Les feuilles mortes

      О, как хочу я, чтобы вспомнила ты       Счастье навеки исчезнувших дней!       Ярче для нас расцветали цветы,       Солнца лучи согревали сильней.       Мертвые листья легли на порог,       Забыть ничего я не смог.       Помню и ласку, и каждый упрек.       Смех твой и слезы я в сердце сберег.       Уносит их ветер забвенья       В осеннюю темную ночь.       Один я пою в тишине       Песнь любви, что пела ты мне.       Когда в одно сердце сливались       И ты была моею судьбой,       Тогда весной дни нам казались.       Я был любим, я был с тобой.       Но нас жизни вихрь разлучает,       И я брожу один в тоске.       И безжалостно волна стирает       Влюбленных следы на песке.       Всю историю Калоса и судьбу династии его первых монархов, что было и что будет, всю правду ведает лишь Вечная Флоэтт. Если бы кто мог знать, что она действительно существует, и не выдумана ее легенда, тому она могла бы открыть сердце и рассказать, как сильно она грустит всякий раз, когда в Калос приходит осень. В королевском саду, веками остающимся ее домом, Вечная Флоэтт отчаянно исполняет танец для последних в этом году цветов — солнечных бархатцев и нежных пастельных флоксов, пылающей настурции и причудливо-изящного зева пайрора. А осень, как стихийный пожар, неумолимо шагает по великолепным калосским землям. Она разливает по лесам горячие краски ярко-желтых ясеней, шафранных буков, темно-рыжих дубов, фиолетового дерна и бордово-красной скумпии. Иссушает траву высокогорных лугов и отдыхающих полей, над которой холодной сиренево-голубой дымкой поднимается колючий синеголовник. По остывающей земле стелются малиновые листья дикой земляники. Девичий виноград, оплетающий стволы высоких раскидистых сосен и кудрявых лиственниц на песчаных побережьях, рдеет, словно пролитая кровь. Вдоль городских улиц желтеют вековые платаны, роняют на старинную брусчатку золотые звезды. Сумах свешивает листья, как флаги всех теплых цветов от травяного зеленого до огненно-алого. Пара холодных ночей — и эти знамена будут сброшены. Белое солнце ноября — как безучастная сталь, оно уже не дает тепла. Повсюду мертвые листья.       Но эта осень особенно печальная. Она отмечена драмой в Люмиосе, драмой двух разных, но равно великих людей, и сердце Вечной Флоэтт готово разорваться, когда она, порхая над руинами города, как палый лист, подхваченный ветром, созерцает их конфликт.       Он — это воплощенная боль разочарования, он горящий огонь ярости и пепел утраченной мечты.       Она — это воспетая стойкость надежд, она светлая сила открытого сердца и крылья непреклонной веры.       Они обречены сразиться за будущее, как множество раз бывало в старину, на честной дуэли — наследник первого короля, прославленный филантроп, почетный гражданин Люмиоса Лисандр де Флер и абсолютный чемпион Калоса, талантливая актриса, великая герцогиня Шато Сражений Дианта Корнетт.       Вечная Флоэтт помнит, какой оборот приняла их беседа хмурым утром этого дня. Улицы Люмиоса были пусты, осенний дождь барабанил по желтым листьям, ровный и бесстрастный. Лисандр стоял у панорамного окна, спрятав руки в карманы костюма-двойки светло-оранжевого цвета, надетого в комплекте с тонким белым джемпером. На его груди поблескивал кулон из золота и лазурита. С высоты птичьего полета Лисандр смотрел на город, силясь в четком и совершенном радиальном узоре его улиц и зеленых насаждений, среди величественных исторических задний суметь увидеть ту, кого он ждал. Взгляд его, как у сосредоточенного хищника, хватался то за одну, то за другую цель, метался от одного светлого автомобиля к другому. Вдруг он обернулся, услышав шаги. Легкий и быстрый стук миниатюрных каблуков. Лисандр выдохнул, выпрямил спину и бросился навстречу ей.       Дианта вошла в залитый теплым светом зал ресторана на вершине Башни Призма. В красной атласной рубашке, длинной и приталенной широким поясом, и облегающих светлых брюках с тонкими серыми полосками — она выглядела эффектно, как всегда, элегантная и сияющая.       — Привет. Прости за опоздание, — произнесла она ласково с легкой улыбкой, но ее крупные серые глаза были подобны солнцу, скрытому за грозовыми облаками. Пелена настороженности и задумчивости не позволяла им лучиться радостью, как прежде.       — Надеюсь, ничего не случилось? — Лисандр кивнул в сторону панорамных стекол, но тут же снова взглянул на нее и улыбнулся. — Я так ждал этой встречи! У меня важные новости.       — У меня все замечательно, — ответила Дианта и села за столик из светло-бежевого дерева, сервированный в стиле неоклассики. Бокалы были наполнены белым вином, полагающимся к холодной закуске — волованам с копченой форелью и сливочным сыром.       Лисандр поправил пиджак, проверив внутренний карман, и взял бокал.       — Мой главный проект близится к финальной стадии, — начал он торжественно и твердо, коснувшись свободной рукой тонкого запястья Дианты, украшенного золотыми браслетами-обручами. — Так что я больше не боюсь говорить о любви. И намерен говорить серьезно, как никогда…       — Я тоже настроена говорить серьезно, — перебила его Дианта и убрала руку. — И прежде, чем ты начнешь, позволь кое-что спросить мне, — голос ее перестал быть томным и нежным. Он зазвучал твердо и холодно: — Это правда, что ты знаешь, откуда взялись черные лианы и как остановить их распространение?       Лисандр шумно выдохнул.       — Почему ты так думаешь?       — Есть такие сообщения, и они ведь не лишены оснований. Но я не собираюсь верить им бездоказательно.       Он поставил бокал и удрученно покачал головой, сжимая кулаки:       — Кто бы ни форсировал события, он делает это за моей спиной. Не думаю, что ради нашего блага.       — Я прекрасно понимаю, — кивнула Дианта, пристально взглянув ему в глаза. Тон ее несколько смягчился, она говорила взвешенно и спокойно: — Но это повод уточнить: тебе есть, что от меня скрывать?       — Я не собирался ничего скрывать, хоть сейчас покажу тебе все лаборатории и все данные, — незамедлительно ответил Лисандр, откинувшись на кожаную спинку стула, — но будешь ли ты готова все это выслушать и понять? Без поспешных выводов.       — Разумеется, — заверила Дианта.       — Удалось ли нам узнать больше о природе этих лиан? — он развел руками, оглядевшись вокруг, словно пытался изловить разбежавшиеся мысли. В светлом зале на миг повисла тишина. Вздохнув, он вновь придвинулся к столу, заговорщицки подавшись вперед, и произнес: — Да, это часть нашего проекта. Мы изучали это, наши предположения подтвердились, и, сразу скажу тебе честно, мы не планируем это остановить. Это растущая ярость Зигарда.       — Вы не можете успокоить его? — переспросила Дианта. — Или именно не планируете?       — Он нужен мне, — Лисандр положил ладонь на грудь, словно давал роковую клятву. — Дианта, милая… Я понимаю, о чем ты думаешь — от его гнева страдают люди и покемоны, но! Для природы, для Земли его деятельность полезна, — он делал паузы между фразами, его грубый голос становился все жестче: — Если Зигард продолжит — он вернет себе то, что люди когда-то у него забрали и перестроили, руководствуясь только собственными эгоистичными потребностями. Если кто и может сделать так, чтобы весь мир родился заново, обновился в своей первозданной гармонии — то это легендарный Страж Порядка. Именно Зигард сможет, наконец, воплотить мою мечту о прекрасном, новом мире! Разрушив все уродство, все ошибки мира старого.       Брови Дианты поднялись в недоумении, голова поникла, взгляд устремился куда-то вниз. Наступила ее очередь замолчать. Лисандр сделал несколько крупных глотков вина, не сводя с нее глаз.       — Ладно. Ты изучал Зигарда, — заговорила Дианта, пытаясь упорядочить факты, — ты знал, что он в гневе, но ты больше не пытаешься устранить причину его гнева, а вместо этого позволяешь ему рушить мир, верно? Ты, после всего… Я не могу поверить! — воскликнула она и, вскинув брови, искоса уставилась на него.       — Я не соврал тебе ни разу, — наотрез проговорил Лисандр. — В каждом нашем с тобой разговоре я открывался. И для этого признания время бы пришло — я считал, что почувствовал бы момент.       — В этом к тебе не может быть претензии, не спорю, — она печально усмехнулась. — Ты был откровенен, да. Ох, ты ведь сполна показал себя еще в день нашего знакомства.       Лицо Лисандра переменилось, мышцы челюсти резко напряглись, он молниеносно вскочил из-за стола.       — Я сказал, что хотел бы уничтожить этот мир в один миг, только бы не дать ему пропасть, да, считая, что так будет лучше! — заговорил он, потрясая руками, как в неудержимом стремлении что-то доказать. — Но разве его уничтожаю я? Я достаточно общался с разными людьми, повидал разные уголки мира. И сейчас я вижу лишь одно будущее — это движение к природной катастрофе. Я всю жизнь искал то, в чем больше всего нуждается мир, весь мир — и это он! Вот! Единственный реальный шанс изменить все! В единственной, оставшейся мне, надежде я последую за яростным Зигардом, а если потребуется — я помогу ему перезагрузить мир. У него есть для этого силы! И все человечество объединится, чтобы снова укротить природу. Я очень надеюсь, что ты понимаешь меня. И встретишь этот час вместе со мной.       — Твое желание мне понятно, и даже твоя вера в его силы, — заверила его Дианта, сдержанно выслушав возбужденную речь. — Но поясни, что ты имеешь в виду — ты рассчитываешь на какое-то мое содействие? Чем я, интересно знать, могу в этом помочь тебе и легендарному Зигарду?       Рука Лисандра легла на ее плечо. Он передвинул стул, чтобы сесть рядом и продолжить объясняться, будучи ближе, не теряя контакта, глядя глаза в глаза.       — Мир становится уродливее, — с досадой произнес он, — но не по своей природе — все уродство и хаос привнесли в него люди. Чтобы действительно что-то изменить, необходимо разрушить то общество потребителей, глупцов и эгоистов, что сформировалось на сегодняшний день. А затем повести за собой обновленное человечество: дать тем, кто пережил гнев Зигарда, правильные ценности. И это могут сделать только единицы — избранные, люди, одаренные особым талантом и великодушием! Такие люди, как ты, — делающие других счастливыми…       — Так, стоп, — Дианта в протесте подняла руку. — Ты рассчитываешь, что Зигард убьет всех непродуктивных, эгоистичных и глупых людей? — уточнила она с нескрываемым скепсисом.       — По меньшей мере серьезно сократит количество, — уверенность в серьезных голубых глазах Лисандра не пошатнулась ни на йоту. — Избранных же я планирую защитить. И тогда они создадут лучшее будущее.       У Дианты перехватило дыхание от осознания всего услышанного.       — Ты не просто мечтаешь о лучшем мире — ты готов вообще любой ценой его переделать? Ради блага — но вот так, как фанатик?!       — Пусть так, если ничего не вышло иначе. У этого мира было достаточно шансов.       — И ты думаешь, что я, зная о цене таких перемен, пойду на это? Понимая, сколько людей пострадает, смирюсь с этим — Зигарду же виднее? — в ее взоре сверкнуло негодование. — За кого ты меня держишь?       Лисандр отстранился от нее. Он неспешно встал, отвернулся к панорамному стеклу, залитому, как водопадом, усилившимся дождем, и, понурив голову, хрипло засмеялся.       — Люди… — его усмешка была полна печали. — Глупые, неблагодарные люди! Это же всего лишь вопрос времени, когда они сами уничтожат себя из-за своей же жадности. Истощение ресурсов, надругательство над природой, — его голос перешел в гневный крик, — я устал говорить об этом! У них нет будущего! Я же хочу его создать! Я так давно и так сильно жажду воплотить мою утопическую мечту! Но эта мечта… — он растерянно взглянул на Дианту: — она тускнеет без тебя.       Она подошла к нему и бросила взгляд на Люмиос — сквозь потоки воды он казался картиной, написанной акварелью.       — Речь сейчас не обо мне, а о судьбе всего Калоса. И разве не ты столько раз говорил, что он сейчас прекрасен? И люди любят Калос. Это ли не дает ему будущее?       — Любовь… Столько говорить о ней — и не понять! У тебя была в детстве любимая игрушка?       — Как у всех, — недоуменно ответила она. — К чему это?       — Есть два способа обращения с тем, что любишь больше всего на свете, — заговорил Лисандр таким тоном, словно читал лекцию. — Первый — поставить под стекло на полку и сдувать пылинки, поместить в надежное хранилище, создать условия для сохранности, максимально беречь. А второй — всюду, постоянно пользоваться самыми разными способами, пока не поломается, износится, изуродуется до неузнаваемости. Так какой любовью люди любят Калос?! Эта инфантильная любовь разрушает!       — Любовь и пользование — это все-таки разные вещи.       — А люди Землей не пользуются? И сильно ли они хотят пользоваться чем-то без любви? Может, ты покупаешь одежду бренда, который не любишь? Пользуешься косметикой, палитру которой не любишь, парфюмом, аромат которого тебе неприятен? Я не замечал, но если так — то ты уникальная женщина.       — Да нет! — воскликнула Дианта, скрестив руки на груди. Она потеряла терпение. — Я игрушка для тебя, как я понимаю! Спустя год наконец-то честное признание! Чтобы все встало на свои места — почему ты боялся и прикоснуться! Что было бы дальше? Ты залил бы меня в воск, чтобы сохранить такой — вечно молодой — и поставил бы меня на полку, в надежном хранилище, так ты был бы счастлив? Эта любовь не разрушает?!       — Что ты делаешь из меня маньяка?! — вскрикнул Лисандр в ответ, оскалив зубы, словно от внезапной боли. — Ты прекрасно знаешь, что я ни за что, никогда не причинил бы тебе вреда! Я расшибусь об землю за тебя, как тот Каменный Пайрор!       Они умолкли, пытаясь восстановить неспокойное дыхание, не решаясь вновь прямо взглянуть друг на друга.       — Да, Лисандр, в это я верю, — шепотом нарушила молчание Дианта, — хотя… Сейчас мне кажется, что я тебя совершенно не знаю.       — В смысле?! — он вздрогнул, как он удара под дых. — Ты же так понимала меня! У нас было столько общего во взглядах!       Она обернулась, одарила его мимолетной улыбкой и провела ладонью по его напряженному плечу:       — Думаю, все, что было, так и останется. Я разделяю твои выводы и намерения, как и прежде. Но не метод. Для меня подобное не может быть оправдано. И приглашение быть в этот час с тобой я все же не приму.       — Я понял, — раздосадованно кивнул Лисандр, сглатывая ком в горле. — Очень жаль, что ты не разделяешь мои чувства. Но… я все же хочу уберечь тебя и потому позвал за собой. Это мое предложение всегда останется в силе. И мое обещание. Я брошу обновленный прекрасный мир к твоим ногам, независимо от того, примешь ты его или нет!       — Я не могу благодарить за такую заботу. Но и не забуду все то теплое и хорошее, что у нас было. Однако если ты тверд в этом своем выборе, то здесь наши пути расходятся. Лисандр, — она еще раз коснулась его плеча, на миг сжав пальцы, прежде чем развернуться и тихо направиться к выходу, вымолвив с прощальным взглядом: — Мне очень жаль.       — Дианта, — он хотел было схватить ее за локоть, но остановился, так и не дотронувшись, словно почувствовал жар огня. Она обернулась.       — Но мои двери для тебя всегда будут открыты, — сказал он сбивчивым голосом, почти что с мольбой. — Как и мое сердце. Любовь заслуживает шанса — давай не будем говорить «прощай»!       — Надеюсь, что не будем. Счастливо оставаться.       Тщетно пыталась она подсластить ласковостью голоса горькую фразу. Стоило звуку ее шагов стихнуть, Лисандр кричал. Как раненый зверь, как истязаемый пленник, а его пальцы до боли сжимали маленькую темно-красную коробочку, которую он достал из внутреннего кармана пиджака. С очередным отчаянным криком он со всей силы швырнул коробочку в стену. На этом он умолк, но еще несколько минут не мог найти себе места, расхаживая кругами по пустующему залу ресторана.       Наконец, сев за стол, Лисандр налил себе еще один полный бокал вина и достал голо-кастер со сверкающим темно-рубиновым корпусом. Он набрал номер доктора Ксеросика, главного ученого своей лаборатории, и вскоре увидел синеватую голограмму.       — В чем дело, босс? — осведомился Ксеросик, ответив на нежданный в это время звонок. Он стоял, держа в руке пассатижи, возле клубка кабелей, тянущихся к массивному аппарату. Его бледное одутловатое лицо блестело от пота.       — Не планировал прерывать твою работу, док. Однако Дианта знает про то, что мы связаны с действиями Зигарда. Откуда она могла получить такие сведения, от какого доброжелателя?       Ксеросик отложил инструмент. Он снял смарт-очки и диэлектрические перчатки, тяжело вздохнул и принялся тереть пальцами глаза.       — Поверить не могу… Неужели Мальва настолько конченая?! Ох, прости, кажется… когда столько лет знаешь человека, абсолютно теряешь бдительность!       — У тебя были подозрения насчет нее? — лицо и голос Лисандра оставались бесстрастными. — Если это и так, ты не один в ней ошибался все это время.       — Но мне всегда что-то в ней не нравилось, — губы Ксеросика скривились в отвращении, он нервозно качал головой.       — Успокойся, — не повышая голоса, бескомпромиссно потребовал Лисандр. — Слушай внимательно. Башня на сутки в полном моем распоряжении, здесь все закрыто на спецобслуживание…       — И стадион Люмиоса?       — Вообще все. Соберись, чтоб я не повторял. Аренда полностью оплачена, и абсолютно всем плевать, чем я буду тут заниматься. У нас есть все возможности действовать. Твои подчиненные должны перевезти оборудование и Объект один сюда уже сейчас. Алгоритм ты знаешь. Четче, чем кто-либо.       — Мы не нашли второе ядро, — возразил Ксеросик, его редкие брови взволнованно поднялись над глубоко посаженными темными глазами.       — У нас не остается времени, — Лисандр выглядел совершенно непоколебимым. — Если твои прогнозы верны, оно появится, когда мы задействуем первое.       — О, это вполне приемлемо, — согласился ученый, — наши исследования уже могут принести должный результат. Будет сделано, да.       — Тогда начинаем. Я сейчас переоденусь, и нужно записать обращение. Без Мальвы.       Ксеросик кивнул:       — Бриони и Алиана все сделают.       — И никаких сомнений, — губы Лисандра растянулись в улыбке, распахнутые светлые глаза под сдвинутыми бровями азартно засияли. — Все решится, сегодня и в лучшем виде!       Ученый смахнул со лба пот, вновь надел круглые темно-красные очки, в которых работал, и с выдохом облегчения улыбнулся:       — Что я сомневаюсь, в самом деле? Сам же опасался не успеть…       — Все верно. Доложи, когда все приготовления будут завершены. Действуй!       — Конечно! Немедленно.       Лисандр нажал клавишу, и голограмма исчезла. Без промедления он набрал срочное сообщение для Мальвы. Вскоре она явилась в ресторан, в неизменном облегающем костюме из черной и красной эко-кожи, в котором выступала как член Элитной Четверки, и черной мотокуртке с розовыми вставками. Лицо ее обрело ликующее выражение.       — Что… Помолвки не будет? — радостно спросила она, колко взглянув на Лисандра поверх алых очков.       — Мальва! — он поднялся и прикрикнул на нее, как ревущий пайрор. — Как это понимать?!       — Иначе ты бы не разглядел сути, — она надменно вскинула голову.       — Какой, к Ивельталю, сути?!       Мальва шагнула ближе и поставила руки на пояс, ее кривая ухмылка исчезла, брови нахмурились.       — Она тебя не любит! И никогда не приняла бы!       — А тебе не кажется, что моя личная жизнь — это не твое собачье дело?! — его глаза налились кровью.       — Это же не было изначально личной жизнью. Проблемы с памятью?       Лисандр стиснул зубы.       — Ты уволена, — холодно выговорил он после нескольких глубоких вдохов и выдохов.       — Вот как ты платишь Мальве за неоценимую услугу? Какой же ты мерзкий. А предупредить заранее?       — Можешь пожаловаться в профсоюз, — столь же безразлично добавил он и указал на выход: — Разговор окончен. Чтоб я больше тебя не видел в этом здании.       Уходя, Мальва натянуто улыбнулась, а потом что есть силы захлопнула дверь ресторана, так резко и громко, что на барной стойке зазвенела стеклянная посуда. Ее тяжелые, быстрые шаги стремительно удалялись.       А Лисандр кричал снова, но лишь один раз. Он устало припал к окну, как в надежде, что стекло, заливаемое дождем и обдуваемое ветром, сможет охладить его лоб и ладони. Он еще долго дышал так тяжело, словно в горячке.       В полдень солнце и ветер высушили слезы неба, и теперь уже ничто не напоминает о неистовом утреннем ливне. В чистой фиалковой выси разбросаны лишь островки мелких полупрозрачных облаков, напоминающих горсти пыльцы, осыпавшейся с крыльев вивийона. В первых закатных лучах старый город выглядит позолоченным. Лисандр со смотровой площадки башни вновь окидывает взором столицу Калоса:       — Время пришло.       Он слышит сигнал голо-кастера. Ему звонит Ксеросик, взволнованным голосом спешит отчитаться:       — Все приготовления завершены. Ядро Зигарда доставлено на стадион Люмиоса, «М-Луч» установлен и откалиброван.       — Отлично, док, — Лисандр активирует гарнитуру внутренней связи, закрепляет наушник с микрофоном на правом ухе и объявляет сразу по всем каналам: — «Пламя», говорит босс! Всем сотрудникам быть в полной готовности, я провозглашаю начало операции «Ярость Земли»! Во имя лучшего будущего для всего мира!       Несколькими этажами ниже в полумраке электрического стадиона Люмиоса испускают зеленоватое свечение огромные стеклянные контейнеры. Ксеросик поочередно подходит к каждому из них, инспектирует содержимое — осматривает, сканирует, снимает показатели с информационных панелей.       — Состояние клеток хорошее, ядра — удовлетворительное, — он переключает настройки очков и занимает место у пульта управления огромным стальным монстром — сконструированным его руками и умом аппаратом «М-Луч». — Чалмерс, Юстус, пора начинать.       Два администратора в белых костюмах включают подачу энергии и запускают голографические дисплеи с данными о настройках машины и состоянии материала. Аппарат «М-Луч», черно-бордовая бронебашня с гигантской пушкой и множеством рычагов, похожая на исполинское насекомое, оторвавшее от земли плоское брюхо, приподнявшись на четырех массивных механических ногах, нацеливается на капсулу из бронестекла, в которой, сжавшись, замирает нежно-зеленое полупрозрачное ядро Зигарда. Ксеросик еще раз проверяет все параметры, после чего стреляет в ядерную клетку пучком красной энергии. Ядро издает визжащие и булькающие звуки. Его сердцевина загорается почти белым светом, когда оно вынужденно вбирает в себя алую энергию и взрывным всплеском зеленого света разбивает стекло. Сияющее, переполненное болью ядро притягивает к себе находящиеся рядом клетки Зигарда, пробивает стену стадиона и красно-белой шаровой молнией взвивается вокруг Башни Призма, поднимаясь к самому шпилю.       — Так волнительно! — восклицает Ксеросик и хватается за черный голо-кастер, торопясь зафиксировать происходящее. — Давай, Зигард, покажи нам свою силу! — посмеивается он, завороженный необычным, поражающим воображение зрелищем трансформации легендарного покемона. — Ты прекрасен! Как ядовитый цветок!       Ученый отправляет голограмму Лисандру.       Дианта в это время тоже смотрит на Люмиос, стоя в своей гостиной у окна с темной рамой. Она выкуривает сигарету, чего давно себе не позволяла. Вечернее небо над Калосом вдруг становится ярко-зеленым, исчерченным светящимися штрихами, сходящимися в точку над Башней Призма. Дианта поднимает со стола белый голо-кастер и звонит в Центральную дирекцию полиции. Она предупреждает, что зеленые искры в небе предвещают катастрофу, просит стянуть силы к центру Люмиоса, подготовить вероятную эвакуацию. Но когда директор спрашивает об угрозе более конкретно, она умолкает. Будто заготовленные слова ее предают. Однако ей удается не отступить и найти другие:       — Я просто это чувствую. Об этом говорила и Олимпия, но теперь я знаю час. Вы ведь сталкивались с таким и прежде — мы, тренеры психических покемонов, порой не можем объяснить, но мы просто что-то знаем.       Директор полиции сдержанно благодарит ее за сигнал. Дианта медленно тягостно вздыхает и после недолгих раздумий отправляет сообщение Кати Ли с просьбой срочно вызвать личного водителя. Она еще раз бросает горький взгляд в сторону башни:       — Может, стоило сообщить полиции о его причастности? Придется собственноручно отобрать у него мечту, которой он горел, и предать любовь! Но ведь только так можно уберечь Калос. О Ксерниас, есть ли у меня другие варианты, какой еще ход могу я сделать?!       На ее голо-кастер поступает звонок от Кати Ли: водитель ждет.       — Любовь заслуживает шанса, — произносит Дианта шепотом. — Я могу попробовать, если не договориться, то бросить ему личный вызов. Таков мой ход. Попытаться сорвать цветок на краю бездны.       Она в спешке завязывает на шее шелковый шарф, надевает белый плащ, в карман которого кладет уменьшенный покебол, и выходит к машине.       — Куда ехать, леди Корнетт? — спрашивает молодой темнокожий водитель.       — К Башне Призма, — отвечает Дианта, — быстрее.       На дорогах и улицах творится хаос и безумие, катастрофа являет свой уродливый лик. Земля дрожит, между строениями разверзаются глубокие трещины, из которых выползает нечто черное и клубящееся. Из расщелин вырываются гигантские подвижные лианы, и они хлещут землю, разбивая брусчатку, крушат великолепные старинные здания, словно пытаются раздавить всех, кто находится на улицах Люмиоса, как муравьев. Весь город, все небо над ним заполняется этими сплетенными лозами, похожими на вздувающиеся темные вены. Водитель отпускает крепкое словцо.       — Не останавливайтесь! — требует Дианта.       Он, удивленно присвистнув, кивает и переключает скорость. Петляя между вздыбившихся лоз, снова и снова сигналя бегущим прочь людям и покемонам, которые в попытке спастись едва не оказываются под колесами, мчит ее к центральной площади города. Когда лианы, подобные ветвящимся сосудам, застывают на месте и распускают густые красные листья, кажется, что они лопаются, и в воздух выбрасываются кровавые брызги.       «Башне Призма нанесен значительный ущерб! — слышит Дианта отрывок сообщения по радио в машине. — Не приближайтесь к ней во время эвакуации!»       — Считайте, что Вы этого не слышали.       Водитель открывает рот, но решает промолчать. Он проделывает множество крутых поворотов и откровенно запрещенных маневров и резко тормозит, едва не въехав в клумбу — ближе не подступиться. Впереди уже не площадь, а скорбные руины и отвратительные пульсирующие нагромождения ползучих лоз с черной корой, покрытой перекрещивающимися, испускающими красноватое свечение трещинами. Белая башня, ставшая символом всего Калоса, неузнаваема — некогда сверкающая четкими гранями, теперь она покрыта расколами и плотно обвита лианами, распустившими густые бордово-красные листья. Это не растения, а зловещие щупальца, готовые сжаться и смять конструкцию из стекла, бетона и металла, ломая ее, как хрупкий осенний лед. На самой вершине, на площадке под шпилем сияет алым светом массивная фигура покемона-дракона. Черный воротник вокруг его узкой рептильей головы дрожит, тело угрожающе раскачивается, точно у эрбока перед броском. Ярко-красный маяк, обещающий не спасение, а разрушения и смерть.       Дианта узкими проходами выбегает на площадь. Светодиодный экран над входом в Башню Призма резко чернеет. На нем зажигается известный символ — оранжевый язык пламени, похожий на букву F. Символ Лабораторий Лисандра. А через несколько мгновений Дианта видит и его лицо — спокойное, чуть печальное, но его ясные глаза возбужденно пылают.       «Обращение к любимому региону Калос. Я Лисандр де Флер, — его голос звучит раскатами, грохотом крушащих все штормовых волн, в нем буквально чувствуются кожей вибрации ярости, — я возглавляю команду «Пламя», и у нас есть миссия. Мы здесь, чтобы обновить мир, он наконец-то станет местом почитания красоты и мирного сосуществования. Задача команды «Пламя» — сделать из Калоса первый в истории человечества пример благополучного развития, — картинка сменяется на крупный план черно-красного дракона на вершине Башни Призма: — Имя этого легендарного покемона Зигард. Сегодня он явился, чтобы вновь помочь всему живому в регионе Калос. Мы объединили свои усилия с этим божественным Стражем Порядка, — на экране вновь появляется Лисандр, с торжественной жестокостью объявляя приговор для мира: — Зигард взбешен как поведением людей, так и покемонов! Человечество перестало расти над собой, стремиться к совершенству, оно погрязло в жадности и насилии, оно безжалостно и бессовестно грабит и подминает под себя планету, давшую ему жизнь! Чтобы создать мир без людского зла, вернуть природе ее права, сотворить новую, зрелую экосистему, Зигарду придется сократить количество людей, а также и покемонов на этой планете. Только у избранных, нашедших баланс с природой, будет место в нашем светлом, прекрасном будущем. Мы — команда «Пламя» и яростный Зигард — решим, кто достоен жить. Наш новый порядок покончит с антропогенным хаосом и несправедливостью сегодняшнего мира и приблизит светлое будущее, которого мы так желаем всей Земле. Вверяю вас божеству!».       — Команда «Пламя», вот как ты назвал своих единомышленников, — роняет Дианта, не отводя взор от экрана. — Огненный вихрь из ее пророчества…       Вечная Флоэтт знает, что через месяц весь мир будет обсуждать то, что Лисандр сделает. Дианта будет смотреть репортажи о судебном процессе над участниками команды «Пламя». Ей и самой придется выступать на этих слушаниях, после которых, наконец оказавшись дома, она будет долго без сил лежать на диване, облачившись в шелковую лавандовую пижаму с необычной серебряной вышивкой на манжетах — изображениями небесных светил, как на старинных гравюрах и звездных картах, — и безучастно глядеть то в потолок, то на широкий плазменный экран телевизора.       «Продолжается подсчет жертв трагедии. В списках известных участников команды «Пламя» числятся перспективные и талантливые люди, в большинстве своем молодые — многие из них оказались ранены или погибли. Открытым остается вопрос, сколько на их совести человеческих жертв. Трудно также предположить, какой вердикт ожидает Общество Меценатов Лисандра де Флера — лица, входящие в его состав, свою причастность к ноябрьскому инциденту в Люмиосе отрицают, хотя уже известно, что они как минимум были осведомлены о планах своего лидера и воспользовались его предложением обеспечить им безопасность во время катастрофы. А из выживших членов команды «Пламя» никто не скрывает своего участия в экологическом теракте, но и не признает себя виновным. Они утверждают, что за всеми разрушениями и смертями стоит только Зигард. На судебных слушаниях они повторяют, что не отказываются от своих идеалов.       Мейбл, научный сотрудник Лабораторий Лисандра:       — Это был отважный шаг мсье де Флера по воссозданию мира.       Алиана, научный сотрудник Лабораторий Лисандра:       — Это не злодеяние. Вы еще убедитесь в этом. Он великий визионер!       Бриони, научный сотрудник Лабораторий Лисандра:       — У мира есть проблемы, которые все продолжают игнорировать. Серьезные проблемы. Мсье де Флер предпочел бы другой способ их решения, если бы таковой был.       Патришия Мальва, телеведущая и в прошлом амбассадор компании Лисандра де Флера, считает, что знаменитого мецената довели до безумия амбиции:       — Он пытался сделать больше, чем было в его силах. Иногда там, где местное правительство и весь мир годами не могут ничего предпринять! Например, стоило ли ему ехать в регион…».       Дианта выключит передачу. В гостиную войдет Олимпия — ее гостья на ближайшие несколько месяцев, пока ее стадион будет отстраиваться на новом месте, в чем Дианта окажет ей посильное содействие. Олимпия будет выглядеть статно и загадочно даже в домашнем спортивном костюме черного цвета с асимметричными пересекающимися золотыми полосами. Она не меняется годами — ее темная кожа кажется гладкой, точно отполированная медь, но стоит ей улыбнуться, как уголки рта и глаз очерчиваются тонкой паутинкой мелких морщинок. Ее глаза аметистового цвета всегда излучают неуловимое успокаивающее сияние. Олимпия принесет пару бокалов с красным вином.       — Мальва подкараулила меня сегодня, когда я собиралась уезжать из офиса менеджера, — поведает Дианта. — Был тяжелый разговор.       Олимпия присядет на диван рядом с ней, закинув ногу на ногу, и предложит поделиться переживаниями.       — Кати считает, что нужен адвокат, — взволнованно ответит Дианта. — Но меня не обвиняют, я прохожу по делу как свидетель. И все же ее беспокоит резонанс в прессе, которого не избежать, я это знаю, и оставлять все это без комментариев уже никак нельзя… Кати сказала мне: «Я уважаю Ваш философский взгляд на вещи. Но все же настоятельно рекомендую продумать ответы на вопросы». И тут еще и Патришия Мальва. С ехидной улыбочкой: «Главная героиня, гордишься собой?»