Голос, что мерещится перед сном, голос, что звучит в гуле ветра, голос, что смехом тает в его голове. Кость Нечистоты сжирает Гу Юня изнутри, пока Чан Гэн — тот, кто этим голосом шепчет ему на ухо о конце света, — из призрака становится монстром.
— Моё имя Гу Юнь, дитя. Запомни его хорошенько. Ты вернёшься ко мне. Через шесть лет в первый день осени, ты вернёшься и уйдёшь со мной вниз.
Слова-обещания. Слова-раскаленное железо. Укус-клеймо. Царь Змей выбрал суженого.
Ходячий Замок au.
Существенно различается место, где ты живешь, и место, к которому привязываешься сердцем и которое называешь домом, где довольно выдыхаешь в старом потертом кресле после долгого дня. Дом — это не обязательно где человек родился или вырос; дом выбираешь.
Чан Гэн находит свой дом в сердце Гу Юня.
— Ты не хочешь спросить о чем мечтает твой ифу? — с характерной игривой интонацией поинтересовался Гу Юнь. Он горделиво восседал на коне с проломанным доспехом, через который были видны обвивающие его тело белые повязки, и насмешливо смотрел на Чан Гэна.
Деревянная белая флейта, вырезанная руками Чан Гэна, была мягкой и приятной на ощупь. Гу Юнь ощущал это всеми фибрами своей души: флейта двигалась вперёд и назад в одном темпе, однако побуждала дышать всё глубже и глубже, пока дыхание и вовсе не сбилось.
И вот Чан Гэн возвращается домой, возвращается к Цзыси, где его ждут с распростертыми объятиями. Больше никаких войн, никаких врагов — без него на границе справятся. Можно сказать, что он закрыл его на некоторый карантин, чтобы только он мог видеть эти острые скулы, нежную улыбку и глубокие глаза под стеклом монокля.
Гу Юнь много раз бывал в личных покоях императора, но почему-то сейчас сам воздух кажется другим. Менее смертоносный, но более опасный. Он чувствует каждый порыв ветра и завихрение от открывающихся дверей сквозь шёлк своей новой мантии и впервые в жизни жалеет, что его одежда не такая тонкая.