственных костей качаете мешок. - Прекратите! Бросьте! Вы в своем уме ли?

Ведь любишь ты меня, Есенин, а мне ведь надо с кем-то спать.