!       — Ты ей что-нибудь ответила?       — Что общение с ней не представляет для меня интереса. Да, сохранила лицо, как бы ни хотелось кричать: «Нечем тут гордиться». Это катастрофа. Но с ней бесполезно говорить: сколько ее номеров я уже заблокировала, пришлось сменить карту, а теперь она стала шпионить. Совершенно не понимает такое маленькое слово — «нет».       Олимпия вздохнет и тепло улыбнется:       — Безнадежно хочет тебя помучить. Она как мандибазз, это ее сущность.       И Дианта на миг сможет засмеяться:       — О да, Мальва даже внешне похожа на эту птицу-падальщицу! Но меня не получится клевать так же безнаказанно, как мертвых — еще одна выходка, и она встретится со мной в суде. Хотя в чем-то она права… Крикнула вслед: «Вы встречались почти год — ты не можешь молчать об этом вечно». Я и сама чувствую, что мне нужно от себя об этом рассказать. Понимаешь, я узнавала о Лисандре такие вещи, которых не знает никто! Но знать их в то время и сейчас — не одно и то же, а мне не все равно, как они будут истолкованы. Взять его известное высказывание: «Я не имею права получать награды сейчас — мои главные заслуги еще впереди, величие Калоса должно стать примером для всего мира». Теперь люди даже это воспринимают совершенно иначе.       Олимпия протянет ей бокал со словами:       — Я понимаю, девочка моя, но не взваливай на себя слишком многое. Для большинства он будет очернен навсегда, бесповоротно. Для кого-то останется благодетелем, вопреки всему. А кто-то согласится с тем, что говорят сейчас люди из команды «Пламя».       — Он как раз не боялся брать на себя многое… — Дианта сядет рядом с ней, пригубит вина и в отчаянии спросит: — Что говорить о его наследии, чтобы это не было расценено как оправдание насилия, но и чтобы высказать правду о реальной личности? Безусловно, я сама до сих пор в шоке! И тоже до сих пор задаюсь вопросом «Почему?»! Но… То, как выставляет все это Мальва — словно его идеи стали навязчивыми из-за его высокого происхождения, якобы из-за этого он видел людей мелочными и глупыми — это же полный бред! Да, королевская кровь играла свою роль, но не в замашках на превосходство или всевластие, он вообще принципиально держался в стороне от политики! А в каком-то гипертрофированном чувстве… ответственности — Лисандр буквально был убежден, что обязан спасти народ Калоса! Ни в коем случае не обеляю, он придумал «проблему вагонетки» на пустом месте, но я же вижу не просто какого-то известного предпринимателя или экологического террориста — я вижу человека, мне этого уже из головы не выкинуть. Он действительно рвал себе сердце, когда видел человеческую боль — думаю, в какой-то момент сердца у него просто не осталось, и я упустила это… Хотя, если это мучило его уже очень давно… Как он тогда мог меня любить, скажи? Что это была за фантомная любовь?!       — А разум ведь остался, и разум очаровывал. Лисандр же не один вершил все это, множество окружающих его людей причастны к гибели его сердца.       — Вот! И они были с ним по собственной воле! Зная, как он умеет воплощать идеи, даже самые нереальные — мир и правда меняло то, что он делал! Бизнес-аналитики утверждают, что за ним не было ни одного откровенно убыточного решения. И теперь весь мир говорит: «Ну да, он ведь гений, естественно он всегда был в определенной степени безумным», — словно это что-то объясняет. Нет, это ничего не объясняет! И все же Лисандр… далек от нормальности, он не вписывался в мир, он странный… и страстный.       — Сила без мудрости, — печально заключит Олимпия, выслушав ее. — Прекрасный ум, но столь страдающий, столь глубоко омраченный! Но дело не может быть только в нем — заложник кармы также и ее инструмент, его провоцирует карма каждого из нас.       — Я помню об этих законах. Мне бы стать его благим другом! Я должна сохранять ясную голову, да, и мне казалось, что я могу…       — И ты поступала из любви и сострадания.       — Тогда почему же мне так плохо? — пожалуется Дианта слезно, закрыв глаза ладонью. — Просто конец света!       Олимпия заботливо погладит ее по худым плечам:       — Ты влюбилась, моя девочка.       — Ты все предсказала верно! Он особенный, словно человек не своей эпохи. Но он был обречен жить в это время.       — Его не будут жалеть. Но ты смогла понять его. Особенный человек в слишком обычном мире.       — Он говорил, что видит лишь одно будущее, — вспомнит Дианта и посмотрит на Олимпию с жаждой надежды в распахнутых глазах: — Ты не можешь почувствовать — это безумная идея, или он действительно видел дальше, чем другие? Неужели он был прав?!       — Я думаю, он знак, посланный нашему поколению, — задумчиво ответит прославленная на весь мир провидица. — Он оставил наследие как величайший в истории филантроп и меценат, который перевернул всю свою жизнь с ног на голову в один момент и стал величайшим в истории экотеррористом. И его породил Калос. Это не безумие нескольких людей — это болезнь человечества. Он дал ей проявиться, он прокричал об этом. Как бы кто ни относился к его личности, его жест люди запомнят, — она пожмет руку Дианты, накрыв ее ладонь своею: — Помоги же им правильно истолковать этот знак.       Дианта крепко обнимет Олимпию, с ее глаз беззвучно сорвутся слезы.       А ныне солнце яркими красными стрелами пробивает полог дыма и пыли над Люмиосом. Обрывки облаков и заснеженные вершины хребтов далеких лысых гор, точно заливая раскаленной лавой, обагряет его угасающий свет. Закатное небо сияет оранжевым золотом. Лисандр стоит неподвижно, черной каменной статуей. На его влажных глазах пляшут золотые блики.       С ним на связь выходит Мейбл. Она сообщает, что Дианта Корнетт замечена приближающейся к Башне Призма, в одиночку. Он ничего не отвечает и отключает гарнитуру.       Лисандр поднимает взгляд на Зигарда. Легендарный покемон дышит неистовством, его упругое черное тело напряжено, как сжатая пружина. Едва заметный мах, даже малейшая дрожь его головы заставляет смертоносные лозы стремительно ветвиться и разрастаться. Они разбивают строения и автомобили, рушат городские коммуникации, из-за чего на тротуарах и дорогах возникают провалы, из которых бьют фонтаны воды под напором, затопляя улицы, а где-то валят клубы горячего пара, в котором теряется видимость. Грохот сливается с воплями боли людей и покемонов, обожженных, травмированных и раненых поломанными плитами, осколками кирпича и фрагментами дорожного покрытия. Многие из них уже обречены на смерть и похоронены под завалами. В других местах повреждения и перегрузки электросети вызывают сильные пожары, заставляя в мгновение ока пылать целые здания и клубки черной растительности. Прорывающиеся из недр лозы тянутся все дальше, уходя далеко за городские окраины и уже норовя переброситься через обступающие Люмиос каменистые холмы. Туда же черными облаками летят кричащие стаи городских птиц.       — Может, стоило отдать приказ захватить ее здесь и сейчас, — задается Лисандр безответным вопросом, — силой удержать ее в безопасном месте? После этой операции она возненавидит меня до конца своих дней, я разобью ей сердце! Но зато она будет спасена. Она должна быть спасена! Ивельталь, почему я этого не сделал?! Что теперь осталось мне?!       Он скалит зубы, потирая кулаком переносицу, и с болью досады мотает головой. Ноги несут его от одного края смотровой площадки к другому и обратно, он мечется между двух обрывов, и здесь не увидеть выхода.       — За такого человека стоит бороться! — произносит Лисандр, замерев на краю. — Не силой, а как раньше — бережно, осторожно, в открытую. Выбирать слова, снова откровенно говорить с ней. Попытаться сорвать цветок на краю бездны.       А у входа в Башню Призма Дианта сталкивается со знакомой грубой женщиной с короткими фиолетовыми волосами. Они общались прежде, но теперь не приходится ждать понимания и формальной любезности. Целозия преграждает Дианте путь, а за ее спиной выстраиваются в ряд младшие сотрудники Лабораторий Лисандра в неизменных красных костюмах. Теперь их следует называть рядовыми команды «Пламя». На пряжке ремня каждого из них — эмблема организации, а в руках — громоздкие черно-бордовые ружья необычного вида.       — Дианта Корнетт, великая чемпионка и звезда мирового кино, — Целозия обращается к ней елейным голосом, развязно шагнув вперед и поставив руки на пояс. — Уделите мне минутку Вашего драгоценного внимания!       — Уделю хоть две, если проведете меня к Лисандру, — обычным для себя учтивым тоном отвечает Дианта.       За ней по ступенькам поднимается Мейбл, резкими движениями поправляя выбившийся на ветру из-под алой куртки синий галстук.       — Новых распоряжений не поступало, — флегматично докладывает она.       — Что ж, Вам повезло, — хмыкает Целозия. — У нас приказ мсье де Флера: если Вы явитесь, пропустить Вас. Мейбл, покажешь дорогу этой леди? Красной ковровой нет — какую есть.       — Очень оригинально, — вздыхает Дианта, иронично изображая разочарование.       Мейбл ведет ее наверх, минуя заблокированный лифт, по лестницам, каждая площадка которых охраняется вооруженными рядовыми в красном, через разрушенный электрический стадион, мимо машины Ксеросика. Губы ученого растягиваются в искренней улыбке, когда он видит Дианту:       — Лисандр ждал тебя.       Она кивает. Ксеросик открывает перед ней двери, ведущие по еще одной узкой лестнице на смотровую площадку под шпилем, где на одном из боковых выступов стоит Зигард, бросая зловещую тень угрозы на Люмиос. Подняться туда Дианте предстоит уже без сопровождения. Лисандр здесь, в имиджевом черно-красном костюме, он смотрит на разрушение города так, словно захвачен катарсисом во время созерцания величайшего в истории произведения искусства. Так же он смотрел и на Дианту, с первой их встречи, и на каждой новой встрече.       Вечная Флоэтт помнит октябрь минувшего года в Хоэнне — мягкий, украшенный щедрой зеленью тропиков, согретых термальными источниками. Два теплых течения, омывающие регион, приносят частые туманы, но тот особенный день поначалу был благодатно солнечным. Лисандр встретил Дианту на вертолетной площадке. На днях он звонил ей и пригласил посетить с ним историческое место близ природного парка Форина. Он высказался об этой встрече как о приглашении к сотрудничеству и о попытке удивить знаменитую актрису. Дианта сошла с вертолета, придерживая руками широкополую черную шляпу с белой лентой. Длинный узкий тренч и высокие сапоги делали ее образ сдержанным и строгим, но его смягчали игривостью нежно-розовый шейный платок и компактная сумочка того же оттенка.       — Мсье де Флер! Прекрасный день, не правда ли? — Дианта просияла улыбкой, опустив темные очки на кончик носа, на ее щеках обозначились едва заметные ямочки. — Природа здесь восхитительна.       — Рад снова увидеть Вас, — Лисандр взял ее за плечи и склонился для приветственного поцелуя. — И рад, что Вы тоже цените природу. Я намерен сегодня по возможности скрасить впечатление от нашего первого общения. Я ни в коем случае не хотел тогда Вас смутить или напугать.       — Меня тот разговор, скорее, озадачил, — уточнила Дианта. Она сняла очки и опустила руки, глядя вниз в задумчивости. — Мне часто говорят, что я красива, но я нечасто слышу от человека, сделавшего столько для Калоса и всего мира, что он хочет этот мир уничтожить. Это звучало, как… боль?       — Да, наверное, не самое удачное выражение, — Лисандр тоже потупил взор и прикусил губы. Он расчесал пальцами волосы и глубоко вздохнул. — Я иногда в порыве эмоций говорю странные вещи. Вы могли бы подумать, что я ненавижу мир, но на самом деле я его люблю. И люблю слишком сильно. Красоту хочется удержать, сделать вечной…       — «He believes in beauty, He believes in beauty» … — звонким голосом напела Дианта, с теплотой посмотрев на него.       — Да! — отрадно улыбнувшись, вскликнул он. — Точно! А Ваш дебют на киноэкране — это же действительно мой самый любимый фильм. Ведь я тоже «уже достаточно стар, и теперь мне надо повзрослеть».       — Я и не думала, что Вы преувеличиваете, говоря об этом фильме. Так высказаться о красоте мог только тот, кто мыслит, как художник.       — Спасибо за понимание, — Лисандр обнял ее за плечи и крепко прижался к ней, закрыв глаза. Она почувствовала, как глубоко он дышит. После объятий он так и не мог отвести от нее глаз и продолжал держать ладони на ее плечах.       — Да-да, настоящая, не голограмма, — Дианта добродушно засмеялась, легко ударив его по руке.       — Я так рад, что Вы здесь! — Лисандр еще раз сжал пальцы на ее плече, убрал руку и гордо расправил плечи. — Следуйте за мной! Если все получится — сегодня Вы не просто мне поможете, но и увидите что-то уникальное. Достойное Вас.       Дианта на миг засмотрелась на него — идеальная выправка впечатляла не меньше, чем огромный рост. Ей было в новинку видеть его в черной летной куртке, грубых походных штанах и высоких ботинках, с ножом на поясе и с тактическим рюкзаком за плечами, на ремнях которого он закрепил экшн-камеру и голо-кастер. Маршрут пролегал через первозданный лес по гористой местности, и Лисандр часто сверялся с голографической картой.       — Значит, нас привело сюда предание об истоке мега-эволюции? — завела беседу Дианта, умиротворенно оглядываясь по сторонам, азартно ловя впечатления от буйства дикой природы. — Признаться, я просто обожаю такие неисследованные места.       — Да, — подтвердил он. — В легендах исток феномена мега-эволюции упоминается как Радужный Камень, и он предположительно связан с первой встречей человечества и Рейквазы — супер-реликта внеземного происхождения. В Хоэнне найдены артефакты, подтверждающие эту гипотезу. У меня на днях была встреча с местным чемпионом Стивеном Стоуном, он тоже занимается исследованиями…       — Да, я хорошо его знаю, — отметила Дианта. — Стивен живо интересуется археологией.       — И далеко не на любительском уровне. Мы отлично побеседовали, обменялись имеющейся информацией, благодаря которой мы с Вами сегодня здесь.       — А еще у Августина Сикамора, кажется, есть относительно новая теория, что с Рейквазой связана и первая в истории мега-эволюция. Вы не думаете пригласить его к сотрудничеству?       Лисандр остановился. Он сел на камень, поросший густым темным мхом и мелкими ползучими растениями, и жестом подозвал спутницу ближе.       — Мои исследования мега-эволюции секретны, — сурово проговорил он, глядя ей в глаза, — я закономерно опасаюсь, чтобы они не попали не в те руки. Знаете ли, как это бывает — в истории человечества примеров масса, когда благие идеи использовались во зло. А Сикамор, на мой взгляд, не особо отличился осмотрительностью и твердой волей.       — Вы что же, не доверяете ему? — спросила Дианта. — Это несколько… странно слышать — он называет Вас своим другом.       — В соцсетях, наверное, в Чатоте год назад он меня нашел… — Лисандр призадумался, поглаживая бороду. — Пару раз мы беседовали, за чашкой кофе он расспрашивал меня о легендах Калоса. Неужели его это столь обрадовало, что он уже вообразил нашу дружбу? — он усмехнулся. — С моей стороны это выглядит как жест вежливости.       — Или я не точно запомнила, как он выразился, — несколько растерянно уточнила Дианта.       — Я не собираюсь его осуждать, — Лисандр неоднозначно покачал головой. — Просто… такого человека легко обвести вокруг пальца. Мы позаботимся о его безопасности, если не станем ничего говорить ему об этих исследованиях и находках. Я рассчитываю на Вас. И верю в чистоту Ваших помыслов и в прочность взглядов без тени сомнения.       Дианта приоткрыла рот, но так ничего и не ответила. Лисандр вновь включил голографическую карту и просмотрел оставшийся отрезок пути, прежде чем продолжить поход.       Густой влажный лес, дышащий освежающей прохладой и терпким запахом земли, начал расступаться. Все реже становились группы деревьев, все чаще попадались на пути нагромождения камней — не бесформенных валунов, а отесанных рукой человека, покрытых заметным даже сквозь мох геометрическим орнаментом. Вскоре Лисандр привел Дианту на гребень высокого, поросшего густой травой холма, и перед ними среди низкорослой зелени предстали древние серые руины в виде нескольких ступенчатых пирамид. В центре возвышалась отличная от других, исполинская конструкция, которую венчали две колонны без капителей — часть постройки была обрушена. Блоки главной пирамиды покрывали глубокие резные узоры, состоящие из окружностей и лучей.       — Полагаю, мы не первооткрыватели, — Дианта ускорила шаг, спеша поближе рассмотреть памятник древней цивилизации, — но это место впечатляющее! Фантастика!       Лисандр сохранял сосредоточенность в пристальном взгляде, но когда он услышал ее восхищенный голос, то не смог сдержать беглой улыбки.       — Артефакты, указывающие на то, что источник можно найти здесь, были обнаружены лишь недавно. Например, пара табличек с надписями: «Путь начинается с врат. Он явится, когда сияние двух ключей соединится, если их владельцам ведомы истинные узы». Судя по пиктограммам, речь идет о камнях-ключах, которые необходимо поднести к тем колоннам.       — И тут не обойтись без еще одного тренера мега-эволюции, — Дианта подмигнула ему и сняла с шеи блестящий кулон изящной формы, напоминающей очертания сванны. Камень-ключ, обрамленный золотом, переливался оттенками мятно-зеленого и бледно-розового света.       Они начали осторожное восхождение, Лисандр шел впереди, проверяя ногой каждый кирпич. Строение оказалось выше любого из крутых холмов, которые им уже пришлось преодолеть на пути сюда. Лестница, проходящая по центру грани усеченной пирамиды, привела их к небольшой площадке с концентрическим узором, обрамленным базами двух колонн, которые оканчивались вровень с кронами самых высоких тропических деревьев. Лисандр положил правую руку, на среднем пальце которой носил мега-кольцо с красноватым камнем в черной оправе, на одну из колонн, Дианта, переглянувшись с ним, обмотала цепочку кулона вокруг запястья и, прижав камень-ключ большим пальцем к ладони, тоже коснулась колонны. И тут над площадкой разлился искрящийся свет. Орнаменты на каменных блоках засияли, а над лесом пролегла дорога к массивной возвышенности в непреступном сердце Форины — в центре громадной каменной розы, образованной глубокими размытыми расщелинами и отвесными песчаниковыми скалами. Пик горы с лысыми крутыми склонами терялся в низких облаках. К нему вел мост, составленный словно из стекла или прозрачного льда, наполненного радужным свечением — точно сотни кристаллов хрусталя, выложенные в лестницу к вершине, преломили свет полуденного солнца. С губ Дианты слетел невесомый вздох удивления.       — Этот путь действительно явился! — воскликнул Лисандр вдохновенно и взволнованно. — Искать его можно было вечно. Я очень Вам признателен.       — Что Вы, я не могла и представить ничего подобного! — Дианта осторожно подошла к краю площадки и кончиками пальцев дотронулась до прозрачного блока, зависшего в воздухе, сперва совсем легко, потом уверенно. — Что-то вроде тех барьеров, что создают психические покемоны из ментальной энергии. По этой дороге, видимо, можно идти.       Лисандр склонился над ней, опустив руку ей на плечи. Она обернулась и встретила его трепетный взгляд.       — Знайте это, — решительным полушепотом произнес он. — Если вдруг Вы оступитесь, я всегда Вас подхвачу. Обещаю.       — Чудесно, — Дианта приобняла его в мимолетном знаке признательности, а в следующее мгновение уже стояла на ступенях, проложенных незримой силой по воздуху.       Дорога привела их на плато, где разрастающийся лес едва не поглотил корнями и лианами руины целого города с цилиндрическим строением в центре — видимо, когда-то это была башня. Все густо заросло косматым мхом, стелющейся маршанцией и зеленовато-желтым лишайником. Внутри башни обнаружился глубокий колодец, куда не мог проникнуть льющийся через край обрушенных стен солнечный свет. По бокам его вечной стражей стояли два кубических алтаря, окруженные орнаментами, составленными из окружностей и квадратов. На алтари были водружены два каменных шара, а их помосты покрывали резные надписи на древнем языке.       — Теперь нужно поднести ключи к двум алтарям, — сообщил Лисандр. — Радужный Камень, очевидно, хранился именно здесь.       — Камень-ключ реагирует на них, — заметила Дианта, приблизившись к одному из постаментов. — Думаю, нам лучше сделать это одновременно?       Лисандр кивнул и шагнул к другому алтарю. Он медленно поднес руку с кольцом к каменному шару. Руины вмиг наполнились светом, переливчатым и мягким, он заполнил, как вода, борозды орнаментов, и из колодца, ставшего центром блещущей всеми цветами мандалы, появился огромный заостренный кристалл. По высоте он занял почти всю башню, не имеющую свода. Он был подобен сияющему бутону невиданного цветка.       — Это прекрасно! — проронила Дианта. — Вы нашли его, — она перевела взгляд на Лисандра, ее глаза едва заметно слезились от восторженного трепета.       А он стоял напротив, за Радужным Камнем, так и застыв на месте, сжав в кулаки опущенные руки, вскинув голову и подняв брови. Голос Дианты вывел его из оцепенения, он зажал клавишу голо-кастера и продиктовал:       — Док, принимайте координаты.       После этого Лисандр сорвался с места, быстрым шагом направившись к спутнице.       — Как Вам эта красота? — он более не мог сдерживать радостной улыбки во все зубы. — Порой в это сложно поверить, но в нашем мире существует нечто такое! Выдающееся.       — Поздравляю Вас с важным открытием! — Дианта протянула ему открытую ладонь.       — Я бы сейчас носил Вас на руках за это! — возгласил он, смеясь и потрясая раскинутыми руками, а затем взял ее под локоть и провел к каменным лавам, бегущим вдоль стен башни. — Присядем здесь? Вы заслужили поцелуи. В смысле, калиссоны.       — Так вот что было в рюкзаке! — усмехнулась с удивлением Дианта, когда он достал коробку с пирожными.       — Не думайте, что это непрактично — там чего только нет, — Лисандр показал ей содержимое походного рюкзака: — Запас воды, кресало, веревки, аптечки…       — Даже складная лопата? Какая уж тут непрактичность — это я сегодня легкомысленная и неподготовленная.       — Вы можете положиться на то, что, приглашая Вас, я обо всем позабочусь — зная, что нужно учитывать все, что может в таких местах случиться. Мы до этого момента вообще не могли знать, куда прибудем и с чем будем иметь дело! — заметил он и протянул Дианте термокружку: — А еще есть ройбуш. Чтобы можно было устроить здесь в ожидании чайную комнату.       — Благодарю сердечно! — сказала она и незамедлительно попробовала угощение. — Сладковатый чай и миндальные пирожные отлично сочетаются. Ни в какое сравнение с энергетическими батончиками.       Над лесом воздух загудел от шума приближающегося компактного грузового самолета. Он приземлился на плато, и Лисандр вышел к нему, за ним последовала и Дианта. По трапу спустился полноватый мужчина в красном костюме с удлиненным пиджаком, синих диэлектрических перчатках и оранжевых кроссовках. Он носил круглые смарт-очки. Его медно-рыжие волосы были убраны в эксцентричную прическу топ кнот.       — Это доктор Серж Ксеросик, — представил его Дианте Лисандр, — ведущий ученый наших лабораторий…       — И самый стильный, — улыбнулась, узнав его, она. — Мне Вы таким запомнились, когда рассказывали о «зеленой» энергетике в одном из презентационных роликов компании мсье де Флера.       Ксеросик смущенно засмеялся:       — Я польщен, но Вы тогда наверняка не видели моих ассистентов, — он кивнул в сторону двух статных светловолосых женщин, сошедших за ним на плато. Они обе были в смарт-очках и носили похожую облегающую красную униформу, только у первой с галстуком мягкого зеленого цвета — помадой того же оттенка были накрашены ее выразительные губы. Вторая женщина, с рыжеватыми волосами, подстриженными шапочкой, носила горчично-желтый галстук.       — Это Бриони и Алиана, — сказал Ксеросик. — Мы будем исследовать Радужный Камень. Ох, не терпится его увидеть!       Лисандр вновь предложил Дианте сесть в стороне, пока его ученые разворачивали передвижную лабораторию, настраивая компьютеры, устанавливая сканеры, анализаторы спектра, лазеры и прочее необходимое оборудование.       — Так, что тут у нас, — просмотрел Ксеросик первые полученные данные. — Предположительно, энергия, как у мега-камней. Есть определенное сходство и структуры…       — Думаете, огромный мега-камень? — переспросил его Лисандр.       — Да это вундеркамень! — потрясенно воскликнул ученый. — Тут показатели зашкаливают!       — Камень-ключ продолжает реагировать на него, — заметила Дианта, посмотрев на свой золотой кулон, который продолжал испускать свечение. Лисандр тут же взглянул на мега-кольцо:       — У меня тоже. Док! Слышали? — вновь окликнул он Ксеросика. — Что это может значить?       — О, он начал испускать массивные потоки энергии. Ну, мы продолжаем анализ… Внутреннее давление становится больше, чем я предполагал!       Погода на возвышенности переменилась в один момент, когда солнце буквально исчезло. Облачность над руинами башни стремительно становилась плотнее, небо чернело, угрожающего вида воронка грозового фронта стремительно закручивалась над сияющей мандалой древних руин. Молнии бурлили в ее клокочущем темном нутре. На секунду в этой облачности появился проблеск, оформившийся в желтоватый диск. Но это было не солнце.       Желтый глаз внеземного титанического существа в ярости сузил щель зрачка. Не узнать его было невозможно. Изумрудное змеиное тело древнего покемона чертило резкие ломанные линии, ловко ныряя между молний. Рейкваза издал гортанный хрип и засиял в сфере электрических искр, вбирая энергию Радужного Камня. Его тело покрылось черно-янтарным узором, и по бокам его укрупнившейся, украшенной острыми костными выростами головы, как усы гьярадоса, отрасли горящие неоновой желтизной плети.       — Этого мы не учли, — напряженно взирая в небо, произнес Лисандр и обратился к ученым: — Сворачивайтесь!       — Смеетесь, босс? Да как мы могли учесть это?! — растерянно всплеснул руками Ксеросик, лицо его стало еще бледнее, чем обычно.       Рев Рейквазы прокатился по воздушному пространству, окружая плато — инфразвук, сотрясающий внутренности, перешел в агрессивное шипение. Ученые не успели даже начать погрузку оборудования на борт, когда покемон попытался атаковать их Пульсом Дракона и взорвал самолет.       — Мы вызвали его ярость, — заключил Лисандр, сосредоточенно оглядываясь.       Атака Рейквазы разрушила горную породу, отрезав единственный возможный, хоть и крайне рискованный, пеший путь с плато. Небесный мост тоже исчез, столь же мистически, как и появился.       — Это его мега-камень! Но не сражаться же с ним… — проронил Ксеросик в отчаянии.       — А мы попробуем, — Дианта не предложила, а решила, совершенно не теряя оптимизма в звонком голосе. Она закрепила кулон с камнем-ключом на шее и подкинула вверх извлеченный из кармана покебол: — Гардевуар, наш ход! Эксельсиор.       Во вспышке света гардевуар Дианты преобразилась, став практически полностью белой, с парой красных гребней на груди, напоминающих символ сердца.       — Гьярадос, ты тоже! — без раздумий поддержал инициативу Лисандр. — Мега-эволюция!       Крупный гьярадос насыщенного красного, почти гранатового окраса вмиг обрел еще более массивный и свирепый вид. Агрессивным ревом он обозначил свое рвение сражаться.       — Хвост Дракона! — скомандовал Лисандр.       Гьярадос взлетел, но не успел провести атаку. Рейкваза, извиваясь, обошел его, ударил массивной головой под дых и, кувыркнувшись в воздухе, снова бросился на него на высокой скорости, используя Восхождение Дракона. Легендарный покемон сиял, как комета с изумрудным хвостом. Гьярадос, теряя свой временный облик, падал в пропасть. Дианта метнула взгляд на гардевуар — и та остановила его падение и мягко опустила его на землю, используя телекинез.       — Спасибо! — крикнул ей Лисандр, схватив свой рюкзак и как можно быстрее доставая одну из аптечек. Он подбежал к своему покемону: — Рейкваза сделал его, как дитя… Вот это сила…       Он принялся действовать быстро и четко, со знанием дела — осмотрел тело гьярадоса, пропальпировал место удара и обработал концентрированной настойкой, затем влил в пасть покемона зеленый экстракт «листьев жизни». Гьярадос пришел в сознание, зарычал и принялся махать головой в отвращении.       — Знаю, что тебе не нравится, — Лисандр похлопал его по лбу и вернул в покебол. А Рейкваза, сделав круг над руинами, вновь начал приближаться. Его пасть засияла так, словно в ней разгорелись раскаленные угли, и он выдохнул потоки огня куда-то вглубь чернеющей небесной воронки.       — Осторожно! — что есть мочи прокричал Лисандр: — Он использует Метеор Дракона!       — Станьте кучнее, возле меня, все! — потребовала Дианта и вновь обменялась беглыми взглядами с гардевуар. Та подняла ладони и использовала Отражение. Над головами людей возник защитный экран из психической энергии, похожий на стекло, усыпанное золотыми искрами. Удары каменных осколков об него звучали, как перезвон тонких трубочек музыкальной подвески на ветру. Когда крупный метеорит попал в этот щит, гардевуар скрестила руки и рассеяла его звездной россыпью. Энергия взрыва разошлась в стороны бесшумными белыми молниями и растаяла.       Дождь огненных метеоритов крушил все вокруг. Атмосфера наполнялась столпами черного дыма — их прочерчивала мощная атака Рейквазы. Древний город обращался в прах, земля уходила из-под ног.       — Кажется, он хочет уничтожить это место! — вскрикнула Дианта. — Просто конец света!       Лисандр, перекрикивая грохот, пытался связаться по голо-кастеру с лабораторией и вызвать второй грузовой самолет. Оглушительный взрыв едва не сбил его с ног, как и других, но после дым начал рассеиваться. Гроза стихла. Новые метеориты больше не прорезали ткань воздуха. Облачность таяла так же быстро, как и наползла, но плато оставалось окутанным наполненным гарью туманом, и его больше не озаряли радужные блики гигантского кристалла. На месте колодца в башне остался огромный обожженный кратер.       — Я вызвал транспорт, — сообщил Лисандр, — но этим все не кончится. Док, с этим оборудованием на борту — сможешь отследить Рейквазу?       — Вполне, да, — закивал Ксеросик. — Может, и Радужный Камень обнаружится. Хотя он резко потерял кристаллическую форму…       Вскоре прибыл самолет. Несколько младших сотрудников Лабораторий Лисандра в красных деловых костюмах помогли ученым с погрузкой аппаратуры и ее подключением к бортовым компьютерам.       — Босс, Рейкваза направляется к побережью Растборо, — объявил Ксеросик, проанализировав результаты сканирования местности.       Глаза Дианты встревоженно округлились.       — Его нужно остановить, — сказала она, — иначе там пострадают люди.       — Вы читаете мои мысли, — Лисандр выглядел не менее обеспокоенным. — Насколько серьезная там может быть ситуация?       Ксеросик, тяжело дыша, продолжал сводить полученные данные:       — Волны энергии слабые — думаю, идет высоко. Но есть совпадение структуры с Радужным Камнем, — он на миг отпрянул от монитора, не веря своим глазам: — Ох, еще, босс. Я принимаю данные из Растборо… Там пробуждение супер-реликтов, — выдержав паузу, чтобы осмыслить озвученное, он перевел принятое сообщение в режим голограммы, чтобы все могли увидеть то же, что и он: — Вот. Граудон вышел из вулкана. И прямо сейчас идет по воде, примерно в ста сорока километрах от делового центра, формирует новую сушу. А вот Кайорг. Покинул подводную пещеру Сутополя, из глубины движется к нему навстречу. Ошеломляюще!       — Я так и предполагал… — мрачно произнес Лисандр, не сводя задумчивого, удрученного взгляда с голограммы. — Неужели они будут пытаться уничтожить наш мир, как в легендах?       — Да уж, такую вероятность невозможно учесть, тут лопата не поможет, — с невеселой иронией бросила Дианта. — Даже если ею двинуть Граудону между глаз.       — Дайте мне сообразить, что делать! — Лисандр внезапно повысил голос и тут же в сожалении прикусил губы. — Я не могу подвергнуть Вас опасности, если мы отправимся в Растборо. А мы должны вступиться!       — Рейкваза начал снижаться, — сообщил Ксеросик. — Ох, у нас могут быть проблемы.       — Далеко не только у нас, Ксеркс! — хриплый голос Лисандра наполняла злость. — Это очень опасная ситуация. Если ты действительно засек Радужный Камень, ты знаешь, что это значит!       — Так вот, что предрекала Олимпия! — воскликнула Дианта, вспомнив нечто важное. — Она не просто так рассказала это именно мне! Потому что в этой ситуации я должна быть с вами.       — То есть… — Лисандр обернулся к ней, его глаза были широко открыты в растерянности с долей страха. — Я не смогу уговорить Вас вернуться в Калос, другим транспортом?       — Верно. Она говорила, что в эпицентре будут два тренера.       — Но я должен исправить то, что опрометчиво втянул Вас в это!       — Давайте лучше исправим то, что мы вместе вызвали, — выдержанно настояла на своем Дианта. — Это нельзя отрицать.       Лисандр вздохнул, потерев кулаком лоб.       — И все же… — он вновь взглянул в ее серые глаза, исполненные уверенного спокойствия. — Гьярадос не получил серьезных повреждений, пострадало больше его самолюбие. Он захочет отыграться, и будет сражаться…       — Даже не начинайте, — прервала его Дианта. — У гьярадоса преимущество в типе над Граудоном, но гардевуар сможет эффективнее сдерживать Кайогра. Это сильная батарея.       — Я просто прошу Вас — берегите себя, — сказал Лисандр, не найдя, что в ее намерении можно оспорить. — А я буду беречь Вас. Направляемся в Растборо.       Он взял ее за руку.       Зашумели двигатели, самолет взмыл над белеющим туманом, в котором затонула изувеченная Рейквазой горная вершина. Вскоре зеленое море Форины сменилось лоскутами городов, а потом за тонкой окантовочной лентой песчаного пляжа раскинулось блестящее, как шелк, полотно лазурной воды. Над морем поднимался раскаленный пар, на борту самолета стало ощутимо жарко. С борта уже можно было увидеть восставшего из недр пылающего сгорбленного Граудона, шагающего по воде с белым клубящимся шлейфом за плечами. Под его ногами поднимались красные пласты горячей магмы.       — Он разогрел воду вокруг себя до шестидесяти градусов, — зарегистрировал показатели Ксеросик, — и температура продолжает повышаться.       Он запустил несколько дронов для наблюдения и уточнения измерений. Самолет приближался к точке, где, по расчетам ученого, должны были встретиться два супер-реликтовых покемона.       — Сигнал исходит отсюда, Радужный Камень может появиться здесь, — добавил он.       — Но мы понятия не имеем, что может произойти при их контакте с ним, — напомнил Лисандр. — Предельная осторожность!       Ярко-синяя вспышка показалась в темной водной глубине, словно там зажглась холодная звезда, а следом в фонтане пены на поверхность вынырнуло дебелое плоское тело. Кайогр поднялся в воздух, вздымая волны размером с горы, и атаковал Граудона — пять пучков энергии звездной короной окружили его голову и превратились в мощные синие лучи. Граудон ответил каменными шипами, протыкающими воду и воздух, как штыки, один из них поразил противника в светлое брюхо. Кайогр упал в воду, но тут же сформировал из нее купол над собой. В следующий миг он вынырнул, воздух вокруг него заискрился до белизны, как свежий снег на солнце. Кайогр заморозил громадные волны, окружив себя исполинской цепью айсбергов, и заключил соперника в гигантскую глыбу льда. Однако этот ледяной панцирь моментально обратился в пар, он плотным белым облаком сошел с тела Граудона, которого вновь ничто не сковывало.       — Плотность энергии увеличивается, — отметил Ксеросик. — Температура воды падает, так стремительно.       — Что с оборудованием для захвата Радужного Камня? — спросил Лисандр.       — Ожидаем, — ответила ему Бриони.       — Пока он не кристаллизуется, и пока приходится ждать, нужно защитить его от супер-реликтов, — пояснил он Дианте, — и, насколько возможно, помешать их битве, пока это не зацепило людей, — он достал покебол и кинул его в открытую дверь самолета. — Давай! Мега-эволюция!       Красный гьярадос с воинственным ревом трансформировался и полетел, уворачиваясь от палящего дыхания Граудона. Услышав команду: «Испепеление!», он, великолепно маневрируя между каменными шипами, метнул в морду противника желтые огненные ленты.       Кайогр тем временем приблизился к скоплению искр над водой. Он открыл зубастую пасть, силясь вдохнуть энергию.       — Гардевуар! — раздался выкрик Дианты. — Эксельсиор! — дала она команду к мега-эволюции. — И Шар Тьмы!       Крупный темный сгусток, пущенный вниз, с недюжинной силой и скоростью прибил Кайогра к самому дну. Когда же он поднялся на поверхность снова, его встретил Лунный Взрыв, однако он успел вынырнуть в воздух и перескочить сферу бело-розовой энергии.       — Психокинез! — не мешкая, отреагировала Дианта, и гардевуар столь же быстро остановила Кайогра, обрушив на его голову огромную глыбу его собственного льда.       — Хвост Дракона! — скомандовал Лисандр, силясь прервать огненную атаку Граудона, швыряющего комья застывшей лавы. Гьярадос взмыл ввысь, его хвост загорелся холодным зеленым сиянием, точно покрылся чешуей из нефрита, и он нанес сокрушительный удар. Граудон едва удержался на ногах, но тут же, притопнув, поднимая волны, вызвал новые каменные шипы. Гьярадос увернулся от их цепочки играючи, раздробив один из них в пыль Хвостом Дракона, но финальный для этой атаки каменный шип неожиданно вдвое возвысился над всеми. Он ударил в крыло и сбил самолет.       Команд не понадобилось — гардевуар использовала психокинез, когда самолет резко встряхнуло, удерживая людей от получения травм. Гьярадос по первому жесту тренера подлетел под дымящееся крыло, выравнивания машину. Пилот дотянул до крупного айсберга и смог совершить удачную посадку, и Лисандр и Дианта тут же выбежали на лед — им необходимо было видеть ситуацию. Их покемоны находились рядом, переводя дух. Супер-реликты тем временем сцепились в полноконтактной жестокой схватке.       Граудон вонзил острые желтые зубы в плавник Кайогра и, мотнув головой, отшвырнул его. Гардевуар создала щит из психической энергии, но он треснул, словно сам воздух перед ней начал ломаться, став стеклом, когда кровоточащий Кайогр врезался в айсберг, на который приземлился самолет. Глыбы льда под его телом с оглушительным грохотом крушились, вздыбившись и обрушиваясь острыми клинками. Гардевуар едва сдержала их натиск, отчаянно танцуя на трясущейся скользкой поверхности. Лисандр, вскочив на спину гьярадоса, протягивал Дианте руку, пытался схватить ее, но в очередной атаке Граудона, когда остывающая лава полетела из почерневшей от обморожения пасти супер-реликта, она не смогла устоять на ногах. Лисандр бессильно видел, как ее откинуло к гребню разломленного айсберга, слышал короткий вскрик, когда она упала. Она не шевелилась.       Лисандр ударил гьярадоса коленями в бока, направляя его полет к тому месту, где лежала, утратив сознание, Дианта. Обернувшись, он увидел, как самолет накренился над ощетинившимся ледяным разломом, за колючим нагромождением окровавленных льдин, оставленных телом взлетевшего Кайогра.       — Ксеркс, помощь твоих ассистентов нужна здесь! — попытался он связаться с Ксеросиком по голо-кастеру. — Ты нас видишь?!       — Вижу, Сандр, — ответил ученый. — Но мы не можем отсюда выбраться — лед заблокировал дверь, аварийный люк не действует, у нас сильно помят корпус! Ох, во имя Ксерниаса, прости меня!       — Где наша подлодка?! Они понимают, в каких тяжелых метеоусловиях нам приходится ждать?!       Ответа Ксеросика не было слышно. Лед продолжал ломаться. Атаки Граудона и Кайогра сталкивались, провоцируя взрывы. Гардевуар продолжала держать щит, гьярадос Хвостом Дракона отбивал осколки.       — Насколько еще вас хватит? — вопросил Лисандр в отчаянии, склонившись над Диантой. На ее теле не было заметных повреждений, но она не приходила в себя. Он развязал ее шейный платок и положил ей под голову свернутую валиком куртку. Раздался сигнал голо-кастера.       — Сандр, это Ксеркс! Радужный Камень снова обрел прочную кристаллическую форму, — голос Ксеросика звучал сбивчиво, словно в одышке. — Но… я уловил еще одну сигнатуру.       — Ивельталь его дери! — порычал Лисандр, его бледное лицо исказила гримаса боли. — Ладно, держи в курсе, продолжай наблюдение до прибытия подкрепления.       Он поднял взгляд к темному, точно в безлунной ночи, небу. Грозовые тучи налились золотом. Это прекрасное явление было чудовищно плохим знамением. Рейкваза возвращался. В черно-фиолетовой бездне сверкнули свирепые красные глаза его мега-формы. Он закружил около блекло сияющего сквозь плотную облачность Радужного Камня и раскинул вокруг него хлысты, вьющиеся по бокам морды. Двойная атака Граудона и Кайогра была встречена метеоритным дождем, вызванным Рейквазой, который вот-вот мог заставить море вскипеть. Эту битву трех покемонов остановить не представлялось и шанса.       Голо-кастер снова просигналил, но на этот раз Лисандр получил долгожданное сообщение от подлодки. Они были готовы начать захват Радужного Камня. Черно-красный корпус субмарины поднимался из-под воды, в клубок низких туч вонзился луч бело-зеленого света — была активирована технология захвата, но подступиться к объекту не позволяли сокрушительные атаки супер-реликтов.       — Гардевуар, — закричал Лисандр, обращаясь к покемону Дианты, — ради твоего тренера, послушай!       Она повернула голову на его голос, и он поднял руку, указывая на Радужный Камень:       — Этот кристалл нужно переместить к тому зеленому лучу. А я помогу ей, — он указал на Дианту, — любой ценой! Пойми меня, во имя Ксерниаса, и поверь мне, только так это прекратится. Психокинез!       Глаза гардевуар засияли, она подняла руки, и заветный кристалл поплыл в сторону луча для захвата. Лисандр выдохнул. Он достал из рюкзака веревку и перевязал ею тело Дианты крест-накрест, как страховочными ремнями, чтобы поместить ее на спину гьярадоса, расположив ее между его спинными плавниками и обвязав веревкой гребень на его голове. Сам он встал рядом, держась за плавник и поставив ногу на один из крупных костных шипов по бокам морды покемона.       — К подлодке!       Гьярадос помчался среди крушащегося льда, выбросов раскаленной лавы и рокочущих молний. В вышине Рейкваза, окруженный холодным зеленым светом, разгонялся, собираясь вновь совершить Восхождение Дракона.       — Увернись! — едва успел приказать Лисандр гьярадосу, и тот круто извился всем телом, уходя от атаки, но легендарный покемон был намерен преследовать его. Очередной маневр вышел еще более резким — гьярадос рывком ушел вверх, а Лисандр непроизвольно разжал пальцы. За миг до этого он слышал, что в правой руке что-то глухо хрустнуло, но тут же все его ощущения были захлестнуты ледяной водой. В попытке выплыть к поверхности и в борьбе с непрестанно накатывающими волнами ему не удавалось напрячь травмированную руку. Он также не мог выкрикнуть четкую команду и позвать своего покемона, постоянно отплевываясь от вездесущей соленой воды. Лишь когда гьярадос снизился, избегая очередной стычки с Рейквазой, он заметил своего тренера и пошел максимально низко над морем, рассекая боковыми плавниками воду. Темно-красный покемон кружил рядом, но даже ухватиться хотя бы за его усы в бушующем остывшем море не получалось никак, Лисандр лишь тщетно растрачивал оставшиеся силы. Движения его становились хаотичными, мышцы сводило от холода, сопротивление стихии с каждой минутой все отчетливее виделось безысходным. Но в какой-то миг его рука почувствовала опору. Он не успел понять, как ему удалось зацепиться за плавник гьярадоса, теперь набиравшего высоту. Когда покемон поднялся достаточно высоко, Лисандр увидел поблизости на льдине гардевуар. Он пригляделся, щурясь из-за капель соленой воды, стекающей с волос по лицу, и смог различить синие отблески в ее глазах.       — Благодарю! — крикнул он ей через боль во всем теле. — Теперь… на борт!       Гардевуар проплыла по воздуху к субмарине. Гьярадос опустился рядом с ней, и Лисандр отпустил его плавник и в тот же миг упал на колени, задыхаясь от кашля.       — Радужный Камень захвачен и изолирован, босс, — услышал он голос Мейбл. Он огляделся, судорожно хватая ртом воздух: на подлодку вместе с Мейбл вышли младшие сотрудники, они сняли Дианту со спины гьярадоса и опустили на носилки. С другой стороны к Лисандру подошла Целозия:       — Босс, Вам нужна помощь?       — Ксеросик, — попытался ответить он — ему было тяжело дышать, — Алиана, Бриони, и…       Целозия посмотрела в сторону сбитого самолета, на который он пытался указать трясущейся ладонью.       — Супер-реликты уходят, — сообщила она. — Мы пришвартуемся и заберем наших людей. Надеюсь, лед так быстро не исчезнет.       Лисандр одобрительно кивнул и снова зашелся в приступе хриплого кашля, прежде чем потерять сознание от усталости и переохлаждения.       Теперь же Вечная Флоэтт слышит взволнованные слова Дианты, произносимые тихим шепотом, тонущем в шуме страдающего города:       — Ты обещал, что всегда подхватишь меня. И я знаю, как ты пытался, но мы оба оступились. Смогу ли я протянуть тебе руку, уберечь тебя от падения?       Дианта стоит на лестнице, замерев в шаге от смотровой площадки Башни Призма, в шаге от нового разговора с Лисандром. Она смотрит на него так, словно видит его впервые или же в последний раз — его гордую спину, его густые вьющиеся волосы, переливающиеся в закатном свете, как огненные волны, и пронзительный взгляд его почти прозрачных глаз.       Дианта отбрасывает со лба непослушные прядки короткой челки. Ее волосы, как обычно, собраны в посеребренном венце, который сейчас, скорее, тяготит, чем позволяет блистать, но в ней есть сила смотреть прямо — в крохотной хрупкой фигурке с короной ферзя. Она делает уверенный шаг вперед, выходит на площадку и окликает черного короля, вероломно разбивая его неподвижность и безмолвие. Лисандр тут же направляется к ней, улыбка на его тонких губах взволнованно дрожит.       — Моя красота… — обращается он к Дианте трепетно, раскрыв объятия. — Спасибо, что вернулась!       Но она не отвечает, только сильнее кутается в плащ. Белая одежда делает ее похожей на осколок льда, взгляд ее отливает сталью.       — Я вернулась сюда, но я еще не рядом с тобой, — мягкий голос, но интонация способна нанести рану. — Все зависит от того, что я услышу от тебя. Просто поясни мне, как? Как ты можешь спокойно смотреть на это?!       Лисандр складывает руки за спиной и отступает. Он подходит к краю, глядит вниз, глубоко вздыхая. Люмиос скрывают багряные облака распускающейся над ним листвы и черный дым пожарищ, а под ними город захлебывается пылью и взрыхленной землей, обливается слезами, потом и кровью пострадавших, вопит, исступленно взывая к глухому и слепому Зигарду. Ни оружие людей, ни атаки покемонов не могут разрубить накинутую на них сеть бушующих гигантских лоз, Люмиос в отчаянии принимает мучительную казнь. Лисандр долго не отводит глаз.       — Смотреть могу, но не спокойно, поверь, — он вновь оборачивается к Дианте. — Я обещал тебе Зигарда! — в нервозности его голос, обычно раскатистый, насыщенный, глубокий, приобретает отчетливую хрипоту и сухость. — И теперь с ним обещаю нечто еще большее. На всей планете теперь воцарится мир. Я всю жизнь шел к этому! Если это делает сама природа, то разве это не красота? Все уродство, привнесенное людьми, постепенно исчезает, зарастает, как рубцующиеся раны…       — Я вижу только новые раны, — Дианта сжимает кулак у сердца, веки ее опускаются, между бровей пролегают морщинки боли и печали. — Это твоя красота?!       Лисандр переводит на нее взгляд, гордый и строгий:       — Дианта, я смею надеяться, что сейчас ты понимаешь всю опасность происходящего. Так позволь мне защитить тебя! Мне важно спасти твою жизнь…       — И сколько жизней при этом принести в жертву? — обрывает его предложение Дианта. — Как в легенде о Вечной Флоэтт? Я не приму это.       — Чемпион Калоса, — его надломленный голос вздрагивает, — даже ты не остановишь Зигарда. Теперь никто его не остановит. Ты ведь понимаешь это? Дай мне сделать то, что я еще могу — уберечь тебя в этом крушении старого мира. Большего я не стану просить!       Лисандр решительно подает ей руку, но она плавно берет его за запястье, прерывая этот жест, опуская его раскрытую крупную ладонь:       — Если это тебе так важно, на что ты готов ради этого?       Он отходит в задумчивости, взгляд его обеспокоенно мечется, губы до побеления сжаты. Дианта не сводит с него глаз, выражение которых едва заметно теплеет, наклон ее головы словно приглашает: «Стань рядом, позволь прижаться к твоему плечу — может быть, перед неотвратимым прощаньем». Она — как тонкая разгорающаяся свеча, и легкий ветер играет ее шелковым белоснежным шарфом, придавая ему сходство с завивающимся сладким дымом. Лисандр в растерянности то оборачивается к ней, к ее манящему свету, то поднимает голову, чтобы увидеть россыпь горящих всесокрушающей энергией рубинов на черном теле Зигарда. Когда он снова обращается к Дианте, его голос грубеет, тембр становится холодным и глубоким:       — А есть ли смысл говорить об этом, если ты уже сказала свое «нет»? Ты провела черту, отдалилась, даже когда еще не знала о Зигарде точно. Ты, конечно, не поверила на слово Мальве…       — О да, — кивнув, подтверждает она.       — Но ты смотрела на меня уже иначе, — сердито констатирует Лисандр. — Ты и мне уже не доверяла! Ты даже не поцеловала меня при встрече. И я должен верить теперь, что все не кончено? Что ты меня услышишь? Что это не манипуляция чувствами?!       — Я и не отрицаю, и не скрываю, что между нами кое-что изменилось — мы решительно не сошлись во взглядах, — силится пояснить Дианта, придавая интонацией и паузами четкость и значимость каждой произносимой фразе. — Но, Лисандр, ты по-прежнему мне дорог, и потому я здесь, наедине с тобой! Где здесь манипуляция? Да, у меня остаются чувства, как и у тебя. Но ты же не можешь чего-то от меня просто потребовать — с какой бы стати? Как и я от тебя — значит, давай как-то договариваться ради того, что нам важно.       — Ты права, это по-честному, — соглашается с ней Лисандр, тряхнув рыжей шевелюрой в немом протесте. — Но нет, не проси меня остановить Зигарда!       — Ладно, что ж, снизим ставки. Если я попрошу спасти не только избранных?       — Это невозможно, — моментально отрезает он.       — Первая ложь? — Дианта недоверчиво щурит глаза. — Это вполне в силах твоей организации, с вашим-то многолетним опытом оказания помощи!       Он отвечает отстраненно, обыденным тоном, каким обычно дает формальные интервью:       — И тогда все, что начал Зигард, будет бессмысленно. Либо — если он захочет — он просто убьет нас всех, вместе с ними…       — Ты просто не собираешься пытаться, — она подводит итог за него и в досаде вздыхает.       — Да! — подтверждает Лисандр безоговорочно и даже надменно. — Ты знаешь, в чем я заинтересован! Зигард сполна представляет всю мою, всю нашу злость и ярость.       — Значит, то, что ты возглавляешь, не совсем Общество Меценатов? — озвучивает Дианта напрашивающийся вывод. — Это твои избранные, которых ты защищаешь?       — Они настоящие меценаты, — уголки его губ поднимаются в высокомерной беглой ухмылке. — Они поддержали этот проект, и они готовы вкладываться в будущее! Я отбирал их, не за возможность давать средства, но за таланты. Даже за перспективы, — Лисандр умолкает. Он делает несколько шагов и, оказавшись в центре смотровой площадки, залитой розово-оранжевым светом уходящего солнца, театрально раскидывает руки: — Так с сегодняшнего дня торжествует справедливость! Слабые люди, неправедно занявшие свое место в жизни, не смогут выжить. Они получат то, что смогут отвоевать, если смогут. Жить будут только избранные — те, кто может двигать вперед человечество, кто ценен, талантлив, силен, прекрасен, — в уголках его глаз выступают слезы, он почти кричит, полностью захваченный откровенной и нерушимой верой в то, о чем говорит: — В старом мире их голос был шепотом без тех единственных аргументов, которые всегда слышит человечество — без оружия, без способности проявить жестокость. Теперь их голоса прозвучат, как песня, как гимн, и весь мир это услышит! Я дам им это! Мой величайший дар!       Вечная Флоэтт вспоминает вечер в конце ноября прошлого года, когда туман спустился на каланки Жеосенжа над лазурно-зеленым океаном. После заката красные каменные гребни, поросшие хвойными деревьями и цветущим вереском, окрасились в благородный пурпурный цвет. Дианта в тот вечер приехала в офис Лисандра, занимающий верхний этаж цилиндрической башни стеклянного замка, возведенного буквально над пропастью, на отвесной гранитной скале. Часть пространства была отгорожена книжными полками из темно-красного, амарантового и иссиня-черного дерева — за ними располагался кабинет. Большая часть площади служила залом для переговоров с панорамным видом на океанский пейзаж. Вдоль окон были установлены стеклянные витрины с предметами искусства — среди них можно было увидеть изысканно украшенные средневековые доспехи и оружие, копии величественных античных скульптур, древние вазы из многослойного стекла с тонкой рельефной резьбой. Одну стену зала занимал огромный экран, другую украшал позолоченный портал камина. Черные кожаные диваны с красными подушками располагались кругом, между ними стояла аглаонема в светло-бежевом горшке — единственный зеленый островок в черно-бордовом интерьере с редкими вкраплениями золота.       После инцидента в Хоэнне Дианта и Лисандр разделили друг с другом повседневность. Среди переписок и голо-звонков это был только третий визит, время для которого Дианте удалось выкроить на перекрестке двух плотных графиков. И теперь она сидела рядом с Лисандром за столом в полумраке просторного зала. Его пайрор крепко спал, свернувшись клубком у камина. Негромко играла музыка — легкий джаз с терпкими нотками приятной меланхолии. Креп Сюзетт с красными апельсинами и мороженое давно закончились. Ледяное вино еще осталось. Пылающий взгляд Лисандра не оставлял Дианту. Она взглянула в ответ пытливо, закинув ногу на ногу и элегантно подперев острый подбородок тыльной стороной ладони:       — О чем ты думаешь?       — Думаю, у тебя расписание куда насыщеннее, чем у меня, и каждая наша встреча на вес золота, — произнес Лисандр бархатным шепотом. — Я понимаю, что необходимо говорить прямо и откровенно. Должно быть, ты думаешь: «Он очарован — внешностью, стилем, безупречностью», как и любой мужчина, который видит тебя, будь то на киноэкране или в жизни. Но я почувствовал в тебе родственную душу, а это… наполняет жизнь, и тебя совсем другими красками! — в его интонации прозвучал чистый и взрывной восторг.       Дианта заулыбалась, подняв брови:       — О, это прекрасное чувство.       — И такое редкое, — Лисандр покачал головой, глаза его на краткий миг погасил оттенок непостижимой печали. — Дианта, моя милая Дианта… — он сел ближе и приобнял ее левой рукой, а правую, помедлив, все же положил на ее стройную коленку. — Я смею надеяться, что наше общение перерастет в нечто большее.       — Да, мне тоже нравятся наши редкие встречи на вес золота, — ответила она тихо и томно, — на них происходит что-то… настоящее. От них нужно брать максимум.       Дианта, улыбаясь, коснулась его щеки и, погладив густую бороду, опустила ладонь на шею, когда ее губы уже почувствовали его дыхание. Она не торопилась, словно мелкими глотками пробовала его на вкус, чередой нежных и кратких касаний губ. Стоило ему ответить более решительно и глубоко, как она прервала поцелуй. Лисандр усилил объятия, не отпуская ее от себя:       — Это ответ «да»?       Нежные глаза Дианты, переливчатые, как черный жемчуг, смеялись.       — Мы хотим отношений, значит, нужно брать и делать нечто большее, нет?       Его ответом был поцелуй, настойчивый и жадный, ненасытный в желании узнать ее путь к удовольствию — он спешил, чередуя властные прикосновения губ с осторожными движениями языка, приникнуть поочередно к ее губам, скользнуть от уголка рта на горящую щеку, почувствовать трепетные веки, спуститься от уха к точке пульса. Дианта страстно вцепилась в волосы Лисандра, не отпуская его от своей шеи. Они обменивались касаниями рук, изучающих и дразнящих, требовательно отодвигающих и приподнимающих края одежды. Утонченные кисти Дианты с аристократично отставленными мизинцами легли на шею Лисандра, она ловко сняла с него галстук и принялась быстро расстегивать воротник алой рубашки. Он взял ее за запястья и залюбовался ею, неудержимо улыбаясь:       — Мне, наверное, нужно немного времени, чтобы поверить своему счастью. Ты моя красота! — он крепко обнял ее, схватив в охапку. Прижавшись к ней всем телом, он дышал, приоткрыв рот, учащенно и шумно, с надрывом, словно стоило всей жизни так держаться за нее, как за свое спасение. — Я не смел и надеяться, что найду тебя.       Дианта запустила пальцы в копну его поразительно густых волос и усмехнулась, ласково гладя его затылок:       — Ох, Лисандр! Я не ускользну сквозь пальцы.       Она вскинула голову и приняла его поцелуй, в котором он захватил ее, игра языков становилась все более решительной и сравнимой с гармоничностью парного танца. Руки Дианты скользили по ткани облегающей рубашки Лисандра, ощупывая рельеф его достаточно крепкого тела, пока он развязывал узел бело-золотого шейного платка, который она носила почти как мужской галстук. Задержав кончики пальцев на монограмме в виде геральдической лилии, вышитой на левой полочке, она вожделенно схватилась за его рубашку и выдернула ее из-под ремня.       — Не останавливайся, разорви! — пылко прошептал он. — У меня полный шкаф таких же.       — Пуговицы пришиты слишком хорошо, — Дианта хихикнула, попробовав несколькими резкими рывками сделать это, но, убедившись в безуспешности своих попыток, продолжила расстегивать пуговицы, уткнувшись носом в щеку Лисандра. Он усмехнулся в ответ:       — Нужно отправить жалобу моему портному.       Они непринужденно рассмеялись и снова прильнули друг к другу губами. Насладившись поцелуем, Лисандр разлил по бокалам остатки ароматного сладкого вина, которое они допили до неприличия быстро, чтобы вернуться к манящим объятиям. Дианта медленно стащила с него рубашку, откинула ее на соседний диван и, встав, порывистым движением стянула с себя черную водолазку. Ее челка осталась взъерошенной, взгляд и улыбка искрились озорством, когда она нарочито демонстративно расстегнула тонкий пояс на классических брюках с высокой посадкой, позволяя им плавно упасть на пол. На ней был комплект белья перламутрово-серого цвета, с черными вставками, подчеркивающими дерзкие контуры. Лисандр сложил ладони и неподвижно застыл, изучая ее, соперничающую с любым скульптурным шедевром возвышенной античности. Как завороженный, остро, пристально, вдохновенно смотрел он на ее невероятно стройное, даже субтильное тело в прекрасной форме, с длинными ногами, тонкой шеей и хрупкой талией. Жемчужина-капля между грудей на бюстгальтере с глубоким вырезом — единственное, до чего он смог дотронуться плавным касанием, словно воздух, как и время в ожидании, становился медово-вязким, и ему была по вкусу сладость такой вечности.       — Когда ты уже налюбуешься? — желая взбодрить, Дианта игриво дернула Лисандра за бороду, словно заставляла взглянуть выше, глаза в глаза. Он облизал пересохшие губы и смущенно покачал головой:       — Дианта, ты… пугающе утонченная.       Она подошла ближе, выставив одну ногу вперед, так что ее колено коснулось его паха, и засмеялась.       — О, я не фарфоровая куколка, чтобы бояться меня сломать! Твоя рука и то больший повод для осторожности, — она присела ему на колено и взяла его за правую руку, несколько раз поцеловав ее, поднимаясь от длинных ухоженных пальцев к бицепсу. Лисандру действительно приходилось соблюдать осторожность — он всего пару дней назад перестал носить локтевой ортез после операции, силу и подвижность руки предстояло восстанавливать еще длительное время. Он подхватил Дианту левой рукой, привлекая к себе, прижался лбом к ее лбу и с умиротворенной улыбкой закрыл глаза. Этот контакт не прерывался, их лица оставались все так же близко, когда она расстегивала ремень его брюк, а он доставал презерватив. Когда их губы снова соприкоснулись, чтобы разделить дыхание, отрываться друг от друга им не хотелось очень долго.       — Иди ко мне, — прошептал Лисандр сладострастно, с придыханием.       Дианта неспеша, картинно обнажилась и села на него верхом, прижав колени к его узким бедрам. Он словно продолжал исследовать каждый миллиметр ее кожи — взглядами, губами, кончиками пальцев проводя по точеной шее, ключицам, подтянутому животу так легко, словно не был уверен, что ему позволено прикасаться к ней — такой изящной и тонкой. Она ласкала его в ответ, покрывая настойчивыми поцелуями шею, плечи и грудь, где бледность его веснушчатой кожи пятнами переходила в красноту. Ее ладонь опустилась по его напряженному прессу и решительно скользнула по члену.       — Чего ты так осторожничаешь?       Лисандр подался вперед и притянул ее к себе:       — Отдаю тебе преимущество первого хода.       Дианта плутовски ухмыльнулась и, прижав его ладони к своей небольшой аккуратной груди, медленно опустилась вниз, не торопясь, но углубляя контакт. За осторожным началом следовала неудержимость. Ее полуприкрытые веки и густые ресницы подрагивали, широко открытые розово-персиковые губы жадно хватали воздух, когда она, словно заведенный музыкант диксиленда, смело импровизировала. Он подхватил ее под ягодицы и тоже задвигал бедрами, в ритм с ней. В какой-то момент она заставила его убрать руки и остановиться, а сама замедлилась, ее более плавные движения дразнили его перед тем, как резко упасть вниз и снова нарастить темп. Лисандр закрыл глаза и, запрокинув голову, стиснул зубы, к его лицу прилила краска. Дианта увидела блеск слез на его зардевшихся щеках и остановилась.       — Что-то не так? Тебе больно?       — В каком смысле? — тяжело дыша, он бросил на нее расфокусированный, вопросительно прищуренный взгляд. Она провела большим пальцем по его скуле:       — Слезы.       Лисандра словно охватила оторопь. Он сглотнул и вымученно улыбнулся.       — Нет, что ты, не больно, наоборот. Слишком хорошо.       Он прижал ее к себе и продолжил ласку, игрой пальцев приближая ее оргазм. Дианта с вскриком напряглась и медленно обмякла в его руках, на ее груди и животе выступили капли пота. Она обняла Лисандра за шею и поцеловала скулу, все еще влажную от слез, а потом прилегла на его плечо и закрыла глаза. Ей понадобилось время, чтобы успокоить дыхание, он заключил ее в теплые объятия, поглядывая на томную улыбку, обозначившуюся на ее приоткрытых губах. Лисандр вздохнул и тыльной стороной ладони бегло вытер щеки:       — Со мной такое впервые.       Дианта открыла глаза и встретилась с ним расслабленным, но блестящим взглядом.       — А я, честно сказать, впервые такое вижу, и это трогательно, — шепнула она, погладив его по щеке.       — Да? — он растерянно поднял брови, его глаза оставались покрасневшими. — Надеюсь, это не выглядит как странность…       В ответ он вновь услышал ее звонкий добродушный смех:       — Не любить заниматься сексом — вот это была бы настоящая странность. Хотя у меня мелькнула мысль о ней. Поначалу.       Лисандр отвернулся в сковывающем смущении и взволнованно покачал головой:       — Но я не всегда такой…       Дианта привстала и положила руки ему на плечи:       — Ты можешь ничего не говорить, — она крепко обняла его и одарила долгим теплым поцелуем.       Он поправил подушки и лег на диван, увлекая ее за собой. Она прижалась к нему всем телом, отдавшись приятной усталости и уносящей в грезы музыке. Лисандр нежно водил пальцами по ее спине. В его теле сохранялось некоторое напряжение, периодически он вздыхал или рассеянно осматривался, словно в поиске чего-то. В какой-то момент он чуть приподнялся на локте, будто его нечто встревожило. Дианта бросила на него недоуменный взгляд.       — Я сейчас вернусь, — сказал он, убирая ее руку со своего плеча.       — Ладно, — она пересела на диван, облокотившись на подушки, и проводила Лисандра взором. Он ушел в кабинет, чтобы сделать кофе. Однако, быстро включив кофемашину, он прошелся мимо стола вдоль большого окна и в ожидании остановился у зеркала в позолоченной раме в стиле ар-деко, висящего над порталом еще одного камина. Он еще раз нервно вытер глаза и старательно пригладил волосы, напряженно вглядываясь в собственное отражение.       — Я и… совершенство… — прошептал он и, резко отвернувшись, припал лбом к стене и ударил по ней кулаком. — Это не может быть неправильным! Нет!       Вскоре Лисандр вернулся и принес горячий кофе в темно-красных чашках с золотым узором, напоминающем прожилки на мраморе. Дианта взяла чашку в ладони и медленно вдохнула аромат эспрессо.       — Это было, конечно, необязательно, — шутливо заговорила она, — но хорошая возможность оценить твои подтянутые ягодицы. Так и хочется ухватиться!       — Будет такая возможность, — он усмехнулся, тепло посмотрев на нее, и отпил кофе.       Задорно улыбаясь, Дианта коснулась его плеча большим пальцем ноги.       — Говоришь, ты не всегда такой — я теперь не отстану, пока не узнаю, какой ты на самом деле.       — Я рядом с тобой настолько иначе себя чувствую… — Лисандр замялся и развел руками, тяжело вздыхая. — Слишком сильные переживания, знаешь ли… Мне стоит объясниться?       