Трейси пришлось пережить много страхов, и лето она проводит со старшим братом у тёти. Только Дэн утверждает, что тётя Бэт хочет его убить... то ли ему мерещится, то ли это действительно так.
Китнисс Эвердин и Пит Мелларк снова попадают на Голодные Игры,отчётливо понимая,что на этот раз только один сможет выжить.И Китнисс всей душой верит,что это будет Пит.
Китнисс тоже начали сниться кошмары.
Она боролась со своими демонами, а Хеймитч даже не мог прийти и успокоить ее, опасался быть не понятым, к тому же у Китнисс был Пит. Милый добрый Пит, влюбленный в нее по уши. Ему оставалось только сверлить взглядом потолок и ждать пока все утихнет до следующего кошмара.
В далёкие-далёкие времена они бы не сказали, что станут такими. Он любил скорость, она тьму. Он постоянно болтал какую-то ахинею, а она попыхивала сигаретами, иронично кривя губы и исчезая, когда замечала пристальное внимание. Сейчас ему нужны дозы, и скорость уже не является необходимым, а она лишняя бледная тень той, что хоть и была испорчена, но горела ярко.
Пальцы невесомо прикасаются к щеке — тихо, стараясь не разбудить. Грубые руки, прошедшие через столько сражений, и, казалось, разучившиеся быть ласковыми, осторожно поправляют одеяло, практически сползшее на пол.
Питер все так же спит, недовольно бурча что-то про себя, и Эрик не выдерживает и улыбается, любуясь.
Доктор и коммандер, внезапно оказавшиеся вдвоём посреди враждебной планеты. И Маккой, конечно же, совершенно не волнуется за раненого Спока. С чего бы вдруг?
Корабль-разведчик Империи привез на Звезду Смерти необычный груз. Дарт Вейдер оставил его себе и… изменился. Землянка Эни захватила грозного Лорда в плен. А может он её? Превратности Судьбы переплели дороги девушки и ситха.
И он хрипит, дышит часто и отчаянно, и боль в ноге невыносимая, но он больше не издаёт ни звука, ни писка, не показывает слабину, хотя в его ситуации было бы простительно, ведь, чёрт возьми, ему сломали ногу, его голову снесут через пару секунд, а он смотрит огромными и влажными от страха – а ему страшно – глазами на темнеющий в тусклом небе силуэт отца: то ли выискивает помощь у него, надеясь на чудо, то ли жалеет, что всё-таки не успел, не решился сказать.
— Я твой... — воздух вышибло из груди, как после падения на спину с большой высоты. Последнее слово, короткое, значительное, неоценимо важное, застыло на языке, готовое вот-вот сорваться, но... Оно так и осталось несказанным. Не сейчас, решил Питер, быстро придумывая новый повод. И в голову не пришло ничего лучше, чем: — Я пришел ради семьи.
Потом Стрэнджу будет казаться, что весь ее обманчиво-тонкий облик (слегка золотистый, похожий на тощую птицу) со светлым окаймлением холодных солнечных лучей взламывает (возможно, тонкую корочку льда, под которой клубится дым) именно такая улыбка.
