Осознание смены профессионального интереса на личную заинтересованность созревает совместным дуэтом с любовью к табачной отдушке на вороте чужой рубашки.
Джин носил белоснежные рубашки с длинным рукавом, он думал, что никто не заметит под тканью болезненных шрамов, по крайней мере, ему хотелось так думать, но был тот, кто знал его наизусть...
И в нервном стуке неминуемого срыва Нино понимает, что все эти годы их баюкала обманчивая безмятежность, хотя на деле они — поезд в ночи, мчащийся без тормозов, и впереди ждёт обвалившийся мост.
В животе что-то шевельнулось, заставляя сердце забиться чаще и кончики пальцев покалывать.
- Потанцуешь со мной, мой король? - внезапно предложил ты, сам такого не ожидая, и хмыкнул в попытке скрыть свое смущение.
Я сижу здесь каждый четверг и жду тебя вот уже третий месяц. Ты, может быть, не захочешь возвращаться и будешь абсолютно прав. Ведь ты теперь свободен. Я сам отпустил, сам порвал цепь, которая сковывала нас друг с другом. Но где-то глубоко в душе я все же верю… Искренность. Мы всегда были пропитаны ею, кто бы что ни говорил. Поэтому я жду. Не надеюсь. Не сомневаюсь. Просто жду. Возвращайся скорее, Нино. Я ведь соскучился.
Его комната, как маленький храм определённого божества. Джин смотрит на него с фотографий, улыбается живо и будто наяву, что-то делает, не замечая ничего вокруг, ест, спит, пьёт, пишет отчёт, и иногда Нино думает, что в его коллекции есть всё, чем когда-либо занимался Джин.
или о том, как Джин искал квартиру Нино