Возникла волнительная пауза. Дианта любопытно уставилась на него, он замер и, затаив дыхание, ожидал ее ответа. Она отставила чашку и, устроившись повыше на подлокотнике дивана, заговорила серьезнее:       — Заметно, что ты не можешь расслабиться. Если на то есть причина, и если мы оба хотим большего, нам, конечно же, стоит говорить откровенно.       — Согласен, — молниеносно подтвердил Лисандр, допил кофе и, подсев ближе к ней, снова заговорил, запинаясь, определенно выбирая выражения: — Лишь бы тебя это не смутило… Чем больше мы общаемся, тем больше я убеждаюсь — ты такая прекрасная и… исполненная света! — он положил правую ладонь на ее бедро. — И… мне хочется сделать что угодно, чтобы только тебя не коснулось ничто плохое и грязное, что есть в мире.       — Хочешь сказать, ты плохой и грязный? — иронично переспросила она. — О таком стоит предупреждать.       — Да, снова не могу донести свою мысль адекватно, — воскликнул он, сжав кулак в злости на самого себя. — Но порой я так себя чувствую. Я делал плохие вещи. Ох. Это точно уместно?       — Я слушаю, — Дианта накрыла кисть его руки своей, сцепив пальцы в замок.       Лисандр склонил голову и почесал переносицу. Какое-то время он так и сидел, опустив плечи, поглядывая в сторону стола, где стояла бутылка из-под вина — к его сожалению, до конца опустошенная. В окна заглядывали черные призраки — причудливые скалы за густым вечерним туманом.       — Мне не дает покоя одно воспоминание, — хрипло заговорил Лисандр, — возможно, неприятное или даже страшное, — он бросил беглый взгляд, чтобы убедиться, что Дианта по-прежнему рядом, что ее ладонь все так же лежит на его правой руке, которую он держит на ее коленях. — Помнишь, я говорил тебе про стажировку в реабилитационном центре для диких покемонов? Под эгидой Корпуса рейнджеров.       — Это была программа твоего института, да? — припомнила она. — Для студентов, которые особенно проявили себя, изучая физиологию покемонов?       Лисандр молча кивал, уставившись в пространство перед собой. Он глубоко вздохнул и неторопливо, точно через силу, продолжил говорить:       — Ты хорошо все помнишь. Мы на полгода уехали на юг Калоса, в саванну, очень богатый и бесценный опыт, хотя порой и очень тяжелый, знаешь ли. Сколько раз приходилось ассистировать в реанимации, или при операциях, когда несмотря на все усилия покемоны не выживали… Но я собирался говорить не об этом, а про моего напарника, — он воспрянул и даже выпрямил спину, когда указал рукой на пайрора, безмятежно спящего у камина.       — Ах да, он же оттуда… — Дианта улыбнулась, с умилением посмотрев на царственного покемона с пылающей гривой. — Трудно поверить, глядя на этого солидного пайрора, что он там бегал за тобой, цеплялся за штаны, кусал кроссовки…       Лисандр позволил себе вспомнить то, что рассказывал ей о нем, и посмеяться, бегло и почти беззвучно. Но взгляд его печальных глаз оставался рассеянным, теряющимся где-то в мрачных глубинах собственной памяти.       — Рейнджеры говорили, что я должен стать его тренером, — продолжил он, — раз уж он сам меня выбрал. Но я тренером быть не планировал. Я вообще не был уверен, что это хорошо и правильно, — он задумался. — Вот Ксеркс… То есть, я имел в виду Ксеросик, это между нами его давнее прозвище. У него сейчас есть маламар, которого зовут Люцифер, в его ID-карте тренера так и написано. «Несущий свет», в этом есть логика, имя, вполне подходящее маламару, но я все равно долго не мог понять это его решение. Давать имена покемонам не кажется мне хорошей идеей: это же существа, заточенные на борьбу, на выживание, на покорение природы, а имена — даже такие — делают их домашними, питомцами. Но у него-то была другая мотивация — выделить индивидуальность именно этого маламара, с его историей, с его характером. Это говорит об уважении к покемону, о восприятии его на равных. А сколько в мире людей, которые воспринимают покемонов просто как инструменты — для сражений, работы или еще чего похуже? Это убивает их истинную природу. Я и сейчас порой думаю, не сделал ли я хуже, не стал ли пайрор в окружении всего этого слишком… цивилизованным.       — Вид у него очень здоровый, во всех отношениях, — заверила Дианта. — Его наверняка все устраивает, потому он может не обращать на нас вообще никакого внимания! На этой морде так и читается наслаждение жизнью.       — Я стараюсь, чтоб так и было, — ответил Лисандр и вновь тягостно понурил голову и опустил плечи. — Но кое-что случилось до того, как я взял его с собой. В то время была такая инициатива рейнджеров, которая называлась «Радио «Пайрор». Они крутили там актуальную музыку, а между композициями пускали объявления с телефонами своей службы и информацией, в каких случаях к ним можно обратиться. Нужно было привлекать молодых людей к проблемам дикой фауны саванны, и это работало. Рейнджерам поступали звонки с сообщениями о диких покемонах, которые оказались ранены, были в опасности или незаконно содержались в неволе, в неподобающих условиях. Мы выехали на один такой вызов, в ресторан, — голос его стал жестче, он скалил зубы от гнева и боли, — в зале которого была клетка с пайрорами. За огнеупорным стеклом, конечно, с какими-то камнями, имитирующими ландшафт саванны, но тесная, без укрытий, а они были такие тощие, с ужасными глазами — сразу видно, что в постоянном стрессе! Наверняка их намеренно недокармливали, потому что огненное дыхание здорового пайрора не сдержит ни одно стекло!       — Какая трагедия, — голос Дианты дрогнул, она сильнее сжала пальцы. — И он тоже? — она кивнула в сторону спящего возле камина покемона, не сводя с Лисандра тревожно ожидающего взгляда распахнутых глаз.       — О, нет-нет, — поспешил он ее успокоить, — иначе едва ли он решился бы по собственной воле увязаться за человеком. Но я фактически впервые в жизни видел, что в цивилизованном мире, в нашем прекрасном регионе есть нечто… такое! Рейнджер вел переговоры с хозяином этого заведения, но безуспешно, там никак не достучаться до здравого смысла — существует только собственная прихоть. Ресторатор знал, что может в родной провинции позволить себе все, без малейших угрызений совести и без опасений — полиция там давно им куплена. И, по юношеской глупости, я вмешался в этот разговор. Я сказал, что готов купить этих пайроров — пусть он назовет любую сумму, деньги же все решают! То ли он чего-то испугался, то ли просто мне не верил, но он отказывался. А я настаивал! — он оскалился в болезненной досаде.       — Ты боролся за них. Так, как мог, — понимающе попыталась уверить его Дианта, слыша в его мрачном голосе отчаяние. — Это нельзя назвать глупостью.       — Но этим же не кончилось… — произнес Лисандр с интонацией обреченного. — Я впервые кому-то это рассказываю, сложно сразу перейти к сути. Когда мы вышли из ресторана ни с чем, я поругался с Ксерксом, — продолжая рассказ, он заговорил отстраненно и сумбурно, лишь иногда повышая голос, вспоминая произнесенные годы назад слова: — Все время, пока я там торговался, он пытался ударить меня локтем по ребрам, а потом возмущался, мол: «Какого Ивельталя ты светишь деньги?!». Сейчас я понимаю, что он был прав, он оценивал реальность, но тогда у меня перед глазами были только те худые замученные пайроры в клетке. И я на Ксеркса неслабо так взъелся, я ему кричал: «Ты считаешь, я должен был сдаться?! Лучше бы я и не пытался?!». Чего только не наговорил ему, и он мне тоже, мы не слышали друг друга. Я развернулся и ушел, побродить где-то в одиночестве, куда ноги понесут, чтобы остыть. Помнится, он меня окликнул: «Сандр, реально, куда ты здесь сейчас пойдешь?». Я просто прибавил шагу, но еще слышал слова Мальвы: «Ой, да пусть валит, куда хочет!» — видимо, это она уже отвечала на вопросы рейнджера. Мне и его не хотелось видеть, я был в такой злости и обиде, что друг меня не понимает. Хотя то, что он пытался мне сказать, было жизненно важно. Но я это понял, только когда меня ударили по голове.       — Что?!       Возглас Дианты прозвучал неожиданно громко в темноте и тишине. Должно быть, плейлист доиграл не только что, и ночь не в один миг вступила в свои права, но этот застывший миг стал особенно темным. Дианта вглядывалась в тени на лице Лисандра, неподвижные, неоднозначные грани маски, скрывающей чувства. Только что он едва не кричал, когда речь шла о пайрорах, а потом просто торопливо и сухо перебирал события, заговорив о себе. Теперь вместо ответа он вообще молчал, ведь голос не выдать за совершенно бесстрастный в тишине, как и всей темнотой ночи не прикрыть наготу.       — И… Как это вообще? — вновь обратилась к нему Дианта. — Рейнджер ничего не заметил?       — Он меня искал, естественно, — Лисандр по-прежнему пытался говорить совершенно буднично, — и не сам. Но, думаю, это было то, как обычно действует банда: сразу грузят в машину и вывозят куда подальше. И я к тому же шел по относительно безлюдным местам — там было что-то вроде заброшенного парка с совершенно неухоженными старыми деревьями, буквально в паре шагов от центра города, где относительно убрано. Вообще ничего не видя перед собой, я там наступил на ветку гледичии так, что одна колючка прошила насквозь и кроссовку, и ногу. Стоило присесть на разваленный парапет, чтобы попытаться что-то с этим сделать, когда в один момент вот так — раз и все. Или же я не могу вспомнить детали нападения, хоть я и легко отделался, все же это была травма головы. И пришел в себя я уже в кузове старого фургона — этой ржавой развалюхе, наверное, был не один десяток лет. Со связанными руками, в окружении местных с огнестрельным оружием. На лицах банданы, у кого защитного цвета, но у большинства темно-красные.       Дианта медленно выдохнула, силой сохраняя самообладание.       — «Юновцы», дикие и жестокие, как коренное население Дола? — предположила она. — Или у них красные банданы на поясе?       — Некоторые носят на поясе, или красные майки. А один держал в руке нож с изогнутым красным лезвием. Да, «Юновцы», — Лисандр неожиданно умолк. Он резко развернулся к ней всем телом, его глаза под строго сведенными бровями сверкнули: — Постой, ты что, мне не веришь?       Выдох застыл на ее приоткрытых губах, его похолодевший взгляд с прищуром застал ее врасплох и вверг в растерянность. Дианта, ежась, повела плечами и деликатно обратилась к нему с выражением некоторого недоумения:       — Моя жизнь — как раскрытая книга, и, если бы ты сам услышал подобное от меня, ты легко бы поверил? К тому же ты так спокойно говоришь об этом, не то, что об участи покемонов.       — А что здесь удивительного? — бросил Лисандр, понизив хриплый голос. — Они страдали сильнее и дольше, чем я. А книга моей жизни раскрыта строго на определенных страницах, остальные для большинства намертво заклеены! Но их же не выдрать и не сжечь. Для чего бы я рассказывал тебе, столь прекрасному человеку, выдуманную историю про такую грязь? Покрасоваться? Так я далеко не красиво показал себя в этой ситуации.       Дианта большим пальцем погладила его по руке, непрерывно глядя на его опечаленное лицо.       — Я помню, Ксеросик мне говорил что-то о том, что ты умеешь выживать, — добавила она, — и расскажешь, если захочешь. Не могу вспомнить, что я тогда представила. Но что-то не такое.       Умиротворяющая улыбка мелькнула на ее ангельском лице. Лисандр переменился. Он, как внезапно охваченный накатившей тревогой, схватил Дианту за плечо:       — Прости, — прошептал он, хмурый и измученный стыдом, — умоляю, прости.       — Все в порядке, — ответила она мягко и благодушно. — Не переживай так.       — Я могу тебе это гарантировать — я буквально не умею врать, так что мы можем условиться: если ты услышишь от меня какую-то ложь, мы расстанемся.       — Смелое заявление. Звучит, как бросок в крайность, хотя я тоже не собираюсь врать. Но я даже представить не могу, — голос Дианты зазвучал взволнованно, — что ты мог чувствовать тогда: такая угроза жизни, такое ужасное осознание, что тебя готовы убивать! Не знаю, что тут и сказать…       — Убивать, а, может быть, перед этим и пытать, — Лисандр снова отвел поникший взор, обернувшись к черной темноте за окнами. — Им же нужны были деньги — видимо, кто-то слышал разговор в ресторане — а у меня была ограниченная сумма налички и карта. Когда тебя избивают и требуют код, понимаешь, что нельзя долго думать и молчать. Окажись мой кошелек пустым — эти убили бы просто из злости! Бывали случаи, знаешь ли. Я попытался им чего-то наплести: что деньги, которые я предлагал, не лично мои, и что они для тех, кто действительно в них нуждается — по сути, это была правда. Ответ был такой злобный и ехидный: «Ты, богатый белый, будешь мне рассказывать, кто больше нуждается?!». Они не дураки, чтобы поверить, что кто-то может так обращаться с деньгами из какого-нибудь благотворительного фонда — «назовите любую сумму»! Да, тогда я был наивным глупцом. Я пообещал, что скажу код, но попросил не убивать меня. Если нужно, продержать в плену, пока они снимут всю наличку, чтобы я не заблокировал карту, потому что в такой ситуации мой банк будет звонить мне для проверки безопасности, только я могу подтвердить выдачу. Я поклялся: «Все сделаю, без глупостей, только оставьте мне жизнь». Но они ничего не ответили. И даже слова о том, что, оставив меня в живых, они не рискуют — ведь я сам дал им деньги, чтобы откупиться от полиции, — они не восприняли. «Что ты рассказываешь — оказавшись на воле, ты явно сможешь заплатить ей больше!». Мне уже казалось, что, перешептываясь, они обсуждали варианты расправы…       — Но ты же не видел их лиц, они свое получили — им хотелось убить просто вот так, из ненависти, потому что «богатый белый»? — голос Дианты предательски прозвучал выше на последней фразе, в которой слились короткие ноты возмущения и отрицания, словно она отказывалась верить, но не словам Лисандра, а в существование подобной жестокости.       — Думаю, да, и этот уровень ненависти говорит о том, насколько плохо живут люди в таких провинциях. Позже я в этом убедился, — он сделал паузу, шумно дыша. Сжав челюсти, вперив взгляд в пол, он ждал, но не мог вернуть себе былое самообладание. — Они могли сделать со мной все, что угодно, — траурно-злобно процедил он сквозь зубы и ударил себя кулаком по колену. — Обычно после такого только задним числом осознаешь, что тебе грозило. А это ужасная, бесславная и уродливая смерть! Когда я еще ничего в жизни не успел!       Его взгляд метнулся в сторону Дианты, как моментально погасшая молния — он силился оставить это незамеченным. Она мирно молчала. Он устало откинулся на спинку дивана и запрокинул голову. Лишь размеренный шелест дыхания сохранял ночную тишину живой.       — Говорят, кто встретился с «Юновцами», тот уже никогда об этом не расскажет, — аккуратно возобновила разговор Дианта. — Я имею в виду, что это страшная ситуация. Из которой далеко не каждый выберется.       Лисандр, оставив ее слова без ответа, вновь продолжил говорить отрешенно:       — Я пошел на отчаянный шаг — сказал, что если меня убьют, то люди последний раз меня видели в ресторане, и рейнджеры, и другие свидетели укажут на ресторатора: «Как считаете, что он сделает с теми, кто создал ему такие проблемы? Он перевернет всю эту провинцию и найдет вас. Жадность вас погубит». Он носил черно-белый костюм, и я в надежде подумал, что это знак его принадлежности к преступной группировке «Пролом». Гарантии не было, но я увидел только такой шанс, понимая, что он точно опасный и влиятельный человек. И я смог этим чего-то добиться — хотя, возможно, только того, что они решили разобраться со мной в другом месте, не на территории «Пролома». Мы долго куда-то ехали, видимо, через дикую местность, потому что фургон сильно болтало, порой от этой тряски и жары становилось дурно. Бандиты остановили машину уже ночью, посреди степи. И когда они меня выводили, тот, кто больше всех угрожал мне, шел впереди меня, и я в момент выхватил у него из-за пояса тот самый нож, быстро разрезал веревку и приставил лезвие ему к горлу. Кто бы на моем месте так рискнул? Пусть даже мне давал чуть больший шанс мой рост, и кисть моей руки была на уровне его пояса, так что потребовалось короткое движение. Но в тот миг все казалось однозначным, знаешь ли… какой угодно риск, лишь бы не покорное согласие на такую смерть! Я не успел потребовать отпустить меня: они сами начали кричать: «Брось его! Уходи! Давай, иди!». И я бросил этого бандита и пустился бежать, так быстро, как мог, но они не стреляли. Они просто были уверены, что я умру — я это понял, внимательнее осмотрев тот странный кривой нож с красным лезвием. Оказалось, избавляясь от веревки, я порезал себе левую руку, но из-за моментального онемения этого не почувствовал.       — Нож… из когтя токсикроука?! — осознание повергло Дианту в шок. — Это просто конец света…       Мышцы лица Лисандра дрогнули в некоем подобии неуместной ухмылки:       — Да, ты тоже отлично знаешь физиологию покемонов. Я, конечно, снял с другого запястья остатки веревки, перетянул руку, но… по сути, я уже прощался с жизнью, которой у меня оставалось каких-то пять минут. Там, посреди саванны, к утру никто бы не нашел даже мой труп. Мне казалось, что я уже задыхаюсь, ну а сердце…       — Каким может быть сердечный ритм, когда ты в таком ужасе? — выразила понимание Дианта. — Но вам там выдавали противоядие?       Он отрицательно покачал головой.       — «Юновцы» отобрали у меня все — не только рюкзак вместе с содержимым, но и часы, пояс с карабинами и даже кроссовки. Нет, мою жизнь спас он! — его взгляд вмиг потеплел, а голос обрел краски, когда он вновь указал на пайрора. — У меня не было сомнений, что это был за литлео, которого я увидел целенаправленно, уверенно бегущим ко мне. Может, он даже преследовал фургон, почуяв знакомый запах — у них же обоняние острее, чем у псовых. И только он мог мне помочь — знаешь ли, токсины активно-ядовитых покемонов разрушает высокая температура. И, раз уж литлео выбрал меня, я ему пообещал: «Если я выживу, я возьму тебя к себе. Я буду твоим тренером. Но сперва помоги мне». Не зная, что он умеет, я ему просто скомандовал: «Атакуй!» — и указал на свою руку. Он все понял, прикусил в месте пореза и использовал Огненный Клык. Не в полную силу, конечно.       — Я все равно не могу и представить, как это выдержать.       — Лучше рука, покрытая ожогами, чем паралич дыхательных мышц и остановка сердца.       — Но шрамов почти не осталось?       Лисандр бросил на Дианту подозрительный взгляд:       — Снова не веришь? Хотя с этим я погорячился, ты права, слепо доверять нельзя, — он протянул ей левую руку, демонстрируя ребро ладони и предплечье. — Я удалял все шрамы со своего тела. Но следы заметить можно, где кожа более светлая и волосы растут неравномерно. Нужно знать, к чему присматриваться.       Она погладила его крупную кисть, обследовав более гладкие, чем обычная кожа, следы рубцов.       — Типичные руки тренера пайрора, — заулыбалась она, заметив также уже заживающие следы глубоких царапин. — Видимо, с ним удалять шрамы приходится часто?       — Ах да, следы зубов. Его знаки привязанности порой бывают жесткими — я позволяю, но куда это годится — появляться с такими руками на публике? — он снова задумался и сухо, словно машинально, добавил: — А когда вся жизнь проходит так, у всех на виду, когда тебя рассматривают, словно под микроскопом… приходится держать имидж.       — Митенки спасают, — кивнула она, вспомнив его привычку носить этот аксессуар.       — Но я должен рассказать… — промолвил Лисандр все в той же задумчивости, как будто вынужденный бороться с чем-то внутри себя. Дианта молчала, покорно ждала, не вмешиваясь в его состояние, только большим пальцем поглаживая его руку, которую она держала. Он медленно выдохнул и вернулся к своей истории: — Литлео знал меня, и он мог найти путь к реабилитационному центру, в котором я работал. Выжить в саванне без ничего, с обожженной рукой и раненой ногой — задача практически нереальная для «богатого белого глупца», да? Я понимал это. Литлео лизал мои раны, это в какой-то мере может заменить антисептик: в слюне диких хищников есть лизоцим, секреторные иммуноглобулины и другие вещества… Но я все равно хромал, там было воспаление, глубоко внутри. Следы шрамов тоже можно увидеть, и ужаснуться, сколько раз мне потом разрезали ногу. И все же я как-то шел, опираясь на «копье» — ветку, к которой я привязал нож — продолжал путь утром и вечером, вдоль ручья, который пересох, по пустому руслу, имея возможность разве что редко пить сок из листьев алоэ и немного обрабатывать им раны. А в низине, куда мы с литлео пришли третьей ночью, мы увидели сванну со сломанным крылом. Моя работа! — он запнулся. Две слезы предательски сорвались с его неподвижных рыжих ресниц, когда он хмуро, надорванным голосом сокрушился, не в состоянии более прятать тяжкие переживания: — Я приехал туда спасать таких покемонов! А в итоге оказался перед необходимостью спасать себя и того, кто спас меня! Литлео бросился сражаться, отчаянно кидался на нее, пытаясь укусить, фактически рискуя погибнуть — это же сванна, пусть даже со сломанным крылом. Видимо, потому она и держалась не в стае, но никто не отменял преимущества типа, острого клюва и гибкой шеи, а он знал только одну атаку, ближнего боя. Не вмешаться значило дать ему погибнуть, и тогда наверняка остаться обреченным на смерть и самому, но литлео отвлек все ее внимание на себя. А у меня был с собой нож. Этими руками… — он отвернулся, сжав зубы, и снова сглотнул ком, подступающий к горлу, — я перерезал шею красивой, величественной птице, понимаешь?! Я решительно и быстро убил ее! Без тени сомнения — чтобы пить свежую кровь, чтобы избежать обезвоживания, восполнить электролиты. Чтобы спасти этого отчаянного литлео, и накормить его, чтобы он был сильным и привел меня к людям! Иначе мне не хватило бы сил, так я думал — сейчас я знаю, что не умер бы там, без этого дошел бы, но я же не знал, сколько…       — Даже если бы и знал, — прервала его Дианта, — что угодно могло там случиться, а в каком ты был состоянии? Без еды и воды, раненый, избитый, в дикой степи — ужасное испытание. У тебя не было другого выхода.       — Я понимаю это, умом, но не сердцем, — сурово воскликнул Лисандр. Он закрыл лицо ладонью и тут же ее одернул, уставившись на следы соленой влаги: — Ивельталь…       — И это делает тебя плохим человеком? — вопросила Дианта, выражая твердое несогласие.       — По моим ощущениям, да, — без тени сомнения сознался он. — Очень тяжелый, очень болезненный жизненный урок, он изменил меня такой ценой! После восемнадцати лет жизни в красивой иллюзии увидеть, что деньги не просто не всегда спасают, а порой вообще ничего не решают. Или даже становятся причиной запредельного людского зла. В попытке что-то доказать тем людям я мог сколько угодно раз быть прав, у меня могли быть любые аргументы, на моей стороне были мораль и разум, но это абсолютно не значило, что меня услышат. Все решало одно обстоятельство — у них было оружие, и они были готовы пустить его в ход, а у меня этого не было. Я хорошо усвоил это: чей голос всегда будет звучать громче. И кто всегда сумеет выжить. Вооруженный. Сильный. Способный на жестокость. Такова природа. И я стал тем, кто смог выжить, может, чтобы однажды стать тем, кого будут слышать… Но с тех пор я навязчиво ощущаю, что во мне что-то непоправимо испорчено.       — Лисандр, — Дианта вздохнула и протянула руку к его щеке, желая вновь встретиться с ним взглядами. — Я понимаю, за что ты себя терзаешь — красивым такой поступок не назвать, но поверь: мне не станет хуже от этой правды о том, что случилось в твоей жизни. Я все равно приму тебя, — уверяла она его задушевно. — Таков мир, да, такова природа, и в ней мы все существуем. Ты сильный человек — не удивительно, что пайрор тебя выбрал. И ты точно сдал свой, большой и сложный экзамен! — она ободряюще улыбнулась и подмигнула ему.       Он притянул ее к себе и заключил в крепкие, сердечные объятия.       — Дианта… — горячо прошептал Лисандр ей на ухо. — Как ты это чувствуешь? Я не раз думал об этом так, знаешь ли, словно мне было нужно… какое-то такое испытание.       — О, если я и смогла что-то понять, то благодаря твоей честности, — тихо ответила она. — Ну и стажировка вышла, в столь юные годы, подумать только!       Лисандр поцеловал ее в висок и позволил ей сесть рядом на диван, обнимая ее за талию. Она прислонилась головой к его плечу, ее рука легла ему на грудь.       — Да, и много боли мы там видели, но это я уже говорил, — подытожил он уже более расслабленно, — и браконьеры, бывало, гнались за нами и стреляли — они выглядели и вели себя, как отбитые на всю голову фанаты «Воина дороги»… Тяжело было сохранить верность этому делу, хотя стажировка ни для кого из нас не прошла бесследно. Ксеркс решил иметь поменьше дел с органикой, и сейчас он гениальный техник, он совершил неоценимые открытия в области биофизики. Мальва вообще рассталась с наукой… Ей понравилась работа ведущей, благодаря радио она все же нашла себя. А меня это научило жизни.       — Теперь понятнее, откуда спонсорская помощь не только рейнджерам, но и полиции, средствами и техникой… — задумалась Дианта. — Ты приложил руку к ликвидации группировки «Пролом»? Потому что к ней принадлежал ресторатор?       — Это же не разовая акция, — возразил Лисандр, — и разве нет иных причин? Они — грязь! Зная о них, смириться, ничего не сделать — значит, позволить им грабить людей и мучить покемонов дальше. И с «Юновцами» борьба продолжается, на отшибах они по-прежнему есть, и кто-то должен с этим что-то сделать, если может. Не поедет же Маска Блейзикена туда разгонять их! Это не просто группировка, это криминальная субкультура молодых подонков, мнящих себя благородными разбойниками. А я не просветленный, чтобы благодарить эту банду за то, что они открыли мне глаза на нужды местного населения, нет! Я предупреждал их — и я сделал все, чтобы те, кто мне угрожал, были найдены и наказаны за эту алчность, и за деньги, которые предназначались не им, а действительно бедствующим. Позже я купил тот ресторан. Пайроры прошли реабилитацию и попали в руки ответственных тренеров, а потом я его снова продал, когда «Пролома» уже не существовало.       — А вуз не нарвался на крупный скандал с такой программой стажировки?       — Я сделал все, чтобы скандала не было. Рейнджеры были удивлены, что я не просто ни на что не пожаловался — я их искренне поблагодарил за весь этот опыт. Я ведь смог увидеть то, о чем в «цивилизованном мире» предпочитают не говорить. И тогда захотел делать нечто большее, развивать мировую медицину.       — Все же ты удивительный человек, Лисандр, — протянула Дианта, восторженно подняв на него глаза.       — Не сожалеешь, что тебе пришлось это выслушать? — обеспокоенно осведомился он.       — Я знала достаточно мужчин, отчаянно пытавшихся выглядеть нормальными, и они не только оказывались совершенно нездоровыми, но и, кажется, не находили для себя проблемы в этом. Так что меня пока, скорее, даже радует, что ты другой… Спасибо, — призадумавшись на мгновение, добавила она. — За то, что не пытаешься казаться нормальным. Не представляю, что ждет нас дальше, но скучно определенно не будет, — заключила она и вскочила на колени, с хитрецой и любопытством вглядываясь в лицо Лисандра. — Так, значит, у нас все было хорошо, и ты любишь секс?       Его губы растянулись в масленой ухмылке:       — Естественно.       — Славно. Тогда я не против повторить этот пируэт на пупке, — она подарила ему глубокий жаркий поцелуй и обвила ногами его талию.       Вечной Флоэтт давно ведомо, как Дианта умеет слушать. Слова взвешены и разделены, но сейчас она молчит, когда Лисандр оборачивается к ней. Он улыбается, а надвигающийся вечер плотной и четкой, как на гравюре, тенью делает грубее черты его лица. Снова подобие каменной маски, застывшая жизнь. Дианта отходит. Она устало прислоняется спиной к блестящей раме строгой минималистичной люкарны. Даже в тени она не теряется — словно тонкая полоска света, она кажется почти прозрачной, но чем темнее приближающаяся ночь, тем сильнее надежда, что она будет замечена, как знак судьбы. Последний предостерегающий знак.       — Мое солнце… — обращается Дианта к Лисандру, силясь вернуть себе живого человека, которого она знала. Ее голос становится ниже от иссушающего прискорбия: — К твоему огню не приблизиться.       Его профиль на фоне заката — словно отчеканенный на золотой монете лик монарха: у него, как у многих калосских королей, скошенный лоб, выраженная переносица, тонкий длинный нос, заметные скулы и остроконечная борода — словно каждая черта выдает в нем человека, летящего, как гордый талонфлейм, напролом. В последних лучах рокового дня его волосы кажутся красными, точно энергия яростного Зигарда.       — Неужели ты уже ничем не поступишься?! — добавляет Дианта. — Даже ради моего спасения, которого — я верю — ты так хочешь.       Решимость Лисандра выглядит неизменной, нерушимой, вылитой из благородного металла, но она дает трещину. Осторожные, почти крадущиеся шаги, какими он подходит ближе к Дианте, и дикий пристальный взгляд выдают его глубоко погребенный страх. Который рвется наружу криком.       — О чем мы вообще говорим, в чем ты еще сомневаешься?! — вопрошает он в нервозности и растерянности. — Я люблю тебя! Хочу любить тебя, хочу твоей любви! Это сделает меня счастливым! — он резко отворачивается, стиснув зубы, точно в приступе боли, прежде чем ему удается заговорить вновь: — Я не заслуживаю тебя, моя красота. Но ты бессовестно искушаешь меня поставить свое счастье, о котором мог лишь мечтать, выше будущего всего мира. Выбрать эгоистично, ради себя. Так, как делают все люди, — он замирает и смотрит в глаза Дианты пронизывающим, сочащимся неизбывной грустью взором. — Это жестоко. Ты жестока со мной, когда раз за разом снова прокручиваешь это! Но я напоминаю себе, что со мной или нет — ты часть мира, который я должен исцелить. И моя любовь поможет мне поступить правильно. Я делаю это и ради тебя тоже. Ради твоего счастливого будущего!       Она не сокрушена печалью и недвижима. Лишь едва заметно качает головой в спокойствии человека, которому понятно все.       — Лисандр, мы уже были здесь, — веско произносит Дианта, выражая искреннее беспокойство и прямодушие. — Ты уже проходил через это, через безысходность, через отчаяние.       — И каждый раз снова в него падал! — категорично сообщает он, разведя руки, открытый, обезоруженный, но непреклонный. — Неизбежно, так сколько можно отрицать реальность? На что ты надеешься, Дианта? Это не шаг отчаяния. Это продуманный план, воплощенный стараниями множества людей, разделивших мой взгляд. Мы планировали это годами, у нас есть долгосрочная стратегия развития после того, как Зигард закончит дело, но я до последнего надеялся, что у меня появится повод все отменить. Однако его нет!       Дианта отступает от люкарны и выходит вперед, становясь напротив Лисандра. Она скрещивает руки на груди:       — Мне нужно было услышать от тебя это прямо. И я вынуждена задать тебе еще один вопрос. Что будет, если я решу помешать твоему плану? Любой ценой.       Лисандр опускает голову и сжимает кулаки:       — Ты не представляешь, чего мне стоит выбор, но я должен его сделать! Если ты все решила для себя, почему просто не уйдешь, махнув рукой? Зачем продолжаешь меня мучить?!       — Потому что у меня тоже есть свой выбор, — в ее платиновом взгляде читается решительность, которая не дрогнет. — И клятва великой герцогини Шато Сражений — использовать свою силу во благо и защиту Калоса. Пусть даже мне придется поспорить со Стражем Порядка, для которого, судя по всему, Калос — это земля. Я же считаю, что Калос — это люди. И они сейчас страдают! Ты действительно думаешь, что сейчас твои мучения должны меня тронуть, что в этом раскладе тебе придется хуже? А если это и так, и твой выбор для тебя и впрямь настолько мучителен — так, может, это и значит, что на самом деле его не нужно было делать? А вернуться к тому, что ты считал для себя важным раньше? Ты мог бы столько всего еще сделать для людей!       — Я и делаю, — отвечает Лисандр спокойнее, уже не пряча взгляда, ладонями указывая на собственное сердце. — На пределе наших возможностей, ведь это непросто — вернуть мир в прекрасное естественное состояние. Этот первый шаг к обновлению — конец старого мира — прекрасен, — он протягивает руку Дианте, — и прекрасной остаешься ты, вопреки нашим разногласиям. Твои намерения искренни, твои желания благородны, и у тебя есть сила, которую ты могла бы применить на благо нового мира. Когда вся грязь уйдет в прошлое, ты будешь одной из первых в числе тех, кто поведет за собой обновленное человечество.       — Славно, что ты решил за меня, — роняет Дианта сухо, словно невзначай, но Лисандр видит ее терпеливый взгляд и слышит ее осуждение.       — Но разве здесь еще найдется путеводная звезда, кроме тебя?! — восклицает он в попытке объясниться, в которой восторженность соседствует с отчаянием. — Попробуй перевернуть свое мышление, как в свое время сделал я, оказавшись в тупике. Просто задумайся: а тем ли ты хочешь помочь?       Дианта тревожно усмехается, подняв брови:       — «Свайнабы обычно лучше людей»?       Лисандр горестно вздыхает, закрыв глаза, приложив кулак ко лбу между бровей.       — Если понимать это не фигурально… — речь его натужна, ему тяжело договорить свою правду, — то нужно признать: многие покемоны тоже не хороши. Из-за людей они утратили то прекрасное, что было в них заложено природой. Люди приручили их по одной причине — чтобы выжить. Из-за собственного эгоизма, а не потому, что это хорошо для покемонов.       Он делает шаг к краю и жестом зовет за собой Дианту. С Башни Призма хорошо видно все, что происходит в Люмиосе. На улицах, которые лучами расходятся от центральной площади, надрывно завывают сирены. Полиция пытается провести эвакуацию, пробивая путь сквозь лианы, глубоко и густо вросшие в тело города. Однако ветви, легшие поперек дорог, столь массивны, как старейшие дубы в корабельных лесах, а красное сияние их коры пульсирует, словно выносит предостережение всякому, кто приблизится. Неестественная растительность несет смерть — свидетельство тому множество трупов городских покемонов на улицах. Большую часть этой гиблой массы составляют сжавшиеся, словно в спазме, гульпины, жившие в подвалах и буквально сварившиеся заживо. Полицейские и тренеры, вызвавшиеся посодействовать, отдают команды сразу множеству покемонов, чтобы те объединили свои атаки: только так им удается переломать, разрушить, сжечь толстые черные лозы, но те стремительно отрастают заново. Мосты и многоуровневые транспортные развязки практически везде оказываются разрушенными, эвакуационные колонны движутся фатально медленно. Некоторые тренеры пытаются спастись или скорее эвакуировать тяжело раненых людей, прибегнув к помощи своих покемонов: седлают гогоутов, карабкаются на тревенантов, крепче хватаясь за их ветви, пользуются телекинетическими способностями эспурров и мяустиков. Другие же в качестве добровольцев присоединяются к коммунальщикам и сотрудникам служб спасения, чтобы ликвидировать последствия множества аварий. Их фрогадиры и клавицеры тушат пожары, диггерсби и барбараклы достают пострадавших из-под завалов, роют тоннели под лианами, чтобы работники экстренных служб могли перекрыть воду, инкеи дают свет и создают ментальные защитные барьеры, чтобы уберечь людей от горячего пара. Внезапно слаженная работа останавливается, когда за чертой города среди холмов вспыхивает слепящее синее зарево там, где с высоты видны сведенные к центру молниеотводы Электростанции Калоса. Они переламываются, как тростинки, под напором оплетающих их лиан, и взрыв разбрасывает их вместе с разорванными ветвями и фейерверком рассыпающихся искр. Спустя несколько секунд оглушительный грохот, похожий на грозовой раскат, гулким басом сотрясает тяжелый влажный воздух. Люди и покемоны перепугано вздрагивают и, напрягшись всем телом для борьбы или бегства, замирают на месте. Все пространство наполняется тяжелым гудением — треск замыкающихся электрических разрядов ионизирует воздух, сливаясь с шумным скрежетом чудовищных ползучих растений. Лишенное герметичности сверхпроводниковое кольцо электростанции, взорвавшись, выпускает в пространство электрическую дугу, взмывающую яркой молнией над беснующимися щупальцами, поглотившими все вокруг. Пока манектрики — незаменимые служебные покемоны работников электростанции и полиции — пытаются поглотить ее, используя способность Громоотвод, лианы успевают загореться, передавая текучий огонь друг другу, как живые руки. Они распространяют пожар вокруг города в опасной близости к жилой застройке, разрушая за секунды все, что попадется им на пути.       А рядовые команды «Пламя», бесстрастно следуя плану, занимают оборону на площади, подогнав бронированную технику к Башне Призма, и в опустевших домах, окна которых смотрят на символ Калоса. Их ружья, стреляющие лучами яркого, горящего, как лава, света — единственное оружие, способное блокировать силы Зигарда. Лозы, в которые попадет луч, разойдясь по их волокнам желто-оранжевыми молниями, замирают и прекращают рост, припав к земле или застыв в воздухе, они превращают городскую площадь в пересеченную местность и формируют своего рода укрепления из переплетенных ветвей с жесткой, как закаленная сталь, черной древесиной. Тем временем в пунцовом небе появляются боевые вертолеты: Группа вмешательства Полиции Калоса получает задачу десантироваться там, где к площади подходят самые широкие улицы. Лианы, как кнуты, со свистом лупят по воздуху, и пара сбитых вертолетов падает, прочие маневрируют и достигают цели. Бойцы в темно-синей форме и черных касках с прозрачными забралами осуществляют высадку, используя системы беспарашютного десантирования. Они выпускают покемонов для поддержки, в основном грениндзь и нойвернов, но также нескольких утробно рычащих тирантрумов. Ужасные ящеры с грубой терракотовой чешуей и янтарными гребнями, совсем недавно воссозданные в лабораториях, уже стали знаковой частью элитного антитеррористического подразделения Калоса.       — Посмотри на них — людям уже мало живых, они даже вымерших заставили служить себе! — скорбно замечает Лисандр. — И они готовы служить — некогда непокорные хищники, короли пищевой цепочки — теперь они идут вперед по команде, чтобы погибнуть за интересы людей, которые никогда не будут им понятны. Покемоны в наши дни — величайшее свидетельство людского эгоизма и алчности! И без людей… многие из них уже не адаптируются. Они замечательные создания! Мне жаль…       — Поясни, — требует Дианта настороженно. — Их ты теперь тоже не собираешься спасать, «вверяешь божеству»?       Ей хочется ошибаться в этом напрашивающемся выводе. Но показная жесткость в голосе Лисандра неумолимо рушит и без того слабые, бледные благие ожидания:       — То, что невозможно вылечить, требует ампутации.       Дианта искоса бросает на него взгляд в неприятном изумлении:       — А ты единственный добрый гений от медицины, достойный судить?       — Я никогда не был одинок, — столь же серьезно отвечает он. — Огромный штат ученых, исследователи, аналитики, специалисты по математическому моделированию! Я собрал их вокруг себя, чтобы не принимать во внимание их выводы?!       — Но разве хоть один прогноз может быть абсолютно точен? — ставит риторический вопрос Дианта. — Ты согласен с гневом Зигарда, но это лишь одна точка зрения. Да, мы с тобой, можно сказать, возвысились над обыкновенными людьми, хотя я предпочитаю не смотреть на это так и не забываться. Важно другое. Мы оба те, за кем следуют. И на нас ответственность. Я здесь, чтобы сказать свое слово против твоего слова, и пусть тогда Зигард рассудит. Я знаю, что мир болен, он кричит о помощи, но я прошу найти другой способ унять его боль. Я верю, что его можно найти.       — Я его искал, — мрачно отвечает Лисандр. — Буквально всю свою осознанную жизнь. Люди тысячелетиями страдают из-за самих себя, и всегда были мечтатели, жаждущие исправить это, однако ни у кого не получалось. Когда я говорил о своей мечте, меня спрашивали, почему именно у меня должно получиться, и я отвечал: «Я не просто мечтатель, у меня есть возможности. Покажите мне того, у кого их больше — я с радостью налажу с ним сотрудничество». Все так и случилось.       Команда «Пламя» вступает в бой с Группой вмешательства, которая начинает наступление по четырем направлениям. Администраторы в белой одежде руководят обороной занятой площади, рядовые в красных деловых костюмах действуют слаженно, по отработанному плану. Они не похожи на бойцов, но их форма сделана из плотной и достаточно эластичной ткани, чтобы двигаться быстро, тактические перчатки позволяют крепко держать тяжелое оружие, а классические ботинки снабжены устойчивой подошвой. И на бегу, в постоянной готовности увернуться от продолжающих расти и рушить город лиан, рядовые ведут плотный огонь парализующими оранжевыми лучами, которые не создают повреждений. На попытки парламентеров выйти на контакт администраторы отвечают, что не ведут никаких переговоров, ультимативно отказывают в установлении связи с боссом. Бойцы Группы вмешательства вынуждены применить огнестрельное оружие, они используют для защиты полицейские бронещиты и прочно стоят под перекрестным огнем лучей, когда стрельба по ним ведется как с площади, так и из окон домов. Красные листья зловещих лоз летят во все стороны, словно множество мелких капель крови.       В то же время Ксеросик по внутренней связи экстренно сообщает Лисандру результаты наблюдений:       — Босс, мы засекли энергию второго ядра, в черте Люмиоса. Второй может вскоре появиться!       — Хорошо, я хочу лично мониторить ситуацию, синхронизируйте мою машину, — распоряжается тот.       — Будет сделано, незамедлительно, — отвечает Ксеросик.       Дианта может слышать лишь приказ Лисандра, оставаясь в неведении, кому и для чего он адресован. Однако она даже не пытается узнать, с кем и о чем он говорил, — определенно не о том, что могло бы посеять в его душе хоть крупицу сомнения в том, что он вершит. На лице королевского наследника — хладнокровие.       А Вечная Флоэтт могла бы рассказать, как Лисандру не удавалось оставаться бесстрастным после трагедии в конце марта. Тогда он находился в Люмиосе, в еще одной современной крепости из металла и стекла, возведенной по его распоряжению вместе с лабораторным комплексом над рекой, на высоких уступах стены мраморного каньона. В его офис с утра явился председатель совета директоров — седой худощавый мужчина в сером костюме с красным галстуком. Он пришел с вопросами по изменениям в бюджете компании и жалобами.       — Совет директоров хочет знать, мсье, почему Ваши ведущие ученые получают буквально неограниченное финансирование? — спрашивал он настойчиво, хоть и весьма сдержанно. — Я много лет знаю Вас — больше, чем кто-либо — и полагаю, что мы доверяем друг другу, однако я ничего не могу ответить им на это.       Лисандр сидел за столом вполоборота к посетителю и смотрел в окно, на обласканные нежными утренними лучами мраморные белые скалы с ломанными черными прожилками, похожие на узорчатую сталь. Их зубчатые вершины покрывал густой смешанный лес. Старые пихты и ели с остроконечными верхушками и устремившие голые ветви высоко в небо лиственные деревья, стволы которых густо поросли влажным лишайником, казались выстроившимся над обрывом многотысячным войском в изумрудно-зеленых доспехах.       — Им мало того, что я и мои ученые уже сделали? — проговорил Лисандр, не повышая голоса, но каждое его слово звучало равнодушно-жестко. — Они хотят большего? Может, им напомнить, насколько я ненавижу человеческую жадность?       — У акционеров нет повода для возражений, — тут же осторожно свернул с линии столкновения председатель совета директоров, — с текущими дивидендами. Однако, боюсь, никто не понимает, что за проект…       Лисандр молниеносно развернулся и властно прервал его речь:       — Вы не должны понимать. Вы должны помнить: мы делаем не деньги — мы делаем возможности. Либо вы доверяете мне, либо уходите. Обсуждение окончено.       — Понял, — кивнул тот и поспешил удалиться. — Бюджет будет утвержден.       Едва не столкнувшись с ним в дверях, в кабинет вошел Ксеросик.       — Есть важные новости из Горного Калоса, босс, — сообщил он, еще даже не отдышавшись после спешки. — Там обнаружен объект! И, ох, я решил лично… потому что есть еще кое-что — в курсе ли Вы…       — Закройте дверь, док, — потребовал Лисандр. — Кое-что должно остаться между нами.       Ученый захлопнул дверь, провернул ключ в замке и сел за стол.       — Проблемы с председателем совета директоров? — осведомился он, понизив голос.       Лисандр шумно вздохнул, стиснув зубы. Он склонился над столом и сжал кулаки, сдерживая вскипающую злость.       — Я готов не просто увольнять, — признался он, покачав головой, — я готов убивать таких, как он. С того часа, как Кагетомо вторгся в Дендемилль! — он потряс кулаком — ему пришлось собирать все усилия, чтобы не прокричать о своем негодовании. — Оттуда прямая дорога на Люмиос, естественно, постоянные попытки наступления и тяжелые бои. Армия взрывает мосты, минирует дороги. Нам не могут дать «зеленый коридор»! Мне нужно думать, как организовывать туда поставки помощи, как эвакуировать оттуда тяжело больных и раненых, а не про такую ерунду, как его вопросы.       Ксеросик растерянно поднял брови и поправил прозрачные очки-авиаторы.       — О, совет, похоже, нешуточно переполошился — они затряслись над своей прибылью, — предположил он. — Как говорили у нас, для одних война, а для других любимая теща…       — Террористам же явно кто-то помогает, — Лисандр ударил ладонью по столу, теряя самообладание. — Кому поперек горла прекрасный, процветающий Калос?! Галару?! Я не хочу никому желать боли, не хочу, но этим!.. Гореть им в Аду, — проговорил он низким голосом, полным натянутой, как тетива боевого лука, злобы, уставившись в пространство перед собой остекленевшими, налитыми кровью глазами. — Они разрушили красивый, мирный город, они убивают ни в чем неповинных людей, которые хотят жить и быть счастливыми, и все из-за эгоистичного, низменного желания установить там свою бандитскую власть! Я всегда про это говорил: если где-то есть что-то особенно хорошее, красивое, ценное, обязательно найдутся те, кто захочет если не присвоить, то испоганить! Грязь… — он медленно выдохнул, раздувая ноздри, и посмотрел на Ксеросика, саркастично оскалившись: — А мы хотим контролировать гнев Зигарда — я собственный гнев не могу контролировать!       — На мой скромный взгляд, сейчас у тебя с этим гораздо лучше, чем в юности, — ответил тот без тени иронии. — Кровь до сих пор не пролилась.       — Делаю успехи? — Лисандр бегло улыбнулся и тут же вновь помрачнел: — Но я не могу реагировать иначе на такое. На то, что не должно было повториться!       — Ох, я понимаю.       — Прекрасно. Так что я не хочу рассуждений на этот счет, я не хочу ничего об этом слышать! Я проанализирую данные и приму решения сам, так, как посчитаю нужным, когда посчитаю нужным, и не собираюсь ничего обсуждать сейчас! Если только это не что-то запредельно важное, крайне положительное либо крайне отрицательное.       Ксеросик смущенно склонил голову и нерешительно протянул ему карту памяти:       — Это, Сандр… просто это будет важно именно тебе. Я уверен. Это социальный ролик Дианты Корнетт.       В ответ ни слова, ни взгляда не последовало, Лисандр машинально забрал карту, подключил к компьютеру и открыл видео, но все его резкие, поспешные жесты, как и само молчание, демаскировали атакующую его тревогу. Запечатленная местность располагалась близ северо-восточной границы: за полями, укрытыми рваным покрывалом тающего снега, из-под которого пробивалась к солнцу яркая зелень молодой травы, возвышалась серебристая горная гряда. В насыщенно-синем небе завис вертолет с эмблемой Международного Фонда Помощи на борту. Дианта, вся в белом — в куртке, перчатках и брюках из кожи, высоких сапогах на шнуровке и бронежилете — была похожа на героиню научно-фантастического фильма. Она легко спустилась на землю по канату, продемонстрировав несомненно хорошую физическую форму. И настоящее, не фантастическое безрассудство. «Я нахожусь в Горном Калосе, — обращалась она с экрана, уверенно шагая по снегу и траве, — и эти поля вот-вот снова будут засеяны не сельскохозяйственными культурами, а боеприпасами. Так же, как случилось пятнадцать лет назад, во время аналогичной террористической угрозы. Тогда, благодаря совместным усилиям многих граждан Калоса, жизнь вернулась в эту провинцию, и мы не можем позволить сегодня отобрать ее снова. Когда здесь стою я — весь мир хватается за сердце, когда здесь сталкиваются с той же опасностью обычные мирные люди, непрерывно, день за днем — мир молчит. В борьбе за земли нам нельзя забывать о главном: Калос — это люди! Сохраним им жизнь вместе!». Далее следовал анонс ее показательных боев и информация о том, что все средства, полученные от продажи билетов, в полном объеме будут пожертвованы пострадавшим от действий террористов Кагетомо в приграничных областях на северо-востоке.       — Во имя Ксерниаса, что ты делаешь?! — восклицал Лисандр в обозленном бессилии, пересматривая ролик.       Ксеросик, погрузившийся прежде в омраченную задумчивость, слушая уже знакомую речь Дианты, убрал руку от щеки и обернулся.       — Она пример для множества женщин и не только, — осторожно рассудил он, нервозно потирая двумя пальцами остроконечную бородку. — Поэтому она призывает людей не быть безразличными друг к другу, стать ближе… Кого-то напоминает, верно? — он дружески усмехнулся.       Лисандр взглянул ему в глаза, но ничего не ответил.       — Мне нужно созвониться с ней, — объявил он, схватив со стола голо-кастер.       Ксеросик понимающе кивнул и вышел из кабинета. Лисандр выбрал звонок без голо-трансляции и встал из-за стола, нетерпеливо расхаживая по офису в ожидании ответа.       — Дианта, милая, где ты сейчас?! — встревоженно спросил он, едва услышал ее нежное приветствие.       — В Анистаре, — бодро ответила она, — пью кофе с Олимпией.       — Чей это выразительный баритон? — донесся смешливый голос знаменитой калосской провидицы.       — Мы можем поговорить наедине? — потребовал Лисандр.       — Сейчас, — согласилась Дианта. Послышался скрип отодвинутого стула и ее робкие шаги. — В целом, я догадываюсь, откуда такой переполох, — продолжила говорить она, перекрикивая гул ветра и крики назойливых чаек, — но это же не прямой эфир. Если бы у границы что-то пошло не так, ты бы уже узнал.       — Ты… так легко к этому относишься?! — возмутился он — ее слова пугали. — О Ксерниас, ты меня убила! Можно было бы предупредить?       Дианта вздохнула:       — И что бы ты сделал, чтобы не позволить мне туда поехать? Мне совсем не хотелось ссориться. И, кстати, до сих пор не хочется. Скажи честно, тебя устроило бы то, что эту поездку и съемки одобрила Олимпия?       — Если это идея Олимпии, ее карьере придет конец! — сорвался Лисандр. — Она может стопроцентно ручаться за то, что знает будущее? Так что же она не предсказала, что в Калосе начнется война?!       Дианта сдержанно выслушала его нападки и, выдержав паузу, спокойно ответила:       — Хочешь кого-то обвинить — начинай с себя. Ты дал мне вдохновение. И ты ведь поступаешь так же: срываешься туда, где можешь помочь, без долгих раздумий. Так в чем между нами разница, что себя ты можешь подвергать опасности, а меня нет? И если ты думаешь, что мне не будет страшно и больно, когда ты туда поедешь, то ты глубоко ошибаешься!       — Я никому не говорил, что поеду… — попытался возразить Лисандр, но Дианта его перебила.       — А ты хочешь сказать, что не поедешь? — саркастично воскликнула она. Гнев, горечь и страх сочились сквозь нарочито насмешливую интонацию.       Лисандр не мог ничего ей возразить. Он нервно прошелся по офису, тяжело дыша.       — Дендемилль, — проговорил он, согнувшись над столом и закрыв рукой глаза, — «Мельницы моего сердца»! — речь его дрожала и срывалась, как поток воды, встречающий на пути крутые пороги.       — Если вы будете ехать туда через Анистар, загляни в кафе на набережной, — продиктовала Дианта твердо, хоть и севшим голосом, наполненным тоской. — Я хочу тебя увидеть.       — Да, красота моя, и я тоже, — трепетно ответил он. — Сообщу тебе, когда буду в Анистаре. Мы увидимся, Дианта!       Лисандр с первого дня вооруженного конфликта знал, что поедет на северо-восточную границу. В текущей ситуации он осознавал, что придется ехать через Анистар, а до того через Сноубелль. Весь мир смотрел на него, он не мог не возглавить лично эту гуманитарную миссию. Он уже поддержал армию Калоса, отправив военным значительную денежную сумму, дополнительные станции спутниковой связи и медикаменты, — пришло время отвечать на зов гражданских. Они буквально звали именно его — не международные организации или Юнову, которые одинаково не спешили реагировать. К тому же, у его команды теперь появилось еще одно дело в Горном Калосе.       Лисандр в срочном порядке созвал ведущих ученых в зале для совещаний.       — Дайте нам сведения по ядру Зигарда, док, — попросил он выступить Ксеросика, когда все были в сборе. Тот вывел на транслятор крупную голограмму:       — С удовольствием. Сегодня администратор Соня сообщила мне, что засекла энергию ядра Зигарда. Я оперативно проверил все показатели и со всей ответственностью подтверждаю: ее данные верны. Более того, на самом деле были зафиксированы две синхронные вспышки энергии. Это первое реальное свидетельство того, что ядра действительно два — ранее эта гипотеза основывалась лишь на легендах! Один источник энергии сохранял активность недостаточно долго, чтобы мы могли его отследить, но вот второй раскрыл нам свое местоположение очень четко! Его сигнал исходит отсюда, южный склон…       — Горы Отори! — Лисандр безошибочно опознал местность, изображенную на голограмме. — Не удивительно, что он там. Провинция, измученная войной, минированием полей, разработкой недр и тяжелой промышленностью.       — Удивительно, что Зигард бездействует, — задумался Ксеросик. — При таком-то разрушении порядка природы — ох, там же пограничье сейчас поливают огнем. И разрушают старые технические сооружения, где могут быть законсервированы десятки тысяч тонн токсичных отходов. Эти нелюди создают угрозу экологической катастрофы мирового уровня! Разве это, в его видении, приемлемо?       — Да, он ведь мог бы остановить все это, убить всех, кто творит этот ужас, — согласился Лисандр. — Нет в нем ничего божественного. Мы можем полагаться только на свою волю.       — Забавное совпадение, что ядро Зигарда обнаружилось в Горном Калосе, когда и нам приходится туда отправиться, — бойко прокомментировала Алиана. — Хотя вся эта ситуация в целом не вызывает восторга, даже Патришия Мальва притихла, — она невесело усмехнулась. — Ведущая новостей так и рвется поработать!       — Обычно ее, как невоспитанного фурфру, не заткнуть, — презрительно и раздраженно воскликнула Целозия, развязно закинув ногу на ногу и положив локти на спинку дивана, — а как нужно отправиться на передовую, так она быстро засунула язык в задницу. К Ивельталю нам такое рекламное лицо?       Бриони, сидевшая рядом, похлопала ее по колену, призывая не горячиться.       — С другой стороны, кого не тревожат вести о Горном Калосе? — сдержанно озвучила она риторический вопрос, в нерешительности кусая губы, выкрашенные в дерзкий цвет зеленого бархата.       — Все несколько сложнее, речь не просто о Горном Калосе, — уточнила Целозия с явным недовольством в голосе. — Подумать только, что придется вернуться непосредственно туда, к Кровавой горе — вот же дерьмо…       — «К оружью, гражданин!» — тихо затянула Мейбл. — «Сомкнем наши ряды, Вперед, вперед! И нивы наши и сады, Вмиг кровь нечистая зальет»!       — Похоже, мое распоряжение не станет для вас неожиданностью, — сказал Лисандр. — Мы все едем в зону боевых действий, чтобы лично сопроводить гуманитарную миссию.       — Вы едете с нами, босс? — удивилась Бриони. — Это рационально?       Он бросил в ее сторону угрюмый взгляд:       — Что должны будут подумать люди в Дендемилле, если я лично туда не приеду?       — Хех, что настала полная задница… — проговорила Целозия себе под нос, но тут же вскинула голову, тряхнув короткими фиолетовыми волосами, и попыталась оправдаться за опрометчиво брошенную фразу: — Я имела в виду: там очень опасно.       — Но рисковать собой ради их спокойствия? — разделила недоумение Мейбл. — Или нашего? Босс?       — Смотря какой оборот примут события, — сухо ответил Лисандр. — Будем действовать по обстоятельствам, для начала остановимся в пригороде.       Целозия высокомерно фыркнула:       — Зачем нам вообще спасать людей, которые не разделяют наши идеалы?       — Потому что мы там были, — моментально ответила Мейбл, словно это было чем-то само собой разумеющимся. — И знаем, каково им. Нет, мы не ради прикрытия продолжаем всю эту благотворительность, я же правильно понимаю?       Лисандр кивнул, задумчиво приглаживая бороду:       — Им бывает непросто искренне посочувствовать. Я всегда помню, что люди, которые привыкли брать, а не давать, являются таковыми не от хорошей жизни. Если перед нами так и будет стоять выбор: либо все продолжают страдать, либо немногие получают лучшее будущее, мы все должны будем мыслить, как Целозия.       — Очень мило, но в то время, как мы делаем их жизнь лучше, они не спешат менять свои приоритеты, — Целозия осталась при своем. — Не знаю, как Вы, босс, но я уже перестала такому удивляться. Мы, конечно, знаем, каково им, но мы же не стали ими. Даже после того, что с нами случилось там!       — Так кто спорит? — флегматично пожала плечами Мейбл. — Потому мы и едем за ядром Зигарда.       — Да, — подтвердил Лисандр. — И я предпочту послать на это задание именно тех, для кого ситуация знакома. Мейбл, Целозия, найдите ядро Зигарда. Ради мира, за который мы боремся.       Тем же вечером колонна гуманитарной помощи фонда Лабораторий Лисандра выехала из Люмиоса. Утром, когда она миновала Сноубелль, Дианта получила сообщение о назначенной в полдень встрече.       Анистар, как и Люмиос, утопал в густом цвету магнолий и сакур. Казалось, от цветов исходило белое сияние — такими светлыми они виделись на фоне тяжелых, иссиня-серых туч, несущих первые весенние грозы. За вспышками далеких зарниц последовал крупный теплый дождь, воздух наполнился свежим, умиротворяющим запахом земли. Лисандр и Дианта практически не говорили перед тем, как проститься на набережной. Лишь долгие объятия и полные надежды ласковые поцелуи — еще один, снова запятая, а не точка, не прощание, еще один, на это раз последний, быть может… И негласные обещания сохранить то, что всего важнее — связь и жизнь.       К вечеру ситуация обострилась, и провести колонну в Дендемилль не представлялось возможным. Остановившись в пригороде, Лисандр организовал временный штаб в шале у подножия высоких холмов на берегу кристально чистого бирюзового озера. Кругом рассредоточилась вооруженная охрана — массивные грузовики чернели на фоне пасторального пейзажа с нежной весенней зеленью под синими склонами гор. Из этого поселения Целозия и Мейбл вместе с двумя небольшими группами рядовых двинулись к горе Отори, как и было запланировано.       Следующие два дня попытки попасть в занятый террористами Дендемилль оставались столь же безуспешными — их срывали целенаправленные, поразительно циничные атаки. Военные аналитики предполагали, что террористы пытались тем самым посеять панику и создать ситуацию, в которой они смогут диктовать свои условия. Прогнозировалось, что они могут приложить все возможные усилия для ликвидации Лисандра, потому что он продолжал помогать вооруженным силам, в частности привез им модули голографического щита, позволяющего наиболее эффективно маскировать позиции. Однако, невзирая на все угрозы Кагетомо, пока армия Калоса успешно сдерживала все попытки террористов продвинуться дальше из Дендемилля.       Глубокой ночью Лисандр сидел в зале, который раньше служил столовой, в темноте, освещаемой только огромным монитором — все окна были перекрыты бронированными панелями, когда он оборудовал здесь временный штаб. Он попивал красное вино бокал за бокалом, медленно, но неудержимо, и следил за ходом операции по захвату ядра Зигарда — рядовые вели трансляцию. Стук в дверь отвлек его от напряженного наблюдения. В помещение вошел Ксеросик:       — Я не помешаю своим присутствием? Здесь есть коньяк?       — Только не включайте свет, док, — попросил Лисандр. Он выглядел предельно усталым.       Ученый взял на баре резную хрустальную бутылку с коньяком и бокал и сел за массивный стол из темного дерева.       — Могу я спросить, какие там новости? — поинтересовался он. — Мальва, конечно, делает репортажи, но помимо этого, в остальное время из нее сейчас слова не вытянешь. Вы ведь сегодня говорили с военными — должно быть, у них наиболее проверенная информация, — он вздохнул и наполнил бокал. — Ох, до чего же гнетет эта… неопределенность! Вот я понимаю, что нужен Вам здесь…       — Но хотели бы быть с Бриони и Алианой в Дендемилле? — догадался, что он хотел бы сказать, Лисандр. — Они справятся, док, им бы только дали возможность.       — Выходит, там по-прежнему кошмарно?       — Исторический центр города практически уничтожен, разрушен Театр Исполнителей. Я сделал заявление, что помогу его отстроить. Может, слишком рано, потому что уже пошли толки, что я пиарюсь на этой войне! Какой, к Ивельталю, пиар?! Наша колонна снова не доехала до места назначения, вот самая главная новость! Стрельба и атака скармори.       Они безотрадно переглянулись и молча выпили.       — Ох, сегодня, наверное, мы как никогда понимаем нашу миссию, — вновь заговорил Ксеросик, быстро и нервозно-приподнято, — просто такая ослепительная ясность! То, что не должно было повториться в разумном цивилизованном мире, снова случилось, вопреки здравому смыслу, вопреки общечеловеческим ценностям, и это, несомненно, тяжелый симптом… — он неожиданно умолк, напряженно вслушиваясь в тишину. — Сейчас стреляют? Мне постоянно кажется, что стреляют.       — Мы вне досягаемости, док, — заверил его Лисандр. — Иначе были бы совсем иные звуки. А с миссией все ясно, задачи поставлены: захват Зигарда, интенсификация и моя личная проверка подготовки рядовых, и одновременно с этим серия Ваших тестов… Осталось лишь официально объявить команде, сразу по возвращении, что я перевожу наш план в активную фазу. Никаких более шансов, я и так довольно долго оставался великодушным.       — Безусловно, — воскликнул Ксеросик, решительно соглашаясь. — Повидав такие-то виды, так долго — я бы так не смог.       Лисандр понуро отвернулся и указал рукой в ту сторону, где должно было быть окно, а за ним — дорога к еще недавно прекрасному, старинному городу щедрых зеленых угодий и ветряных мельниц:       — Теперь мое великодушие догорает там, на руинах Дендемилля!       Трансляция со склона горы Отори прервалась. Но тут же на связь вышла Мейбл:       — Я вынуждена… принести извинения, — обратилась она к Лисандру, тяжело и учащенно дыша. Ее обычно холодное лицо выглядело страдальчески, пряди темных волос на висках липли к вспотевшим щекам. — Мы упустили его. Я отправила Вам запись. С формой, которую он принял.       — Хорошо, оставайтесь на связи, — ответил Лисандр. — Ксеросик! — позвал он ученого, выводя на транслятор полученную голограмму. — Взгляните.       Запись велась в режиме ночной сьемки, и суровая, лишенная растительности горная местность, запечатленная в голо-клипе, представала в ровном серо-зеленом цвете. В небе над вершинами скал началось уникальное явление — густой град ярких метеоров стекался к высокогорному озеру. Огни ныряли в глубину, не потревожив зеркальную гладь поверхности, но заставляя воду все ярче и ярче светиться. От центра водоема к берегам покатились волны, а в глубине показалась размытая черная тень. Под изумленные выкрики рядовых огромный покемон-дракон восстал из горного озера, вода тонкими струями стекала с узкой черной головы, отдаленно похожей на змеиную.       — О, да он весьма и весьма, — Ксеросик азартно заулыбался, — великолепен!       Огни на зубчатом воротнике дракона разгорелись и замигали, берег озера с грохотом задрожал, и вмиг горная порода взорвалась, разлетаясь на острые обломки в ослепительной вспышке света. Рокот разрушающихся каменных уступов сливался с истошными криками раненых рядовых. А затем все резко затихло, словно ничего и не было, только стоны и матерная брань людей продолжали нарушать безмятежность успокоившейся, как по невидимой команде, природы. Зигард исчез.       — Похоже, он действительно настолько силен, как я и ожидал, — заключил Лисандр. — Это крайне важная информация для операции «Ярость Земли».       — Мы захватили несколько клеток. По горячим следам, — добавила Мейбл, уже сумев отдышаться. — Но в моей группе много травм и ранений. Нужно оказать помощь нашим людям. Целозия сама будет пытаться отследить энергию ядра.       — Принимается, я расширю настройки радаров и передам ей более точные данные, — ответил ей Ксеросик. — Надеюсь, встревоженный вашей атакой, он снова себя выдаст — вот ведь и вправду, в нем ничего божественного! А Вы, Мейбл, доставьте сюда клетки Зигарда, они будут весьма полезны для наших экспериментов.       Во временном штабе было размещено все необходимое оборудование, и Ксеросик не сомневался, что выполнит задачу, однако результат сканирования местности его удивил. Он ясно засек энергию второго ядра Зигарда — в этот час оно тоже находилось в Горном Калосе, но на высоте, которую заняли террористы. Теория ученого была окончательно подтверждена. Два ядра быстро перестали обмениваться сигналами, как будто одно из них стало игнорировать запросы другого. Ксеросик отследил более продолжительный и четкий сигнал и направил группу Целозии к пещере Терминус. Трансляция, за которой следил Лисандр, переключилась на эту локацию, куда вела заброшенная горная выработка. Темнота ветвящихся тоннелей и гротов наполнялась мелкими огнями, словно мириады звезд рассыпались по шершавому потолку пещеры — там в большом количестве обитали синие биолюминисцентные черви. Влага на дне пещеры образовывала небольшие мутные озера. В особенно просторном зале, где рядовым приходилось стоять по колено в воде, обступая небольшой островок посреди подземного водоема, развернулось зрелище, предвещавшее появление Зигарда — яркий свет сливающихся клеток в ночном режиме съемки слепяще резал глаза. На сей раз в плотном скоплении вспышек мелькало темное очертание поджарого четырехлапого зверя. Он напоминал крупного пса, припавшего к земле. Рядовые открыли огонь из специально разработанных для этой операции ружей, стреляющих сдерживающими лучами.       — Окружить его! — выкрикнула Целозия. — Он принял новую форму! Но мы справимся.       Зигард в зверином обличии высоко подпрыгнул и оттолкнулся от ближайшей стены грота. Он метался по пещере, силясь уйти от перекрестного огня, однако задевающие его тело лучи медленно, но верно его замедлили. Затем несколько последовательных прямых попаданий окончательно парализовали его, он взвыл, дрожа всем телом, и распался на огни, разлетевшиеся фейерверком по залу пещеры. На месте, где стоял черный пес, осталось только жмущееся к стене ядро. Оно, издавая высокий пронзительный визг, затряслось и подпрыгнуло на месте. Это была его последняя обреченная попытка скрыться.       — Кажется, беготня кончилась, какая жалость! — иронично произнесла Целозия, поместив ядро Зигарда в прозрачный куб. — Я нашла его!       — Отлично. Все записано для анализа? — спросил ее Лисандр.       — Конечно, босс. Итак, вот он наш проказник, — она, сияя самодовольной усмешкой, показала добычу, приблизив куб к камере. — Успел порядком меня достать!       — По возможности соберите еще несколько клеток Зигарда, — распорядился Лисандр, — и тогда возвращайтесь.       — Будет сделано.       Трансляция прекратилась. Ксеросик пересмотрел запись, сделанную Целозией в пещере Терминус, наливая себе еще коньяка:       — Как захватывающе! — не сумев сдержать эмоции, радостно рассмеялся он. — Это форма, которой мы еще не видели! А какая скорость! Поразительно!       — Это так, — согласился Лисандр задумчиво. — Его сила все еще загадка для нас. Но теперь мы заполучили ее.       Он озвучил новость о долгожданном успехе тихо и совершенно без эмоций. Ксеросик же продолжал ликовать:       — О да, «Луч» — это все-таки мое лучшее изобретение! Энергия мега-эволюции очень полезна для нашей операции! Дианта пока не знает? — внезапно спросил он.       Лисандр вздрогнул и умолк в оцепенении. Он сделал несколько глотков вина и лишь тогда смог дать сдержанный ответ:       — Она и так знает то, чего весь мир не знает — что для меня сейчас значит вторжение Кагетомо. А о Зигарде… Я почувствую, когда придет время.       — Конечно, — закивал Ксеросик. Он выдохнул с облегчением и отпил коньяк: — Ох, еще пара глотков — и, возможно, я смогу выспаться и продолжать исследования.       — Ксеркс, тебе стоит быть с этим аккуратнее, — бросил ему Лисандр.       — При всем уважении к медицинскому опыту, — возразил тот и несколькими крупными глотками допил терпкий напиток, поморщившись от его непривычной крепости, — на мой взгляд, сохранять режим здорового питания сейчас не в приоритете. Я хочу не сойти с ума. Потому что ум — это то, чем я работаю.       — Есть резон, есть, — кивнул Лисандр, устало улыбаясь. — Удачи, друг мой.       Ксеросик замер в дверях, глядя в его глубокие угаснувшие глаза.       — Отдохни как следует, Сандр, — попросил он, нерешительно склонив набок голову, и удалился.       Однако Лисандр не спешил позволить себе столь востребованный отдых. Он проверил журнал голо-кастера — Дианта звонила, настойчиво, неоднократно. В погоне за Зигардом он не выделил время, чтобы даже написать ей. Последнее сообщение с просьбой хотя бы кратко ответить, что происходит, она оставила в половине второго ночи. Лисандр смотрел на поставленную на паузу голограмму в состоянии нахлынувшего ужаса — его лицо покрыли болезненно-красные пятна, от напряжения его почти трясло.       — Что я делаю?! — потерев переносицу, вменил он вину самому себе. — Непростительно! Этим можно разрушить все! Нет, не все, конечно, остаться со своим проектом… но без твоих глаз! Они, как у Ксерниаса, они наполняют жизнью. И без твоей улыбки… Но я не смогу тебе врать.       Он отключил голо-кастер. Оставшись в тишине и одиночестве, он стиснул зубы и несколько раз ударил себя кулаком по колену, со всей силы, до нестерпимой боли. Он был далеко не один в этом шале. А ему хотелось кричать.       Лисандр практически не спал. Он не включал голо-кастер до позднего утра, однако с началом дня ему так и не удалось опередить Дианту. Она позвонила, как только он появился в сети.       — Не знаю, насколько это утро доброе — если ты хотел отомстить мне за социальный ролик, то у тебя получилось, — ее взволнованный голос прозвучал до боли щемяще, когда она пристыдила его за молчание. — Это просто конец света.       Он снова ударил себя по ноге, стиснув зубы и тяжело дыша.       — Это заслуженный упрек, — понуро выговорил он. — Я не знаю, как в полной мере могу выразить свое искреннее раскаяние. Я не рассчитываю на прощение.       — Лисандр, я знаю, как тебе там тяжело, все это катастрофа, — разговор потеплел, словно весеннее солнце, пробившись из-за облаков, озарило его робкими лучами. — Как я могу тебя не простить? Просто по возможности не поступай так больше.       — Я тебе клянусь, Дианта, — тут же надрывно ответил Лисандр. — Я счастлив, что ты со мной в такой час!       — У тебя очень усталый голос, — заметила она. — С тобой все в порядке? С твоими людьми?       — Да, все живы. Просто был тяжелый день.       Еще раз повторив свои извинения, Лисандр поторопился сердечно попрощаться с ней до вечера, избегая возможного разговора о причинах произошедшего. Дианта и не ставила других вопросов, удовлетворившись тем, что все остались живы после атаки, которой подверглась гуманитарная колонна.       В совершенно разбитом состоянии Лисандр шагнул в новый день, который выдался насыщенным, изматывающим и долгим. Гуманитарный груз был наконец-то доставлен в Дендемилль и передан в местные штабы помощи, также были обеспечены необходимым медицинским оборудованием полевые госпитали. В тот день армия Калоса дала достойный отпор и отбросила противника к границе, но впереди ожидалась очередная сложная ночь. В следующие два дня калосские военные окончательно перехватили инициативу. Лисандр вместе с Мальвой оставался в Дендемилле, когда его организация занималась эвакуацией уязвимых групп населения, но постоянно держал связь с Ксеросиком из временного штаба в шале. Второе ядро Зигарда более не давало о себе знать.       Неделю спустя утром он снова негласно соревновался с Диантой, но в этот раз за возможность первым сообщить известие о том, что ночью Кагетомо был убит своими же. Пятнадцать лет назад, пытаясь удовлетворить свои властные амбиции, этот террорист обратился за помощью к мафии из Канто и Джото. Он даже не скрывал этого: его группировка использовала символику с отсылками к культуре Экрутика, хоть и извратив ее значение выгодным для себя образом. На этот раз, будучи сам за себя, Кагетомо быстро захлебнулся, а его люди уже не смогли ему простить эгоистичные завоевательские стремления, и даже верный пес Хейдайо не смог защитить его от их гнева. Он получил по заслугам, но Дианту не могло не удивить, что Лисандр сообщал об этом без радости, имея целью сказать лишь то, что ей больше не о чем волноваться. «Разрушения и грязь с этим не кончатся, — сказал он ей, — но пока я могу отсюда уехать».       На следующий же день состоялась их тайная, подгоняемая теплым ветром встреча под сенью анистарских магнолий, в дожде вишневых лепестков, и она прошла совершенно бессовестно.       И спустя месяцы, спустя множество столь же вожделенных встреч сейчас они оказались там, где все пронизывает беспощадный холод. Стылый ураган, швыряя ярко-красные листья, неумолимо отдаляет их друг от друга. Листья лиан остроконечные, как метательные звезды, устремленные в сердце. Вечная Флоэтт боязливо жмется к стеблю несущего ее по ветру черно-красного цветка, словно хочет стать еще меньше, совсем крохотной — она смеет надеяться, что хоть так уменьшится ее боль.       — Все это, конечно, звучало и раньше, — заключает Дианта, печально задумавшись. — Да, Лисандр, это все еще ты — и в то же время я тебя не узнаю. Не знаю, как быть с этим тяжелым чувством. Но понимаю, что мы едва ли договоримся. Так что будет с нами дальше?       Он, поставив руки на пояс, смеряет ее неожиданно подозрительным и надменным взором.       — Я знаю твою решительность. Задайся ты целью помешать мне — уже пыталась бы это сделать, — он прикусывает губы и качает головой. — Ты же не готова к этому, так хватит пустых рассуждений! Если чувствуешь, что никогда не поймешь меня — то лучше уходи.       Дианта недвижимо наблюдает за ним. Она молчит.       — Уходи! — угрожающе-хриплым голосом восклицает Лисандр, грубо махнув рукой, и отворачивается. — Не трави мне душу. Зачем вообще было приходить?! — шепотом, словно обратившись к самому себе, добавляет он.       Тяжесть молчания подобна пытке. Дианта поправляет шейный платок, который пытается вырвать у нее из рук крепкий ветер. Складки нежно-белого шелка скользят между пальцев так легко, почти неощутимо.       — Славно, твои люди ведь пропустят меня? — мирно и деликатно уточняет она и делает шаг в сторону лестницы. — К слову, здесь я пыталась тебя понять.       Лисандр вспыхивает гневом.       — А я говорю что-то непонятное, не на калосском языке?! — кричит он. — Я все тебе разложил, предельно ясно. А ты здесь за каким стремлением — ты можешь это пояснить, Дианта? Донеси свою мысль адекватно: что ты пришла сказать?! Что я не должен делать то, что могу? Так было бы лучше?! — взглянув на нее, проникновенно и сосредоточенно, он опускает руки. — На самом деле у меня нет выбора! Я не только могу сделать больше, чем многие, я еще и вижу больше, чем многие — мне больно видеть это, но я обязан! Ты знаешь, какую суть мира я видел — и бездействовать теперь у меня нет права! Выйдя из этого кризиса, мы уже не будем прежними, это изменит всех нас. Восстанавливая мир, мы будем строить его вместе, и вместе учиться жить в истинной гармонии. Природа побуждает к развитию. Побуждает проявлять лучшее. Потому я вверяю себя и человечество в руки природы, она мудрее нас.       А природа продолжает восставать против людей в своей клокочущей ярости. Разрушенные улицы Люмиоса озарены губительным рубиновым сиянием беснующихся лоз.       Рядовые команды «Пламя» пытаются сдержать попытки штурма площади вокруг Башни Призма. Еще юные, и потому по-юношески гордые и устремленные бороться, торжественно-ухоженные в идеальной алой форме и смарт-очках ночного видения, они степенно занимают свои позиции. Строго уложенные волосы у многих из них выкрашены в красный или рыжий цвет. Они держат на изготовку черно-бордовые ружья, применявшиеся впервые для захвата Зигарда, — экспериментальное оружие нелетального действия, получившее название «Парализующий луч». На левом плече каждого администратора и рядового красуются цветные нарукавные повязки, означающие четыре тактические группы, на которые разделена команда. Отмеченная фиолетовыми повязками передовая группа, чье оружие откалибровано особым образом, продолжает жестко вести огонь по Группе вмешательства, держит круговую оборону. Зеленые повязки носит группа прикрытия, состоящая из рядовых, проявивших себя в огневой подготовке: они ведут стрельбу из окон домов и с бронемобилей, создавая достаточную плотность огня по направлениям наступления. Члены группы эвакуации с синими нарукавными повязками размещаются глубоко в укрытии из сплетенных лиан, где разворачивают все необходимое для оказания помощи раненым. Рядовые «желтой» группы — блокирования — стоят непосредственно за «фиолетовой» передовой. Администраторы обозначают им первоочередную задачу: прекратить участие в бою покемонов Группы вмешательства, чьи тени так и проносятся над вскинутыми головами команды «Пламя». Покемонов непросто застать врасплох: стройные грениндзи двигаются ловко и быстро над лозами и между ними, чуткие нойверны демонстрируют ошеломляющую скорость реакции и маневренность. Их тренировка поражает достигнутой скоординированностью, силой атак и их пробивной суровостью — они действуют, как вышколенные солдаты, знающие свое дело, и наносят первые сокрушительные удары, пошатнув позиции команды «Пламя». Ультразвуковые волны нойвернов дезориентируют рядовых в авангарде: одни падают на колени, едва не выпустив из рук оружие, скаля зубы от нестерпимой головной боли, другие судорожно озираются, потеряв ориентацию в пространстве и даже возможность сфокусировать взгляд. Рядовые, оказавшиеся особенно восприимчивыми, не могут сдержать приступа нахлынувшей от боли и головокружения тошноты, некоторые из них теряют сознание. И пока группа эвакуации пытается забрать их и привести в чувства, грениндзи бьют в образовавшуюся брешь в обороне. Они используют водные сюрикены, проламывая древесину и нанося людям в красном тяжелые, зачастую фатальные ранения. Грениндзям не вредят звуковые атаки нойвернов — они способны длинным языком плотно прикрыть свои барабанные перепонки. Эффективность такого тандема ужасает, однако их приходится подпустить ближе — высокой, взятой без спроса ценой нескольких молодых жизней, но только так выстоявшие рядовые из группы блокирования могут остановить их. Участники команды «Пламя», открыв ожесточенную стрельбу, выступают навстречу покемонам, и в конце концов тех обездвиживают горяче-желтые сдерживающие лучи. Члены группы эвакуации в первую очередь сосредотачиваются на рядовых, пострадавших из-за нойвернов — производят им инъекции анальгетиков и метоклопрамида, раздают воду с лимонным соком. Через пару минут, получив помощь, эти люди могут вернуться в строй, а «синей» группе предстоит заняться глубокими резаными ранами и переломами, на которые тяжело даже взглянуть без бьющего под дых и по коленям страха. Члены группы блокирования меняют параметры луча своего оружия и присоединяются к передовой группе. Теперь они действуют парами, обыскивая парализованных бойцов Группы вмешательства: забирают у них оружие и покеболы, отзывают потерявших сознание на поле боя покемонов. Все трофеи они сбрасывают в кузова тяжелых бронированных грузовиков. Все, кто остался в строю — растревоженные первым боем юноши и девушки в красном — чутко прислушиваются к сосредоточенным, не дающим волю эмоциям администраторам и, сохраняя решимость, исполняют свои задачи. А лозы над их головами ветвятся, укрывая, словно в попытке утешения, теплой тенью густой рдяной листвы.       — Выбор есть только у тебя, — обращается Лисандр к Дианте. — Наше оружие и наше секретное убежище действительно может обеспечить тебе безопасность…       Она, не задумываясь, обрывает его предложение:       — Эта тема закрыта. Мне важно другое, и я сейчас говорю не только о защите Калоса. На мой взгляд, ты уже донес свое послание о мудрости природы — пусть таким способом, раз иначе тебя не слышат, в этом я тебя полностью понимаю. И на этом можно остановиться, но ты продолжаешь. И разрушаешь, сводишь на нет все, чего ты достиг! Мне не хотелось бы для тебя такой участи.       Лисандр подходит ближе, его глаза небесного цвета наполняются печалью.       — Дианта, — нечто невыносимо горькое слышится теперь в его изведенном тоне. — Я ничего не достиг. Я годами стучал в закрытые двери! Разочарование было неизбежным. Ты помнишь, как все начиналось, как мир возрадовался моей помощи, как меня принимали люди, как меня наполняло чувство, что я делаю важное дело! Но ведь все это продлилось недолго. Сегодня уже весь мир считает мою помощь чем-то само собой разумеющимся, будто у людей есть на нее нерушимое право! Их требования становились все громче и громче, год от года, и я начал понимать, какую совершил ошибку. Моя помощь лишь пробудила в них жадность и наглость. Я не спас их, я потворствовал их моральному уродству! Но из этого я вынес бесценное осознание: нужно действовать иначе. Я должен начать все заново.       Дианта слушает его сочувственно, между ее приподнятых бровей обозначаются две скорбные складки. Она несмело проводит ладонью по предплечью Лисандра и берет его за руку:       — Почему ты должен все это решить, словно это твоя личная ответственность? Ты же не считаешь, что все зависит только от тебя? Ты хочешь большего, всегда — я это чувство знаю, у меня тоже не скромные амбиции. Но взваливать на себя благополучие всего мира?! Мое солнце, я даже представить не могу этой тяжести!       — Ты решила меня спасти? — он убирает руку от ее ладони и отступает на шаг. — Знаешь ли, это даже в некоторой степени оскорбительно. Но я спокоен. Скоро ты передумаешь, ведь теперь, здесь ты узнаешь ту дилемму, с которой уже давно неизбежно сталкиваюсь я: спасти всех невозможно! Это пора принять, как необходимую боль, и если я это сделаю, то тебе уже не нужно будет выбирать. Ты увидишь, что мне хватит воли и сил привести мир к благополучию!       На главной площади Люмиоса не стихает бой. Команда «Пламя» в целом успешно ликвидирует угрозу, которую представляли нойверны и грениндзи, но огромные тирантрумы несут куда более серьезную опасность. Их мощные челюсти как по маслу разгрызают антрацитовую древесину, сравнимую по прочности с самым крепким металлом. Их чешуя столь прочна, что лишь несколько длительных прямых попаданий «Парализующего луча» способно пробить их защиту. Группа вмешательства концентрирует основные усилия именно на прикрытии тирантрумов, и те прорывают оборону, выгрызают зубами и неистово расшвыривают кривые решетки густо переплетшихся лоз. Бойцы антитеррористического подразделения следуют за ящерами. Они стреляют на поражение, нещадно прореживая еще недавно стройные красные ряды. Администраторы команды «Пламя» кричат во все горло, запрещая отступать, требуя унести вглубь укрытия раненых.       К этому времени некоторые бойцы Группы вмешательства, подвергшиеся действию «Парализующего луча», уже успевают прийти в себя — они вступают в жестокий бой, даже оставшись без оружия. Их подготовка остается их непоколебимым преимуществом: всего один короткий резкий удар в лицо или в шею противнику — и черно-бордовое экспериментальное оружие за секунду оказывается в их руках. Но рядовые передовой группы не сдаются. Они готовы биться врукопашную, и многие члены других групп в этом следуют за ними, но такое мужество свойственно далеко не всем в команде. Кто-то из рядовых, улицезрев ужас прорыва в клубах черно-сепиевой древесной пыли, в невыносимом созвучии криков, хрипов, стрельбы и хищного рева, среди металлических запахов пороха и крови, неизбежно проваливается в панику. Они пытаются бежать, выпускают своих покемонов, надеясь на их защиту, игнорируя планы и бескомпромиссные команды администрации. Есть и те, кто, поцеловав землю, увидев собственную кровь или стоя среди мертвых тел, порезанных и пробитых водными сюрикенами, теряет некий внутренний ограничитель и безрассудно бросается вперед, выбирая гибель в состоянии праведной ярости. Но большинство рядовых команды «Пламя» в изодранных и пыльных красных костюмах все так же продолжают стоять и исполнять приказы.       Зигард поднимается над шпилем Башни Призма и вскидывает голову. Перед его пастью возникает сгусток резкого, как молния, света — он использует Пульс Дракона, направляет атаку на площадь, в самую гущу бойни.       — Может, ты и прав, и все было бессмысленно, — в тихом смятении произносит Дианта, стоя на краю рядом с Лисандром.       — Что ты хочешь мне этим сказать? — безучастно спрашивает он, не оборачиваясь. Его руки сложены за спиной, он отрешенно смотрит вниз.       — Вспоминаю, что ты сказал мне после Растборо, — поясняет Дианта задумчиво и все более отстраненно. — Ты никого не терял, ты никого и не любил… Ты жил вообще? Или гнался за миражами — все или ничего?       — Ты заставляешь меня повторяться, — сурово высказывает ей возмущение Лисандр. — У меня есть силы — в плане ресурсов и в плане моральной готовности — и в моем случае это не миражи! Да, кроме меня такое никто не сделает! И к тому же, если не я завершу то, что начал, что создавал все эти годы, тогда зачем я жил? Скажи мне, Дианта, зачем?!       — Может, для чего-то большего и лучшего, — робко пытается возразить она. — Ты мог бы стать Буддой, помнишь?       Он пожимает плечами в неподдельном непонимании:       — А что в этом хорошего? Очень удобно объяснять все кармой и мириться с несправедливостью и мучениями? Это правильно?       Вопросы Лисандра остаются без ответов, которые едва ли ему требуются.       — Ни одна миролюбивая философия или религия не изменила человечество, — констатирует он покровительственным тоном, — иначе все войны и преступления ушли бы в прошлое уже давно! Но нет, люди до сих пор видят силу в том, чтобы присвоить себе то, что им не принадлежит, урвать побольше, и восхищаются этим! И мой личный пример туда же — на кого он повлиял? Есть такие немногие, на кого-то из них мы сейчас смотрим, но это же слезы. Я понимаю, почему так сравнила Олимпия: Будда увидел страдания и захотел положить им конец. Но он смог сделать это?       Он обращает к Дианте выжидающий и неизбывно мрачный взор. Она встречается с ним глазами. Ее щеки волнительно бледны, серый, как ненастье, взгляд полнится болью.       — Он смог указать путь, — отвечает она деликатно, но без надежды в нежном голосе, — понимая, что невозможно изменить все и сразу, ведь мир слишком огромен, и последствия будут у всех действий, но они могут быть очень отдаленными во времени. А ты можешь дать средства, чтобы облегчить страдания. Всегда мог. Разве это ничто?       Но для Лисандра ее слова не отзываются ничем, кроме опустошенности:       — Это то, что вспыхивает и гаснет. В беспросветном мраке людского эгоизма и глупости.       Вечная Флоэтт обессиленно повисает на красном стебле, позволяя черному цветку бесцельно нести ее по ветру. Ей не впервой искать успокоения в скитаниях.       Лисандр рассказывал Дианте о ней, то, что знал — в беседе, состоявшейся в середине февраля в Жеосенже. Погода оставалась еще достаточно неприветливой: мох на глинисто-красных камнях был густо запорошен снегом, ветер превратил прибрежные отмели в фантастические полосатые дюны, смешав темный песок со снежной крупой, а волны неспокойного океана играли всеми оттенками холодной светло-изумрудной воды. Но в старой цветочной оранжерее, которая являлась частью раскинувшегося над обрывом королевского сада, было почти по-летнему тепло. Свет солнца щедро лился сквозь прозрачные стены и купол с тонкими витражными узорами, заставляя сиять зеркальную поверхность нескольких искусственных водоемов. Над листьями, разбросанными по их глади, как расставленные на поверхности стеклянного стола лаймово-зеленые и желтовато-бурые тарелки, на толстых стеблях поднимались звездчатые цветки водяных лилий: лимонно-желтые, светло-сиреневые, персиковые, темно-вишневые, розовые, как лотосы, и нежно-белые. Посреди павильона стояла пара оливковых кожаных кресел с каретной стяжкой и барочной резьбой и шахматный стол, поверхность которого, как и фигуры, была сделана из белого мрамора и черно-зеленого змеевика. Каждая фигура представляла собой очень тонко и детализированно выполненную статуэтку персонажа — солдата, кавалериста, епископа, полководца или короля. Большинство из них уже были повержены и выстроены рядами вдоль клеток игрового поля. Дианта в ожидании поглядывала на море сквозь стекло, обрамленное ярко-зелеными сердцевидными листьями кирказона. Лисандр сидел в позе «Мыслителя», и, приглаживая бороду, озадаченно смотрел на шахматный стол.       — Кажется, я знаю, что ты сейчас скажешь… — усмехнулся он, сделав вынужденный, уже ни на что не влияющий ход. — Давай.       — Шах и мат! — ликующе отчеканила Дианта, переставив белую туру.       Лисандр откинулся в кресле и расплылся в расслабленной, зачарованной улыбке:       — Обычно никто не обыгрывал меня в шахматы так часто.       — Пять-четыре — достойная была борьба, — Дианта подмигнула ему, облокотившись на стол и подперев ладонями голову. — Я заметила, что ты тоже знаешь классику. Но я регулярно практикуюсь! Это помогает в битвах, да и просто увлекательно.       — Тебе это правда нравится, а меня обязывали это изучать, — сказал он, глядя как она принялась расставлять фигуры по местам. — Но играть на равных — это удовольствие! У меня есть для тебя приз.       Лисандр встал, отодвинул ее кресло и подал ей руку. Дианта вышла из-за стола, забрав со спинки кресла розовое кашемировое пальто и закинула его на плечо, оставаясь в белом коктейльном платье оттенка слоновой кости.       Они, никуда не торопясь, прогуливались по оранжерее, держась за руки: обойдя искусственные пруды и фонтаны водного павильона, они перешли в ту часть оранжереи, где содержалась потрясающе богатая коллекция орхидей и хищных растений. В этом павильоне было жарко и влажно, но здесь невозможно было не задержаться — вид экзотических цветов столь необычных, словно привезенных с другой планеты, почти что с гипнотической силой притягивал к себе внимание любого посетителя.       — Так что значит «обязывали»? — с любопытством вернулась к разговору Дианта.       — Это многовековые семейные традиции, — прозаично ответил Лисандр. — Шахматы с детства были одним из моих обязательных занятий. Как и верховая езда, фехтование, стрелковый спорт и — сравнительное нововведение — большой теннис.       — Хорошее нововведение, надо будет однажды посостязаться с тобой и на корте, — она весело усмехнулась: — А скучать тебе не приходилось!       Он поднял брови в некой растерянности или едва уловимой досаде и медленно выдохнул.       — Все мое воспитание — это ряд аристократических стандартов, — пояснил он, — во всем, начиная с еды и одежды. Я и о своей внешности чаще всего слышал слово «порода». Я очень долгожданный наследник, которого могло не быть, потому, наверное, на меня и возложили немало надежд.       Его откровение на миг заставило Дианту задуматься.       — Но все эти занятия весьма полезны, разве нет? — ее голос звучал приободряюще.       — Конечно, даже фехтование — для осанки, выносливости, сердца и сосудов, нервной системы, а еще развивает тактическое мышление, вот только… Это все есть и в футболе. Я не вижу ничего легкомысленного в том, и ничего не потерял бы, займись я футболом — это же гордость современного Калоса. Концепцию придумали, конечно, галарцы, но весь мир знает, кто в этом спорте короли! — подытожил Лисандр с нескрываемой гордостью.       Дианта засмеялась:       — Но я почему-то не могу даже представить тебя в футбольной форме. Ты слишком солидно для этого выглядишь.       — Это все прямая спина, да! — подхватил он ее легкий смех. — Фехтование. Известность требует идеальности, так мне всегда говорили…       — А известность, видимо, неизбежна, когда ты королевских кровей? Род, один из самых древних в Калосе, овеянный легендами…       Лисандр тепло посмотрел на нее:       — Само возникновение Калоса до сих пор овеяно легендами. Оно не обошлось без божественного вмешательства — Ивельталя, Ксерниаса и Зигарда. Я со своей командой ученых продолжаю исследовать это. Вот, скажем, что ты знаешь про Атаназа Благочестивого?       — Первый правитель Калоса, — свободно начала отвечать Дианта, — и первый, бросивший вызов Западной Галарской империи и отвоевавший свободу своего народа. Из того, что точно известно, он получил свое прозвище, потому что поклонялся Ксерниасу и Ивельталю, фактически создал свою религию в противовес той, что пытались нести всему миру галарцы. Император Беорам боялся произносить его имя и оставил от него только АЗ. Легенды утверждают, что Атаназ пробудил Зигарда, чтобы остановить галарских завоевателей, но после войны… утратил рассудок? — она растерянно запнулась, не чувствуя уверенности, что правильно выбрала слова.       — Да, так говорить вполне уместно, — унял ее сомнения Лисандр и заговорил возвышенно и вдохновенно: — Калос рождался в муках: Атаназ много лет воевал с Беорамом, это был темный и кровавый век. АЗ — это Начало и Конец, для своих подданных он выглядел богоподобно, для врагов — устрашающе. Он был ростом выше меня, вел во многом затворническую жизнь и притом блистательно воевал. Беорам отступил перед ним, но опрометчиво посягнул на святое — он вывез с калосской земли Ксерниаса. Униженный поражением, он хотел использовать силу бога, чтобы принести процветание на свои земли и обречь Калос на умирание, но Ксерниас не подчинялся ему, и Беорам истязал его огнем…       — Но его остановил Зигард, верно? — обеспокоенно предположила Дианта.       Однако Лисандр отрицательно покачал головой:       — Наши исследования пока однозначно не подтвердили это: не удалось обнаружить следы активности Зигарда, которые датировались бы тем периодом. Наши данные указывают на другого бога. Чтобы кара пала на голову Беорама за такую святотатственную дерзость, АЗ пробудил Ивельталя. Однако его долгие молитвы никак не помогли ему — человеку не дано контролировать бога, Ивельталь иссушил землю не только Западной Галарской империи, но и территорию современного Центрального Калоса, после чего ушел и погрузился в сон. С этим связана самая печальная легенда рода Флер, — он вынул из кармана голо-кастер и показал Дианте голограмму старинного цветного гобелена с золотыми нитями, на котором было выткано изображение маленькой феи под черным цветком с остроконечными, как копья, лепестками: — Это легенда о Вечной Флоэтт. Она была покемоном Атаназа и, по всей видимости, единственным существом, к которому он был привязан. Ивельталь забрал жизненные силы многих людей и покемонов — знаешь ли, такой удар вынесет не каждый правитель. Но для АЗа именно гибель его маленькой флоэтт стала последней каплей. Он обезумел. И ударился в тайную запретную науку, чтобы создать устройство, которое позволит ему использовать для собственных целей жизненные силы Ксерниаса, возвращенного на вольные, но опустошенные калосские земли. Вместо того, чтобы возродить утраченное, АЗ пустил жизненную силу Ксерниаса на то, чтобы воскресить флоэтт, и к тому же сделать ее бессмертной, чтобы его потеря больше не могла повториться. Вот только флоэтт не приняла такого дара: она покинула АЗа, осуждая его решение. Легенда гласит, что после этого он ушел в скитания, где и сгинул, но его дух все продолжает искать флоэтт и вымаливать ее прощение.       — Должно быть, первая из наших многочисленных легенд о скитающихся духах и бессмертных королях… Какова же в них доля правды? — задумчиво спросила Дианта.       Лисандр с несколько подавленным видом пожал плечами:       — Та, что касается активности Ксерниаса и Ивельталя. И как следствие природных катастроф, которые пережил регион. Их наверняка можно было бы избежать, если бы люди не пытались завладеть божественными силами. Но действовал ли хоть как-то Зигард, и если да, то как именно он наводил порядок — этого мы пока не можем понять.       — Может быть, возвращения Ксерниаса оказалось достаточно для постепенного восстановления порядка в экосистеме? — попыталась она найти, вероятно, единственно возможное объяснение. — Сейчас трудно и подумать, что Центральный Калос в прошлом переживал подобное — какая там природа, потрясающие леса, живописные долины рек, там кипит жизнь! Туристы обожают его, думают, что там все дышит историей. Хотя я знаю, что там нет ни одного по-настоящему старинного замка — истинные памятники прошлого только в Прибрежном Калосе. Но этой иллюзии легко поддаться: что центральные провинции очень стары и были прекрасными почти всегда.       — А еще Прибрежный Калос навевает печаль, — добавил Лисандр. — Особенно пустующий замок Шабоно на Камфрирском холме, который был превращен в тюрьму в годы революции. Вся аристократия Калоса отправилась оттуда прямо на эшафот! А ведь Лиодор де Флер мог быть в их числе, если бы не слухи о его щедрости — когда-то он раздал нуждающимся практически все свое состояние, к тому же продав все ценности, какие только удалось собрать в стенах Шабоно. Он делал это без корыстного умысла, но это спасло его… и вот, обусловило и мое право на жизнь, — он вздохнул, покачав головой.       — Заслуги воздаются, — задумчиво сказала Дианта. — При всей трагичности, это очень полезный пример из прошлого. А вот участь АЗа, скорее, противоположный случай, ведь, если можно так выразиться, он сотворил безумие — и получил безумие?       — Едва ли мы точно узнаем, что именно произошло три тысячи лет назад и как сложилась судьба Атаназа Благочестивого после того, как он закончил войну. Он действительно мог пытаться все исправить и верить в тайную науку, как любой сумасшедший верит в собственные бредовые идеи. Его исчезновение привело к тому, что на престол взошел его младший брат Эмиль. Он-то и сфабриковал легенду про Зигарда, ведь, вероятнее всего, он сам убил и Атаназа, и флоэтт, которая наверняка была тому свидетельницей. Так или иначе, в знак скорби или раскаяния Эмиль первый взял фамилию Флер и поместил на свой герб черно-красную лилию. В последствие эта геральдическая лилия обязательно присутствовала на гербах всех монархов Калоса, но уже в других цветах у других династий. Эмиль де Флер Красивый поднимал Калос из руин после той войны, и во многом ему это прекрасно удавалось, за то он и получил свое прозвище — не только за внешность. А здесь стоял его первый дворец. Знаешь, почему несколько веков назад он обрушился, как бы его ни укрепляли? Эмиль де Флер был неудержим в стремлении к прекрасному и строил там, где не стоит этого делать, лишь бы было красиво. Дворец словно висел в воздухе, над пропастью. Но ему и этого было мало. Он мечтал построить замок из стекла! Величайшие умы того времени говорили ему, что это никак невозможно.       — И теперь ты построил такой замок, — с восхищением воскликнула Дианта, сильнее пожав его руку, — и даже не один!       — Да в каждом крупном городе сейчас есть «замки из стекла», — отмахнулся он, — технология давно отработана. То, о чем мечтаю я, куда масштабнее! — он увлеченно заулыбался. — Просто как этот человек мыслил, насколько опережал свое время! Это поражает! А теперь в Жеосенже от него остался только Королевский сад д’Эмиль вместе с этим оранжерейным комплексом. Все это закладывал Эмиль Красивый: и основу тех коллекций, что сейчас есть здесь, и ландшафты под открытым небом. Конечно, трудно вообразить, как за века все разрослось, обновилось, расширилось — теперь это, по сути, несколько садов, и у всех свои дизайны, традиционные для Калоса, Синно, Джото и даже Галара.       Остановившись у каменистой горки, неравномерно покрытой весенне-зеленым травянистым ковром, в окружении сухих стволов деревьев, увешанных седыми бородами тилландсии, Дианта изумилась разнообразию орхидей, которые, казалось, цеплялись корнями просто за воздух и при этом цвели густыми гроздьями: их яркие окраски походили то на узоры на шкуре лайпарда или арканайна, то на потеки разлитых чернил, то на звездные скопления.       — Они чудесны, — проговорила она завороженно. — А это же флоэтт? Вон там.       — Конечно же, в садах и оранжереях живут флоэтт, или ты думаешь, что это та самая? — рассмеялся Лисандр и задумчиво почесал бороду. — Хотя это действительно вопрос, во что верить… У моего рода есть реликвия с тех времен — гробик Вечной Флоэтт. Миниатюрный гроб с очень тонкой резьбой по дереву, с позолотой, а на крышке — цветок из полудрагоценных камней, синяя яшма и родохрозит, очень сложный в обработке… — он подошел к Дианте и снова показал ей голограмму. — Он в особом хранилище, но я, пользуясь своими правами, не мог не провести ряд исследований, и не только проверить подлинность. Там нет следов разложившегося тела! Либо флоэтт АЗа похоронили иначе, хотя такая традиция официально возникла позже — хоронить в одной могиле с монархом его покемонов, если они погибали вместе, а так в прошлом бывало часто… Либо она и вправду ожила. Но цветы всегда были здесь роскошны.       — Среди таких цветов точно в нее поверишь, и в то, что у нее есть какие-то особые силы, чтобы хранить такую красоту, — Дианта шаловливо улыбнулась: — Или, может быть, Вечная Флоэтт заботится о красных цветах?       Лисандр усмехнулся, недоуменно раскинув руки:       — Да, о ее способностях говорили разное. Я сам, знаешь ли, несколько раз видел здесь и в саду необычную флоэтт — мне показалось, что цветок у нее был черный… Или в это просто хочется верить — кому бы не понравилась мысль, что у рода есть незримый покровитель?       — Интересно, какое у тебя было бы прозвище, если бы ты был королем? — томно произнесла Дианта, приникнув к плечу Лисандра. — Роялисты прозвали тебя Добросердечным, и я бы сказала, что это очень тебе подходит.       Он замедлил шаг и, когда она невольно чуть обогнала его и повернулась, склонился, чтобы бегло, но тепло поцеловать ее в висок.       — Они меня переоценивают, — шепнул он ей смущенно, словно украдкой, — да и прозвище должен давать народ, а не такая… сомнительная его часть. Я буду помогать народу и дальше, и мне не важно, как меня в итоге назовут, хотя было бы высшей честью встать в один ряд с королями, славными и великими. А для этого необходимо сделать не меньше, чем они. Пожалуй, к этому нужно стремиться!       — Я согласна с этим, — искренне поддержала его мысль Дианта. — И сама часто хочу большего, замахнуться на нечто грандиозное. Остановись я на достигнутом, я бы перестала быть собой… да и ты в таком случае обо мне и не слышал бы. И вряд ли мы бы тогда встретились.       Лисандр кивнул и взволнованно вздохнул.       Он приоткрыл перед спутницей дверь центрально павильона, имевшего цилиндрическую форму и самый высокий во всем оранжерейном комплексе потолок. Здесь их встречал обильной, насыщенной зеленью крепкой листвы густой тропический сад. Центр этого растительного лабиринта было не разглядеть, но к нему вели разветвленные дорожки из светлого камня.       — Теперь я только и буду думать, что об этой легенде, и высматривать Вечную Флоэтт, — беззаботно проговорила Дианта, запрокинув голову, чтобы всмотреться в кроны самых высоких деревьев. — Но в Механической Крепости Эзота и правда есть свидетельства существования тайной науки прошлого, так что кто знает…       — Мы с Ксерксом пытались это узнать, — ответил Лисандр, — мы же учились в Эзоте. И бывали в Механической Крепости, скажу даже больше: мы часами исследовали ее в попытке постичь запретную науку! Знаешь ли, это приключение начиналось, как обычная экскурсия, но мы понятия не имели, что она давно закончилась, что нас обыскались, что уже стемнело… Там забываешь все, когда бродишь среди огромных механизмов по техническим подвалам — никто бы, конечно, нас туда не впустил, но Ксеркс додумался, как разблокировать замок, он уже тогда проявил свою гениальность! Но мы не просто хотели сделать что-то такое, запретное — мы долго рассуждали, пытались понять, как Механическая Крепость может работать. Какой уж там счет времени! А как на нас потом орали преподаватели — это незабываемо.       Дианта смахнула с ресниц слезы безудержного смеха:       — Это без преувеличения круто. Сразу чувствуется, что наука действительно запретная! И, похоже, это у нас общее — спонтанно возникающее желание отбиться от всех и пойти искать приключения в неизведанных местах.       — Помню-помню, Ляпидерианские горы, — согласился он. — Далеко не первые твои горы, верно?       — Верно, и не последние. Горы пленяют, каким бы трудным ни было восхождение. Разумный, но все же риск, который стоит того, что приобретаешь — некий заряд веры в себя, чувство, что твои возможности куда больше, чем ты думаешь. Я даже бывала на шеститысячнике! — похвасталась она. — Для меня это важно — бросать себе вызов, чтобы пробовать что-то новое, не только в актерстве. Мне нравится ставить себе множество задач, и сложных! Честно говоря, это просто наполняет меня энергией.       — Только береги свои силы, — неожиданно тревожно проговорил Лисандр. — О, прости, если это было лишним, надеюсь, что тебя не оскорбят мои чувства. Да, я пока не могу избавиться от навязчивого желания беречь тебя. И — буду откровенен — до сих пор сожалею, что не запретил тебе лететь в Растборо.       — Я помню ужас в твоих глазах, — Дианта тягостно вздохнула. — Но если бы ты попробовал меня остановить, поверь, у нас была бы битва, и я бы тебя не пощадила. Хотя мне не привыкать — за меня порой беспокоится даже гардевуар. Но при этом она же всегда меня подбадривает. Кажется, она раньше меня усвоила, что такое баланс и серединный путь, так что у покемонов есть, чему учиться.       Лисандр переменился и крепко обнял ее за плечи.       — Просто бальзам на душу — слышать такие мысли! — отметил он в восторге.       — Мир засияет ярче, когда будет больше людей, которые думают так же, — уверенно добавила она и вновь прижалась к нему, накрыв ладонью его руку на своем плече.       Они остановились в центре павильона под ажурным куполом главной оранжереи, похожим на окно-розу в соборе. Мозаика красных, сиреневых, синих и прозрачных стекол, сквозь которую проходил ясный солнечный свет, покрывала все вокруг яркими цветными бликами, превращая обычный тропический сад в мистический лес. В самом центре оранжереи над искрящимся искусственным водопадом возвышались изящные статуи из бронзы и цветного стекла. Они изображали Ксерниаса и Ивельталя.       — Фантастика! — впечатленно выдохнула Дианта, не отводя от них взгляд. Фигуры легендарных покемонов сияли, пропуская через себя густые лучи полуденного солнца. Это придавало им особую иллюзию живости.       — Я могу подарить тебе одну из них, — совершенно серьезно и обыденно сказал Лисандр. — Надеюсь, тебе придется по душе Ксерниас? Ивельталя не отдам, он больше вписывается в интерьер.       Она обернулась к нему с озадаченной полуулыбкой на приоткрытых губах, не сразу найдясь, что на это сказать.       — Они потрясающе красивые! — наконец, тепло произнесла она. — Но мы не будем нарушать этот баланс.       — Но сделаем фото? — предложил Лисандр, перекинув в руке голо-кастер.       — Ты бы хоть предупредил меня, что нужно одеться в цвета Ксерниаса, — пошутила Дианта, поправляя полы его пиджака. Он и сам улыбнулся, поглядев на свой костюм насыщенного винного цвета и черную шелковую рубашку:       — Выгляжу, как безумный фанат Ивельталя? Ну а ты выбрала стиль аудино, и я понимаю, почему.       Они дружно рассмеялись.       После череды совместных фото, пока Дианта на ходу просматривала получившиеся кадры, Лисандр не торопился покинуть центральный павильон. Он, застыв, словно под действием чар, задумчиво глядел на статую Ивельталя.       — Знаешь ли, — обратился он к Дианте, заметив, как она молчаливо заждалась его на убегающей от водопада дорожке, — я ведь понимаю, что это божество смерти. Но его крылья выглядят так, словно он хочет обнять весь мир. Странное ощущение.       И он поспешил прочь, не дожидаясь какого-либо ответа. В оранжерее цветущих азалий и цитрусовых уютно стоял под зеленой стеной кофейный столик из темного дерева в комплекте с еще парой широких оливковых кресел. Неведомой рукой были поданы черные блины с начинкой, окруженные, словно языками пламени, алыми щупальцами осьминога, и Кир Рояль с ежевикой в запотевших хрустальных фужерах.       — Это и есть твой приз? — уточнила Дианта, подняв брови в приятном удивлении, и поспешила занять место за столиком.       Лисандр гордо ухмыльнулся:       — От игрока черными.       Он повесил пиджак на спинку кресла и сел, неотрывно наблюдая за тем, как Дианта элегантно угощалась закуской.       — Я надолго запомню эти вкусы, как и презентацию, — с наслаждением похвалила она блюдо. — Коктейль со свежим ягодным ароматом — идеальное дополнение к пикантно-пряной начинке. Видимо, когда живешь среди красоты, неизбежно приобретешь хороший вкус во всем.       — Этого и хотелось моим родителям. Как еще могло сложиться, если женщина, давшая мне жизнь, была столь прекрасной, тонкая и нежная, как цветочный стебель? — вздохнув, опечаленно произнес он. — Но это было жестоко — приучать меня к красоте. Теперь, когда она медленно угасает, я не могу этого вынести!       — Она серьезно болеет? Ситуация очень плохая? — спросила Дианта.       — У нее большие проблемы с позвоночником, — тяжело, через боль ответил Лисандр, — у нее часто болит сердце, бывают обмороки. Но, знаешь ли, практически любой врач скажет, что это всего лишь влияние возраста. И, конечно, неудачи с беременностями не добавили ей здоровья. Я знаю, что это то, что необходимо просто принять… но я не могу.       С угрюмым видом он закрыл глаза и умолк.       — Как именно тебя приучали к красоте? — решила поинтересоваться Дианта, чтобы направить беседу в другое русло. Лисандр поднял на нее взгляд и, кажется, совершенно успокоился.       — Все мое детство, — умиротворенно сказал он, — проходило среди предметов искусства и исторических ценностей, в замках и музеях. Я был обязан знать историю своего рода и нести ответственность за фамилию Флер.       — Это, должно быть очень интересно и захватывающе, — бодро прикинула Дианта. — Чувствовать себя практически королем — воплощенная мальчишеская мечта.       — Если не считать того, что в свое время в этих замках постоянно кого-то пытали, травили, обезглавливали, сжигали на кострах, четвертовали райхорнами… — на губах Лисандра мелькнула ироничная, притворная улыбка. — И многие из этих людей носили ту же фамилию, что и я. Кроме того, когда в детские годы на тебя уже возлагается ответственность перед родом, это, мягко говоря, ввергает в растерянность. Я не считаю себя достойным править, совершенно не поддерживаю роялистов и не хочу быть связанным с их партией. Их идеалы не всегда человечны, особенно по современным меркам. Мне не нужна реставрация Флеров, да и какое-либо другое участие в политике. Быть королем, может, и интересно, но я, скорее, счастлив жить в более цивилизованном мире… А как начинался твой путь, моя красота? Тебе тоже приходилось взрослеть в жестких рамках, чтобы добиться такого блистательного успеха?       — Мне редко были в тягость нагрузки, — бесхитростно ответила Дианта. — Могу сказать без сомнений: росла я в первую очередь в любви — может, потому не чувствовала никаких рамок, но это не значит, что их не было. Мой секрет успеха прост — амбициозность, трудолюбие и немного везения, — она торжественно подняла фужер.       — Везения? — переспросил Лисандр, пораженный ее искренностью.       Она утвердительно кивнула:       — Разумеется. Родиться с такой внешностью, в такой семье, которая всегда поддерживает, оказаться в нужное время в нужном месте, чтобы поучаствовать в соревнованиях и кастингах, которые приведут меня к успеху, встретить достойных учителей и соперников — это не то, что от меня зависело, но то, что мне помогало. Без чего меня, может, и не было бы, несмотря на труд и желание прославиться.       — Очень честный и полный ответ, — отметил он с уважением и хитровато сощурился: — Надеюсь, и нашу встречу ты сможешь назвать везением.       — Или судьбой… — проронила Дианта, задумчиво задержав взгляд в одной точке. — Ох, не удивляйся, просто это Олимпия… Без иронии — она серьезный астролог, и она рассчитывает натальные карты претендентов, прежде чем брать их в ученики. Не полагаясь, конечно, только на это, а также считывая энергетику… Вот тебе и тайная наука! — она улыбнулась и выдохнула, собирая решительность, чтобы поведать о главном: — Олимпия предсказывала мне, что я встречу особенного мужчину. Он прошел много испытаний, он прежде знал только безбедную жизнь, но по собственному выбору увидел немало зрелищ. Увидел столько страданий и проникся ими так глубоко, что мог бы стать Буддой. Разве это не похоже на тебя? Суди сам. Будда изначально был принцем, который всю юность провел во дворце, никогда ни в чем не нуждаясь, а еще во многом был талантлив. Он не стремился к материальным благам. А когда впервые покинул свой дворец и увидел, как много в мире страданий, и ни знатное происхождение, ни богатство не могут положить им конец, начал самоотверженно искать путь избавления. Для всех живых существ.       Лисандр выслушал ее не без удивления, он поднял взгляд в раздумьях.       — Да, я ищу путь к избавлению от страданий, — подтвердил он, — для всего мира. Но мне впервые говорят, что я похож на Будду. Где его умиротворенный ум — и где я?!       Дианта потупила взор, смущенно улыбаясь:       — Знаю, все это звучит не слишком научно. Я верю в Олимпию, именно в ее астрологию. Ее предсказания всегда сбывались, в частности сделанные лично для меня.       — Я заметил. Как и весь Хоэнн, — несдержанно отшутился он, но она никак не отреагировала на это. Крупные веселые глаза ее вмиг уподобились в серости горькому пеплу.       — У нее снова было видение, — призналась Дианта. — Олимпия сказала мне, что Калос ждет катастрофа, и мы сыграем в этом кризисе ключевую роль. Я и этот особенный мужчина. А еще, как она говорила, он изменит мир, но не так, как предполагается.       — Что за катастрофа? — спросил Лисандр, сполна разделяя ее обеспокоенность.       — «Зеленый огонь, мерцающее зеленое пламя», — процитировала она слова Олимпии. — Оно будет угрожать всем людям и покемонам в Калосе. «Они будут поглощены беспощадным огненным вихрем. Ты сыграешь значительную роль в этом хаосе и разрушении, и он тоже» — так она сказала.       Он откинулся в кресле и, сложив руки в замок, скорбно опустил голову на грудь. Дианта отвела неспокойный взгляд.       — Быть может, как и в Хоэнне, мы справимся с этим бедствием? — решилась она предложить трактовку. — А точнее, мы будем эффективнее, уже более подготовленными, имея опыт Хоэнна.       Ее слова разбились о его тягостное молчание, словно о скалы.       — Земля вызывает Лисандра, — не дождавшись ответа, она снова попыталась дозваться его. — Ох, хотелось бы мне знать, о чем ты думаешь…       Он плавно выпрямил спину и обернулся:       — А мне Олимпия тоже могла бы предсказать, что меня ждет? — поинтересовался он как ни в чем не бывало. — Вот что это значит — «изменит мир, но не так, как предполагается»? Может, ты знаешь? Я воплощу свою мечту?       — Какую именно мечту? — Дианта изобразила непонимание и засмеялась: — Играть в сборной по футболу?       — Отойти от дел и открыть маленькое уютное кафе, — сыронизировал Лисандр ей в ответ: — Серьезно, что ты думаешь?       — Я думаю, что у людей, которые выживают в сложных ситуациях, вопреки всему, есть в жизни особая миссия… — начала говорить она, а он слушал ее, широко улыбаясь и насмешливо кивая.       — Поцелуй меня уже! — протянул он, не позволяя ей договорить.       — Что еще за требование?! — притворно возмутилась она, встав с кресла и пересаживаясь к нему на колени.       — Не ты одна обожаешь десерты, — шепнул Лисандр и с наслаждением принял ее долгий теплый поцелуй. — А губы такие нежные и сладкие.       Между ними снова возникла натянутая пауза, уже не болезненная, но томительная. Они смотрели друг на друга, щурясь от яркого полуденного солнца, и безумно улыбались.       — Хочешь еще ежевики? — Дианта заигрывающе метнула на него смеющийся взгляд, поднесла к губам бокал и отпила коктейль. Долгий поцелуй, в ходе которого она осторожно передала языком ему в рот ягоду, пропитанную холодным ликером, вышел упоительным и не мог не сулить продолжения. Лисандр положил ладонь ей на затылок и принялся чувственно целовать и ласкать языком ее шею, медленно переходя от подбородка до мочки уха, в то время как его другая рука скользнула от колена по внутренней стороне ее бедра.       — Это будет наглостью, если я прямо сейчас предложу тебе воспарить? — горячо дыша, прошептал он ей на ухо.       — Эта оранжерея ведь просто Рай посреди зимы! — отвечая на его ласки, Дианта выгнула спину и коснулась ладонью его промежности, ощупывая все настойчивее. — Мы будем как первые люди в мифическом Эдеме, разве это не красиво? Просто Ренессанс.       Она грациозно встала, увлекая Лисандра за собой, схватившись за пряжку ремня. Он снял с нее платье и расстегнул свою рубашку, и Дианта обняла его за талию и несколько раз крепко поцеловала его в живот одними губами. Когда же они вовсе остались без одежды, истинно как чета первых людей, он встал на колени, чтобы жадно взглянуть на нее глаза в глаза.       — То, что ты мое искушение — это святая правда, — выговорил Лисандр прерывисто, притягивая Дианту к себе в страстном нетерпении.       Медленно погладив ее руки, он возложил ее ладони себе на плечи и подхватил ее, резко выпрямившись, так, что она успела охнуть и схватиться крепче за его шею, скрестив ноги на его пояснице. Он сильнее сжал пальцами ее ягодицы и поначалу не спешил, плавно двигая бедрами, буквально лаская ее членом, но постепенно его действия становились все более резкими. Дианта запрокинула голову, отдаваясь ощущению высоты и страсти. Доверившись крепким рукам Лисандра, она опустила одну ладонь на его грудь, погружая пальцы в ярко-рыжую поросль, а потом ниже, следуя по росту волос, чувствуя, как ритмично напрягается его пресс. Воздух становился вожделенным, когда в нем дикий, сладкий запах цветов сливался с дурманящими телесными запахами. Дианта протяжно вскрикнула и прислонилась к стене, густо покрытой рваными листьями монстеры. Лисандр остановился, любуясь ею, блаженно расслабленной, словно в легком опьянении, а едва ее дыхание стало более размеренным, требовательно поцеловал ее. Она ответила ему, их языки то соприкасались легко и дразняще, то ненасытно вторгались вглубь. Его глаза темпераментно пылали, ясно давая понять, что ему было мало. Он аккуратно усадил Дианту в кресло, она тут же маняще сдвинулась на самый край и откинулась назад. Ее дыхание вновь углубилось в волнующем предвкушении продолжения. Лисандр, не заставляя долго ждать, опустился на колени рядом и сильнее развел ее ноги, покрывая поцелуями внутреннюю поверхность бедер. Его длинные пальцы, как по струнам, пробежались от ее груди по животу и ниже, и в ответ на череду нежных касаний к клитору она нетерпеливо подалась ему навстречу. Он закинул ее ноги себе на плечи с намерением снова взять главную фигуру в этой партии. Он делал это медленнее, но глубже, умело меняя ритм и движения, чтобы в конце концов заставить ее закричать.       Опомнившись от удовольствия, Дианта нетвердо встала на ноги, чтобы крепко обнять и пылко поцеловать Лисандра, пока их лица были практически на одном уровне. Он и не спешил вставать с колен, оставаясь у ее ног и не размыкая объятий.       — Я говорил тебе, моя красота, что хочу быть осторожен, чтобы нечаянно не причинить боль никому… — взволнованно прошептал он. — Но я не смог — и, похоже, влюбился в тебя. Поверь, я готов приложить все усилия, чтобы мои дела, мои проекты не встали между нами. Я счастлив этому чувству в моей жизни, счастлив быть с тобой! Прости, если забегаю вперед, может, я зря перехожу черту, которую сам для себя провел…       Дианта приложила указательный палец к губам Лисандра и плавно погладила его подбородок. Она улыбнулась и хлопнула его по плечу:       — Все хорошо. Думаю, я тоже начинаю в тебя влюбляться. Мне понравилось, — добавила она ласково, — особенно то, что ты ловишь день. Кто может знать — вдруг уже завтра беспощадный огненный вихрь отнимет у нас все это?       В этом вихре, поднятом яростью Зигарда, не ухватиться за потерянное и не отвести глаз от гибели. Он носит Вечную Флоэтт по кругу, из которого ей не вырваться. А ночная тьма неумолимо приближается, уже разливает чернила по небу, только ближе к горизонту бордовое зарево красит дрожащий задымленный воздух. В городе, лишенном света, горит лишь жуткий, запредельный холодный красный огонь в трещинах на коре душащей его растительности. Контуры взошедшей луны размыты, будто кто-то неистово пытался стереть ее с тяжелого закопченного купола неба. Шпиль Башни Призма воинственно сверкает, словно наточенный клинок, вознесенный над головой Стража Порядка, объявившего карательную акцию. Весь город поднят на черные штыки его инфернальных лоз.       Трепещущий на обжигающем ветру плащ Дианты — как единственный белый флаг, реющий над пропастью гнева и боли, которого не увидит остервенелый Зигард. Она меряет шагами смотровую площадку, погрузившись в мятежные мысли, поднимает голову и с тяжелым вздохом расправляет уставшие плечи. Дианта складывает руки на груди и прячет золотой кулон с камнем-ключом в ладони. Лисандр, застыв в напряженном оцепенении, стоит навытяжку, сжав кулаки.       — Если бы только было возможно выкупить весь мир, чтобы его сберечь… — произносит он тихим, померкшим голосом. — Будь в этом смысл, я бы пытался: да, заберите у меня все, и меня самого растерзайте, чтобы накормить голодающих, если только это поможет! Но я знаю — не поможет.       Он не отходит от самого края площадки, незаметно ступив на опасную грань, — под носками его блестящих строгих туфель уже начинается пустота. Только нехотя поворачивает голову, заслышав шаги на лестнице. Крепкий лысый администратор в белом костюме с приталенным пиджаком и зауженными брюками поднимается на башню торопливой и резкой, чеканной походкой. Он выносит тяжелый стальной кейс, прижимая его к груди и придерживая снизу. Лисандр безмолвно властным жестом указывает подчиненному, где его поставить. Администратор молча кивает и, выполнив доверенное ему поручение, смирно ожидает дальнейших указаний, однако получает отмашку и тут же спешит удалиться. Дианта делает пару бесшумных шагов ближе и пробует незаметно заглянуть в открытый кейс. Лисандр, опустившись на одно колено, никак не препятствует ей, словно вовсе перестает замечать ее присутствие: все его внимание приковано к сверкающим механизмам, назначение которых со стороны сложно даже предположить. Он извлекает из кейса многослойный блок с серебристым корпусом, форма которого напоминает рыцарский щит с зубчатой решеткой по центру, увенчанный тремя разъемами из красновато-желтого металла, и закидывает его на спину, закрепив широкими ремнями на плечах, словно рюкзак. Следом в его руках оказывается цилиндрическое латунное приспособление, наполовину закрытое несколькими резными металлическими лепестками. Эта часть загадочного механизма оказывается складным наручем — когда Лисандр надевает его на правое предплечье, латунные лепестки разворачиваются, а по бокам цилиндра и на массивном «рюкзаке» одновременно загораются бледно-голубые огни. Дианта наблюдает за ним неподвижно, но с участившимся дыханием, в ее взгляде скользит растущая тревога.       — Это оружие? — аккуратно пытается выяснить она. — Ведь… Имея дело почти что с богом, ты готов к тому, что все может пойти не по твоему плану?       Лисандр крепко сжимает в руке пару небольших стальных предметов, также являющихся компонентами причудливой машины. Еще три цилиндрических устройства из белого и ало-золотого металла остаются в кейсе.       — Как ты видишь, — нехотя отвечает он, плохо скрывая раздражение от того, что от нее услышал. — Вероятность есть, но сейчас она незначительна.       Выдохнув, Дианта решительно выступает вперед, ее голос становится громче и тверже.       — Что ж, Лисандр, — она делает паузу, внимательно взглянув ему в глаза, убедившись, что он по-прежнему ее слушает. — Я приму твое предложение о защите и твою правоту, — ей приходится перекрикивать усиливающийся гудящий ветер, несущий запахи дыма, пыли и свежих древесных щепок. — Но только при одном условии: если ты победишь меня в битве. Твои покемоны с тобой?       Его нетерпение сменяется гневом, вспыхивающим в глубине пронзительных глаз под резко сведенными бровями. Напряжение, которое он силится сдержать, заметно в каждой резкой черте его худого бледного лица.       — Мне же всегда не нравился такой способ решения конфликтов, — угрожающе выпрямившись во весь рост, напоминает он ей с упреком. — Мы даже не спрашиваем их, хотят ли они проходить через это ради нас и наших убеждений.       — Как мне показалось, тот способ, которым ты ведешь Калос к благополучию теперь, также не может тебе нравиться, — не теряясь ни на миг, парирует Дианта. — Но ведь иного нет?       — Ты права, — Лисандр, словно сраженный, роняет голову на грудь. — Я всегда знал, что снова буду разочарован! — хрипло шепчет он. — Попытайся ты убить меня… Но ты этого не сделаешь, я знаю.       — Выпусти покемонов и дай им сделать выбор, — предлагает ему Дианта, — если того требует твоя совесть. Я же и так знаю, что гардевуар ответит — она еще днем предчувствовала, чем все это обернется.       Ей нелегко дается это признание, от которого она сама хотела бы убежать: голос ее скорбно вздрагивает, а распахнутые глаза блестят. Но Дианта не прячет свою уязвимость. Она не отводит взор, приняв воинственную позу, выставив одну ногу чуть вперед и приподняв голову.       — Я, конечно же, думал, что мы сразимся однажды, — огорченно произносит Лисандр. — Но не при таких обстоятельствах.       — А я думала, что, когда сбудется пророчество Олимпии, мы с тобой будем на одной стороне, — ее строгая интонация ставит четкую точку, откровенный разговор более не имеет силы.       — Я тоже! — грубым, как вой боли, голосом выкрикивает он.       Дианта отвечает ему молчанием. Лисандр прикладывает к вискам две стальные пластины с гладкими дужками, возле которых располагаются клавиши активации. Пластины раскладываются и соединяются в одно устройство — горящий оранжевым светом электронный визор, полностью скрывающий его глаза, точно за моментально возведенной стеной.       Им не по сердцу вынужденное соперничество, они оба смятенно застывают у барьера. Они не видят, что в тени Башни Призма по скрюченным ветвистым лианам, оплетшим ее так плотно, словно кокон из грубой древесины с бордовыми прожилками, скачет худощавый черный пес с горящими зелеными глазами. Он поднимается все выше по узловатым виткам толстой краснолистной лозы, вперяя пристальный взор в раскачивающегося в диком змеином танце красного Зигарда.       — Он здесь, на башне! — возбужденно докладывает Ксеросик по внутренней связи. — Второе ядро! Мы засекли его, босс.       — Вы должны предпринять все возможное, чтобы захватить его, — распоряжается Лисандр, просматривая на оптическом дисплее сведения, которые прислал ученый.       — Уже отправил за ним Бриони и Алиану, — уведомляет тот.       — О ком ты? — почти что без надежды пытается узнать Дианта, не имеющая понятия, что он видит и с кем говорит.       Он, выражая отчуждение, разводит руками:       — Разве тебе это важно? Ты не со мной, моя красота.       Тем временем черный пес практически добирается до смотровой площадки и замирает, напряженно прислушиваясь. Яростный Зигард молниеносно поворачивает голову в сторону таящегося в тени собрата и атакует его Пульсом Дракона — тот предпринимает попытку ответить тем же, и как только два мощных луча переливающейся энергии сталкиваются неравными силами, происходит взрыв, сотрясающий Башню Призма так свирепо, что все ее стекла разом лопаются и вылетают. Изменчивые, словно грозные потусторонние тени, клубы дыма и древесной пыли скрывают от посторонних глаз то, как звероподобный Зигард срывается вниз, падая спиной вперед, скрючившись от боли и поджав стройные лапы. В стремительном падении его зеленые клетки теряют скоординированность и рассеиваются, а крохотное мягкотелое ядро пропадает где-то внизу среди обожженных обломков.       Грохот взрыва заставляет вздрогнуть всем телом Мальву, когда она широкими шагами перебегает затопленные улицы, где потоки воды сбивают в кучи палую листву, нетонущий строительный мусор и мокрые комки ржаво-бурой шерсти с темными полосками — трупики деденне. Поскользнувшись, она падает на колено в холодную грязную воду и шипит сквозь стиснутые зубы, щедро сыпля ругательства. Ее брюки с ромбовидными прорезями промокают и липнут к телу, сковывая движения. Вскочив, Мальва спешит добраться до площади перед Музеем Люмиоса. Остановившись, она пересматривает голо-клип от Олимпии, в котором та объявляет срочный сбор всех лидеров стадионов, членов Элитной Четверки и других выдающихся тренеров Калоса. Место встречи назначено у музея, перед центральным входом. Крупнейшая в мире, бесценная экспозиция шедевров мирового искусства располагается в огромном, протяженном на четыре квартала здании бывшей резиденции королей — старинный дворец Лаэр с блекло-пурпурными крышами и золотыми украшениями на фасаде, сохранявший свое величие веками, теперь выглядит удручающе. Левое крыло ужасно пострадало, оказавшись в клубке извивающихся дьявольских растений, а на площади, разрытой взмахами ветвистых лиан, точно пропаханной тяжелой техникой, одичалые пуррлойны и мяуты с шипением и душераздирающими криками дерутся за право утащить мертвую птицу или грызуна. Мальва лихорадочно оглядывается в поисках тех, кто мог успеть откликнуться на призыв Олимпии, и видит у разбитого фонтана Клемонта — невысокого щуплого юношу с растрепанными светлыми волосами, одетого в светло-кобальтовый комбинезон электрика. На белом рюкзаке у него за спиной, свесив хвост на его плечо, сидит и боязливо вертит головой прыткий гелиолиск. Клемонт выглядит совсем мальчишкой, и только проблемная подростковая кожа выдает его истинный возраст.       — Леди Мальва, Вас тоже позвала Олимпия? — спрашивает он мягким, чуть гнусавым голосом, заметив, что она напористо шагает в его сторону. — Вы видели это: Дианта в одиночку выступила против угрозы? Она прямо сейчас борется за всех нас!       — Я бы не была так уверена, — пренебрежительно поморщившись, бросает она и тут же переводит тему: — Это же Башня Призма сейчас в эпицентре, а там твой электрический стадион — не могу и представить, что ты чувствуешь.       Клемонт оглядывается на чудовищный, непрекращающийся гул отчаянной схватки бойцов антитеррористического подразделения с командой «Пламя». Взволнованно поправляя на носу очки с большими круглыми стеклами, он наблюдает, как над площадью расползается косматый смоляной дым.       — Это дело моей жизни! — слезно восклицает он. — Оно все рушится… Вы слышали взрыв? Не только что, а с полчаса назад. Электростанция Калоса взорвалась!       — Ух, я бы на твоем месте хотела вернуть себе то, что по праву принадлежит мне, и без промедлений — пока еще есть, что возвращать! Может, конечно, ты рассудишь иначе, но, если уж решишься — сама Мальва из Элитной Четверки во всем тебе посодействует.       — Там полно людей с оружием?       — «Гуманным», — отмахивается она, преуменьшая вероятную опасность. — Называется «Парализующий луч». Но да, все лестницы и двери охраняются.       — Я думаю, что не все, — прикидывает что-то в уме Клемонт, подняв указательный палец. — Есть технический тоннель для экстренной эвакуации, о нем знаю только я.       Довольная услышанным, Мальва нарочито беззаботно отпускает колкость:       — Неужели знал, что однажды попадешь именно в такую ситуацию?       — С моими изобретениями бывало всякое… — он стыдливо отводит тревожный взгляд. — Гипотетически, если мы туда доберемся, что мы потом сможем сделать?       Она присаживается на край блекло-красной гранитной чаши фонтана, отбросив со лба пряди растрепанных ветром светлых волос, подцвеченных бледно-розовым оттеночным бальзамом, и жестом подзывает его ближе.       — У команды «Пламя» есть аппарат, который позволяет контролировать Зигарда, — сообщает Мальва, игнорируя удивление собеседника и не оставляя ему времени свыкнуться с такой информацией. — Но разве вырубить этот дурацкий агрегат — не пара пустяков для «эклектического чудо-ребенка»? — в ее развязной интонации нет ни тревоги, ни сомнений.       — Да, я отвечаю за электропитание башни, — согласно кивает Клемонт, — и, кроме того, провожу на стадионе свои технические испытания. Оттуда можно как подключить мощную аппаратуру, так и все обесточить.       — Несомненно, именно там Ксеросик установил свою машину. Но что-то подсказывает Мальве, что он вряд ли будет там один.       Клемонт не спешит отвечать, обескуражено озираясь, щурит глаза, силясь снова вглядеться в происходящее на площади:       — Может, все же дождаться Олимпию и остальных лидеров? Туда не подойти.       Но Мальва, стоя на своем, укоризненно качает головой:       — Промедление будет стоить дорого. Я проведу тебя мимо рядовых, как заложника, и вуаля! — она торжествующе щелкает пальцами. — А вот дальше с администраторами этот трюк, разумеется, не сработает, но ты же лидер стадиона Люмиоса!       Он задумчиво опускает голову и в накатывающем стеснении краснеет. Гелиолиск юрко перебегает на его руку, согнутую в локте, и заглядывает ему в лицо. Переглянувшись со своим покемоном, Клемонт вздыхает и пытается улыбнуться.       — Если я ничего не сделаю, буду вечно об этом жалеть, — произносит он, силясь заставить голос звучать как можно тверже.       — Отлично! — Мальва встает и ликующе хлопает в ладоши. — Совершенно отлично! Сандр, мать твою, мы еще поговорим с тобой по душам…       — Что Вы имеете в виду? — в недоумении переспрашивает Клемонт. Она, натянуто улыбнувшись, подмигивает ему:       — Я говорю, что Мальва твой шанс — используй это!       В ответ он смущенно кивает и пожимает ее протянутую руку.       А ветер уносит в сторону от Башни Призма черное облако дыма, вновь обнажая ее вершину. Яростный Зигард, окутанный алым сиянием, взмахивает головой, описывая полную окружность, и новые лозы, тут же пробивающие брусчатку у подножия башни, обвивают ее еще сильнее и плотнее, врастая в бетон, создавая каркас для пошатнувшейся поврежденной конструкции. Сосредоточившись после столкновения с внезапной опасностью, Дианта хочет протереть слезящиеся глаза и обнаруживает, что Лисандр крепко держит ее за плечо, а три цилиндрических устройства соединены с его «рюкзаком» и бесшумно парят над его головой. Едва убедившись, что угроза миновала, он отпускает ее руку и, отстранившись, прочищает горло. Она тоже отступает и достает из кармана плаща покебол:       — Похоже, у нас цейтнот.       Не меняясь в лице, сосредоточенном и мрачном, Лисандр поднимает левый кулак и демонстративно выставляет его перед грудью.       — Я знаю ответы, как и ты, даже не задавая вопросов. Носить камень-ключ вот так — все равно что почувствовать второе сердце здесь, в руке, бьющееся в унисон с сердцем покемона. С пайрором у меня узы иного рода, но эта связь, возможно, еще прочнее. Они оба будут сражаться за мою мечту! Таков уже давно их выбор.       — Ты принимаешь мой вызов? — требует прямого ответа Дианта.       — Если ты в нем уверена, — предостерегает он. — У тебя только…       Однако она строго перебивает его на полуслове:       — Даже не смей недооценивать гардевуар. Один мой покемон против двух твоих, раз уж они оба хотят сражаться. Я уважаю их. И даю тебе весомый шанс. Победитель отстоит свою правду, проигравший сдастся.       — Что ж, это дело чести, — выдержанно заключает Лисандр и с траурной гордостью объявляет: — Я принимаю вызов!       А Вечная Флоэтт в провально-черном небе отчаянно борется с порывами шалого ветра. Хватит ли ее сил, чтобы хотя бы оставаться рядом?       Она всегда незримо летела за Лисандром, куда бы он ни мотался, с азартом принимая все вызовы жизни, которые считал лично своими. Когда он срочно мчался в Анистар, чтобы уладить непредвиденную ситуацию, кипящий гнев лишь закалил пробивную уверенность в его взоре, уподобляя его ледоколу. Это случилось в начале ноября, за день до национальной премьеры «Короны Калоса» — масштабной исторической драмы, в которой Дианта сыграла главную женскую роль. Лисандр обещал лично ей, что посетит это событие в Люмиосе, хотя не только Дианта ожидала увидеть его на красной дорожке и услышать его мнение сразу после торжественного показа. Однако эти планы поставила под угрозу катастрофа на севере Анистара. Необъяснимая аномалия обрушила крупную скалу на вершине горы у границы города и превратила в руины целый квартал. Чудовищные разрушения были нанесены гигантскими черными лианами, которые внезапно появились просто из-под земли и фантастически быстро росли в течение нескольких часов, пока не образовали исполинскую живую стену из толстых, густо переплетенных ветвей с обильной темно-красной листвой. Позже нашлись свидетели, которые рассказывали, что видели за горами ярко-зеленые зарницы перед тем, как это случилось.       Прибыв в Анистар на личном вертолете, Лисандр поручил администратору Альберту тайно отвезти его в полевую лабораторию в пригороде на северо-западе, арендовав для этого неприметный автомобиль, но обязательно с тонировкой стекол. Скрытный путь, в котором порой приходилось петлять даже грунтовыми дорогами, оказался долгим и завершился в редколесье, окутанном сгустившимися темно-лазурными сумерками. Сотрудники команды «Пламя» под руководством ведущих ученых успели свернуть все оборудование, готовясь отбыть под покровом ночи, хотя место их дислокации вряд ли было бы обнаружено — от эпицентра аномалии их отдаляли десятки километров. Ксеросик сидел на подножке громадного черного грузовика, настраивая на планшете режим маскировки. Услышав решительные шаги по хрустящему снегу, он моментально прервал свое дело, вскочил, нервно поправил воротник и одернул рукава теплой черной куртки.       — Вы продолжили эксперименты с клетками Зигарда. Невзирая на мое распоряжение не проводить на этой неделе никаких тестов, даже in vitro, — Лисандр не повышал голос, но сквозь холод его размеренной речи в красных глазах, венах на висках, напряжении поднятых плеч и сложенных за спиной рук отчетливо проступала наружу его жгучая ярость.       Сделав медленный дрожащий вздох, Ксеросик повинно опустил голову:       — Я решился на это, потому что не смог… — он запнулся, опасаясь дальше произносить оправдания. — Простой показался мне растратой потенциала впустую!       — Что ж, поздравляю Вас, доктор, — произнес Лисандр медленно и совершенно меркло. — Теперь потенциал точно растрачен, потому что Вы напортачили в расчетах, занялись самодеятельностью и создали множество проблем нашей организации.       — Это неприемлемо, безусловно! — спешно признал ученый. — Такое больше не повторится. Ох… Я готов к любым штрафам, это будет справедливо, да.       — Штрафы это само собой, они коснутся не только Вас. Но сейчас есть задача: экстренно организовать гуманитарную помощь пострадавшим в Анистаре. И эта миссия — всецело Ваша личная ответственность. Сделайте все так, чтобы я больше не тратил на Вас свое время и свое внимание, когда это не запланировано.       — Будет сделано, — резко и обеспокоенно ответил Ксеросик. — И все же, — тихо пробормотал он, видя, что Лисандр не торопится уходить, — нам удалось получить некоторые важные данные здесь. Эти «лозы Зигарда»… Рост их был стремителен, несмотря на холодный климат анистарских предгорий. Холод в целом никак не влияет на эту растительность…       Лисандр полностью проигнорировал слова ученого.       — Я знаю Вас как педанта, у которого в лаборатории и в опытах всегда идеальный порядок, — снова укоризненно продиктовал он. — Не разочаровывайте меня, Ксеросик. Вам прекрасно известно, чем это может кончиться.       Не требуя ответа, Лисандр ушел обратно к машине. В дороге до отеля «Олимпика» — небоскреба, представляющего собой темную стеклянную сферу, опоясанную золотистым металлическим кольцом, точно Сатурн, в центре Анистара — он разослал все необходимые распоряжения, чтобы вопреки навалившейся проблеме провести вечер премьеры так, как было запланировано.       Утром Лисандр сделал заявление для прессы, какое-то время поприсутствовал в палаточном лагере, где проходила раздача гуманитарной помощи, чтобы проследить, как все организовано, а в полдень приказал Альберту приготовить вертолет. Его отбытие задержал звонок от Ксеросика, который вынужден был сообщить, что планы оказались на грани срыва, стоило только ему уехать. Лисандр одобрил один из предложенных вариантов дальнейших действий максимально невозмутимо. Но после завершения разговора он не смог сдержать гневного выкрика, который попытался скрыть, включив в номере на полную громкость боевик «Дорога ярости». Впрочем, постояльцев в «Олимпике» в это время практически не было, а персонал любого пятизвездочного отеля умел гарантировать приватность.       Лисандр вернулся в Люмиос всего за пару часов до премьеры, скованный напряжением, уставший бежать и готовый обозлиться на любую мелочь — каждый его жест был воинственно резким, а его лицо выглядело так, словно он молча выдерживал пытку. Но Альберт мог бы поклясться, что этого человека буквально подменили, стоило ему подъехать к кинотеатру «Дианси» — роскошному зданию, оформленному в стиле модерн, с огромным зеркальным куполом, имеющим кристальные грани. Встреча взглядами с Диантой и ее улыбка окончательно его умиротворили — Лисандр вздохнул свободно, словно скинул с себя оковы. Он смотрел на нее с упоением, улыбаясь во все зубы, излучая нескрываемое счастье, которое запечатлели сотни камер, когда он стоял рядом с ней на красном ковре. В таком настроении Лисандр и приехал к Дианте после показа и интервью, когда уже наступала сияющая множеством электрических огней люмиосская ночь. Он привез ей муссовые пирожные с шоколадом и маракуйей, украшенные пищевым золотом и высушенными лепестками роз, и объемный асимметричный букет, составленный из множества цветов. В центре композиции был огромный белый шар гортензии, который окружали розы лилового и светло-персикового оттенков, зеленовато-белый антуриум, несколько черно-красных кудреватых лилий и огненно-оранжевых орхидей, похожих на его личный знак, оставленный вместо подписи, а также изящные тюльпаны розово-лососевого цвета, лепестки которых светлели на краях, создавая эффект блеска шелковой ткани — их сорт носил название «Дианта». Убранный в бронзовую бумагу, букет выглядел нежно, но с контрастными акцентами, придающими ему торжественности. Дианта прижала его к груди и умиленно заулыбалась. Она жестом пригласила Лисандра пройти в гостиную, оформленную в черно-белой гамме с элементами из темного дерева. Пока она заторопилась унести цветы в спальню, он снял пиджак и устроился на светло-бежевом диване напротив работавшего фоном телевизора.       — Нестареющая классика? — узнал он кадры из фильма «Пятый элемент». — После исторической эпопеи хочется чего-то легкого?       Вбежав в гостиную, Дианта пожала плечами и улыбнулась:       — Интересно взглянуть спустя столько лет, так ли эта священная милтанк безупречна, — она села на диван рядом с Лисандром, поджав ноги, и обняла его за плечи: — Я знаю, что у тебя был насыщенный день, даже морально готовилась к тому, что ты можешь не приехать. Такая трагедия в Анистаре, снова то самое явление…       Он нежно погладил ее по щеке, с трепетным восхищением глядя в ее бездонные глаза:       — Ну как я мог не приехать, меня ведь ждала моя красота! — он умолк, а его улыбка исчезла, когда он на миг погрузился в свои мысли. — Не все удалось сделать безупречно, — без желания вспоминать о случившемся, все же признался он. — Мы не закончили раздачу сегодня. Люди устроили драку у палаточного лагеря, подумать только, какая низость.       — Да, это кошмар, — она огорченно подняла брови, новость неприятно потрясла ее. — Ситуация была серьезная?       — Ксеросик даже хотел вызвать полицию. На самом деле такое происходит не впервые, — добавил он. — Люди склонны считать, что им должны в первую очередь, и требуют всеми правдами-неправдами какого-то особенного отношения к себе. Но в Анистаре оно и так было особенным — ведь мы срочным образом приняли решение отдать им часть того, что готовилось к отправке в другой регион — там не экстренная ситуация, туда мы закупим еще. И люди могли узнать об этом. Знаешь ли, у нас почти всегда в пакеты или в коробки вложены информационные листовки: «Мы, команда Лабораторий Лисандра, надеемся поддержать вас в трудное время и подарить вам немного надежды», и так далее, плюс описание и номер миссии, которые совпадают со сведениями на сайте. Но здесь мы торопились, и в некоторых коробках остались листовки, где написано: «Миссия 322: передача помощи гуманитарным штабам Гвианы». Раздачи в Анистаре, к тому же столь оперативно устроенной, могло не быть.       — И это стоит ценить, — отметила Дианта, задумчиво перебирая пальцами его волосы. — По сути, ты им вообще ничего не должен.       Лисандр безрадостно закивал, похлопав ее ладонью по отставленному бедру.       — Я понимаю, что всем больно терять свое имущество, свои дома, — он помедлил, однако не смог более сдерживаться и не высказывать возмущение, которое сидело в нем весь день: — Но люди в Дендемилле так себя не вели! Хотя им пришлось ждать нас очень долго, и они понимали, что мы вряд ли сможем помочь им всем. А здесь… мы просто решили ничего не выдавать сегодня, раз уж наша помощь побуждает к насилию! И при этом люди в Анистаре не переживали и десятой доли того, что пережили люди в Дендемилле!       — А требовали, выходит, в разы больше? Знаешь, это даже хорошо, что листовки остались. Пускай эти люди узнают, что им выделили помощь, несмотря на то что ее ждут те, кто годами живет за чертой бедности.       — Если уж быть полностью откровенным, — замыслившись, проговорил он и сделал паузу, прикусив губы, — я бы не сказал, что гвианцы больше ее заслуживают. Они не хотят в своей жизни ничего менять, и категорически они не хотят работать, в том числе над собой. Знаешь ли, когда мы впервые прибыли туда, нам позволили развернуть гуманитарный штаб в частной клинике, она была на редкость современной, а ее территория — заботливо ухоженной. Прошу прощения за неприятные подробности… Стоя в очереди на этой территории, люди мочились просто под декоративными кипарисами. Конечно же, не потому, что их не впустил бы персонал клиники — кто может о таком даже подумать? Нет, они просто даже не попытались сделать это цивилизованно. Я не стал бы ничего закупать для них.       — Я понимаю, — мягко ответила Дианта, поднявшись на колени, чтобы обнять его за шею, опустив руки ему на грудь, и прижаться головой к его виску, — мне бы тоже не захотелось. Но тебе лучше это сделать, и так, чтобы об этом узнали. Иначе как тебя будут обсуждать?       — Нелестно, а как еще? — Лисандр усмехнулся. — В «Дианси» на меня уже посыпались провокационные вопросы от прессы — охрана едва сдерживала натиск, я думал, мне не позволят уехать! Но это мелочь, мой вечер был прекрасен — премьера помогла обо всем забыть. Ты превосходно сыграла — мне не хватит слов для восторга и поздравлений! — воскликнул он восхищенно и увлек ее в объятия для сладостного поцелуя.       — Каково тебе воспринимать такие фильмы? — спросила Дианта, расслабленно сидя у него на руках. — Это история твоего рода. Для большинства людей короли почти мифические фигуры, а для тебя ведь реальные люди, с которыми, к тому же, тебя связывает кровь. Ты отлично умеешь давать выверенные ответы, но сейчас можешь честно сказать то, что ты никогда не скажешь прессе?       Нервно выдохнув, словно что-то сильно обеспокоило его в ее вопросе, Лисандр озадаченно обвел комнату несосредоточенным, скользящим взглядом, пытаясь собраться с мыслями. Он запрокинул голову, опустив ее на спинку дивана, и на мгновение закрыл глаза.       — Я не возьму своих слов назад, — заговорил он и вновь посмотрел на Дианту, — этот фильм сделан очень красиво… Но мне было больно его смотреть. Гибель Анны де Гарде, главное предательство в истории Калоса! Я знаю немало неоднозначных исторических событий, страшных и порой совершенно бесславных, за которыми стояли мои предки. Вспомнить того же АЗа, который натравил на галарцев Ивельталя — это сложно одобрить, но как после этого расцвел Калос, это было своего рода очищение! Да, им приходилось смотреть далеко вперед и принимать сложные решения, но и жестокости хватало, — его речь становилась все более громкой и эмоциональной, над его бровями легла тяжелая тень боли. — И возвращение короны Калоса после того, как ее не сумел сохранить обезумевший Аим де Флер, не было легким, но, когда дофин Сижизмон говорит: «Я хочу утопить Галар в крови», — это звучит ужасающе. Он ведь действительно утопил его в крови, но не только галарской, а и своих людей и покемонов! И отдельно ярко на его руках кровь защитницы Калоса, которую он даже не попытался спасти. Мне так врезался в память этот момент, когда Оракул дает Анне де Гарде предзнаменование, что она вернет корону Калоса, но получит за это дни Ада на земле. Она юна, а на нее сваливается нечто такое — но она делает выбор. Можно сказать, что Анна знала, на что идет — и все равно какая боль в ее глазах, когда после череды триумфов, после всех победных почестей и благодарности вместо поддержки она получает предательство! Она не боится пыток и смерти, она просто не хочет верить. И когда на финальных кадрах видна твоя седина, а получается, что Анна после всего пережитого становится седой — это очень сильно. Ее казнь и коронация Сижизмона де Флера, когда она стояла рядом с ним и держала победный стяг — вот два самых ярких момента, и это просто разрывает душу, когда рядом стоят совершенно неправильный с точки зрения морали поступок и совершенно правильное с точки зрения политики событие.       Дианта слушала его в смущении, скорбно сведя брови, словно и на ее лице отразилась буря, поднявшаяся в его душе. Когда он договорил, несколько мгновений она молча смотрела ему в глаза, и, казалось, ему и не нужно было большего.       — Ох, ты ведь не узнал ничего нового, — медленно произнесла она. — Но сколько же чувств.       — Да, — признал Лисандр, подняв руку к груди, — чувства, как в детские годы — наверное, одно из первых моих ярких воспоминаний, когда меня впервые повели в Художественный Музей Камфрира…       — А там выставлен триптих «Жизнь Анны де Гарде», — быстро припомнила Дианта.       — Да, и на третьей картине она изображена на костре, — подтвердил он и отвел взор. — Как сейчас помню: меня выводят из здания музея, тащат за руку, потому что я плачу, увидев эту картину, и не могу успокоиться. Я сам был, как в огне, мне казался слишком ярким свет летнего солнца, блеск моих лаковых туфель, видимо, через призму слез… И теперь через столько лет меня снова казнили, в сияющем кинотеатре «Дианси», — он пожал плечами и невесело улыбнулся. — Но разве в настоящем искусстве не должно быть именно такой силы?       Дианта добродушно усмехнулась, погладив Лисандра по груди в области сердца:       — Человек столь тонкой души, ты не перестаешь меня удивлять. Это трогает. Не смущайся, — она снова привстала, чтобы поцеловать его. — Я даже не могла ожидать, что ты так проникнешься, — добавила она, ласково касаясь его плеч, — но мне, конечно же, не хотелось, чтобы ты почувствовал себя, как на казни.       — Нет-нет, Дианта, все в порядке, — взволнованно поспешил успокоить ее Лисандр. — Я увидел тебя — и ожил! — он раскинул руки, искренне заулыбавшись.       Она прищурила глаза, словно что-то задумала, и подняла указательный палец:       — Но все же нужно срочно чем-то тебя порадовать.       С этими словами она ловко вскочила с дивана и побежала на кухню. Не дожидаясь приглашения, Лисандр тихо последовал за ней. Он остановился возле арки, разделяющей комнаты, и сложил на груди руки, с наслаждением наблюдая, как она, взяв нож, наклонилась к открытой духовке, чтобы проверить готовность блюда.       — Прости, мое солнце, — расстроенно обратилась к нему Дианта, не поднимая головы. — Это далеко не первый кокован в моей кулинарной практике, но в этот раз я решила следовать классическому рецепту, взять домашнего петуха… Он до сих пор жесткий.       — Есть пирожные — этого достаточно, — беззаботно ответил он.       — Надеюсь, у тебя было время для нормального обеда? — спросила она и, оглянувшись, встретила его горящий бесцеремонный взгляд. — Или влюбленный пайрор не ест?       — И правильно делает — его вид уязвимый, ему нужно интенсивно заниматься любовью! — Лисандр чувственно засмеялся и подмигнул ей: — Уверен, мы скоро уберем приборы.       Дианта принесла в гостиную посуду и свежесваренный кофе. С телеэкрана смотрела Лилу печально-удивленными глазами совершенного и наивного существа, произнося: «Вы, люди, такие странные».       — Я ее понимаю, — в полушутливой манере проронил Лисандр. — Какой смысл спасать нас?       — Но любовь — ее стоит спасти! — так же весело ответила Дианта. — Не смей говорить, что не знаешь, что это!       — Покажи мне, чтобы я не забыл! — он окинул ее вожделеющим взором, на что она ответила ему долгим сладострастным поцелуем.       Ужин, состоящий из десерта и кофе, пролетел практически незаметно. Они торопились оказаться в спальне и отдаться долгожданному блаженству, сполна насладиться друг другом и заснуть вместе, во влюбленных объятиях.       Дианта быстро погрузилась в блаженный сон, приятный и крепкий, но он не мог оставаться таким всю глубокую ночь. Повернувшись на бок в накатившей полудреме, она ощутила под рукой лишь мягкие складки остывшего белого пледа. Половина широкой кровати с полупрозрачным балдахином пустовала. Дианта подняла голову и увидела Лисандра стоящим у окна. Растерев лицо ладонями, чтобы немного взбодриться, она покинула постель и тихо подошла к нему.       — Ты не спишь? Тебе здесь неудобно? — обеспокоилась она, предполагая, каково ему было расположиться на кровати, не рассчитанной на его гигантский рост.       Он только устало махнул рукой:       — Просто плохой сон. Ложись, моя красота, — он пригладил пальцами ее челку и заботливо опустил руку на ее плечо, пытаясь при этом натянуто улыбнуться, когда в глазах его была разлита печаль.       — Ты выглядишь очень расстроенным, мое солнце, — сочувственно заметила она. — Неужели не хочешь поделиться тем, что тебя беспокоит?       Лисандр покачал головой:       — Такой сюжет снился мне очень часто в свое время. Но с той поры прошли годы… — он тягостно вздохнул, отвернувшись и всматриваясь в синюю ночь. — В этих снах я встречаю пасмурный зимний вечер в разрушенном войной городе. Кругом повсюду только обгоревшие, занесенные снегом руины. Ни одной живой души. И посреди улицы — умирающий пайрор. В этот раз там не было крови, я думал, что еще могу его спасти… Может, травма, внутреннее кровотечение — я знаю, как действовать… Но я касаюсь его рукой — а он уже не дышит.       — И раньше тоже снилось это? — мягко спросила Дианта.       — Да, ситуация всегда повторялась. Как только я его коснусь, он умирает. После этого я чувствую, что его тело уже холодное, — Лисандр бегло обернулся к ней: — Прости, моя красота. Годы прошли! Не знаю, почему это снова приснилось — может, потому что комната в белых тонах, с серыми и черными оттенками. Или из-за герба, который виделся Аиму Безумному — это напомнило мне…       Дианта положила теплую ладонь на его стройную спину.       — Тебе больно вспоминать то, до чего ты едва не дошел, — попыталась она выразить понимание и поддержать его. — Но твой пайрор жив. Он ведь ждет тебя дома, у камина?       — Конечно, — ответил Лисандр тихим и теплым голосом. — У него все хорошо, — он еще раз тревожно взглянул на нее: — Прости.       — Ничего, — она одарила его ласковой улыбкой и легонько хлопнула по пояснице. — Сделать тебе лавандовый чай?       — Не откажусь, — чуть склонив набок голову, ответил он.       Накинув легкий шелковый халат, Дианта заспешила на кухню. Лисандр еще какое-то время в оцепенении глядел в окно, будто реальность сна отказывалась отпустить его. Он мотнул головой, точно попытался стряхнуть с себя то давнее тягостное переживание. Придя на кухню, он увидел, что Дианта уже заварила чай, нарезала багет и достала из настенного шкафа банку, наполненную ярким лимонно-желтым джемом.       — Это подарил мне Зибольд, — сообщила она, — конфитюр из одуванчиков и цитрусовых — я даже не представляю, что это за вкус.       — Думаю, Зибольду можно доверять — он и из сорняков может сделать нечто изысканное.       — Я могу доготовить кокован, хотя не уверена, сколько времени ему еще нужно…       Лисандр сел за стол, пригладил бороду и, взяв чашку, глубоко вдохнул приятный сладко-травянистый запах чая.       — Есть другая идея, — оживленно предложил он. — Пойдем смотреть Литлеониды?       Дианта на миг застыла в изумлении:       — Неужели это уже сегодня?       — Это не самый пик метеорного потока, — пояснил он, мелкими глотками отпивая чай, — но уже можно его наблюдать, и погода как раз подходящая. Раз уж так все сложилось — я не поеду завтра в Анистар. Пусть Ксеросик все раздаст, ему будет полезно заняться этим делом. Я думаю, что небольшие перерывы нужны всем, особенно на пути к большим целям — таким, как усовершенствовать мир, сделать его прекрасным.       — Славно, — с удовольствием согласилась с его словами Дианта, — дай себе заслуженный отдых. К тому же, своим отсутствием ты красноречиво выразишь свое отношение к дракам в очереди.       Он с довольным видом кивнул, сполна соглашаясь с ее словами.       Сразу после чаепития они поднялись на крышу ее дома — трехэтажного особняка из благородного темного камня, с масками сатиров в венках из виноградных лоз на фасаде и химерами, восседающими на высоком каменном заборе — оказавшись практически на вершине холма в сердце богемного квартала, откуда открывался всесторонний вид на город, сверкающий огнями, словно шкатулка, полная драгоценностей. Лисандр и Дианта присели на цинковом гребне крыши у тонких, выстроенных в ряд каминных труб. Он несколько раз украдкой целовал ее, когда она становилась чересчур увлеченной наблюдением. А ночное небо притягивало взгляд, манило. Белые стрелы бесшумно летели из темных глубин космоса к маленькой Земле.       — А эта цепочка огней — знаменитые спутники Лисандра, и они обеспечивают надежную, высокоскоростную связь всем владельцам голо-кастеров, где бы они ни были, — приподнято поведал он, указывая на плывущие идеальным строем горящие точки.       — Красивое колье, — игриво ответила Дианта. — Такие яркие.       — И астрономам это не нравится. Что ж, прогресс требует изменений во всем, придется совершенствовать телескопы, чтобы эффективно наблюдать за звездами.       — Кстати, о звездах, — Дианта кое-что вспомнила, и это заставило ее голос зазвучать встревоженно. — Олимпия дала мне новое предзнаменование. Угроза связана с Зигардом. Ты был прав.       Совершенно не радуясь верности своих предположений, Лисандр с сожалением понурил голову.       — Очевидно, мы, люди, продолжаем вызывать его гнев, — рассудил он.       — Нужно что-то делать уже сейчас? — тревожно переживая, поинтересовалась она. — У вас есть новые данные, новые знания о нем?       — Мы нашли несколько клеток Зигарда. Усиливать рост растений они действительно способны. И эта растительность практически неуязвима! Поразительно, правда? Вот форма, которую мы засняли, — он показал ей голографические кадры с черным драконом, которого засекла Мейбл на склоне горы Отори. — Но у нас еще много вопросов.       Дианта несколько раз пересмотрела короткую рваную запись с восторгом и благоговением.       — Надеюсь, вы найдете ответы, — сказала она. — И они помогут всем. Калосу и миру.       — Я хочу этого всем сердцем, — ответил Лисандр совершенно честно и вдохновенно.       — Под потоком Литлеонидов мы сможем загадать желание, — предложила Дианта и потянулась к нему.       В крепких объятиях друг друга им удалось постепенно вернуть себе расслабленное настроение. Негой стало простое молчание, когда они неподвижно сидели в обнимку и смотрели на росчерки метеоров в темном сине-фиолетовом небе, не видя, что, разделяя их настоящую, но неизбежно скоротечную радость, рядом с ними в глубину небес глядела Вечная Флоэтт. Она сполна познала, что в вечности все сгорает стремительно, оставив недолгий свет, как Литлеониды, и это всегда будет нести невыносимую боль каждому, кто научился замечать красоту.       И Вечная Флоэтт понимает: оттого гнетущая тоска тенью ложится на лицо Лисандра, когда он любуется тонкими руками Дианты — лишь краткий миг, прежде чем начинается их битва. Он безоговорочно и безмолвно передает ей право первого хода — может, только ради этого прекрасного мгновения. Дианта одним касанием зажимает клавишу, увеличивающую покебол, и легко подкидывает его, точно лепесток цветка, а ее пальцы словно провожают его в полет. Из белой вспышки, вертикально рассекшей занавес ночи, выступает гардевуар, вытянувшись, как белая смолевка на изящном стебле, устремленная к призрачному свету луны.       — Ставки высоки, чемпион Калоса! — твердо произносит Лисандр и размашистым движением бросает вперед одновременно два покебола. Едва явив себя, ощерившийся темно-алый гьярадос встает на дыбы, подняв почти вертикально большую часть мускулистого туловища, принимая наиболее пугающую стойку. Пайрор же настороженно припадает к площадке на мощных полусогнутых лапах, замирает перед точным броском идеального охотника и скалится. Врожденное свойство, которое должно придавать ему сил и неистовства в схватке с потенциальным соперником, при встрече с гардевуар делает его уязвимым. Он, как и его тренер, захваченный раздирающими изнутри страстями, — обезоруженный, но готовый драться до конца.       — Гьярадос, мега-эволюция! — командует Лисандр, вскинув над головой кулак, кольцо на его пальце лучится, испуская ломанные линии света. Воспарившего гьярадоса с закрепленной на шее серебряной пекторалью, на которой в центре геометрического орнамента усажен в оправу отшлифованный мега-камень, охватывает холодное малиновое пламя. Его тело становится крепче, плавники острее, рык его разносится над площадью, как страшные раскаты грома.       — Темный тип — уместный ход против психического покемона, как по классике, — оценивает его действия Дианта.       Гардевуар кажется крохотной перед лицом пары грозных соперников, чей благородный тренер на деле является грозным автором развернувшегося в Калосе кошмара в багряном зареве. Она задирает голову на тонкой шее, приоткрыв рот, точно в испуге, и выставляет вперед узкую грудь с красным гребнем, будто пронзенную насквозь осколком, чтобы показать, что примет любую опасность с достоинством. На ее шее покачивается на ветру тонкое золотое ожерелье с мега-камнем.       — Отражение, — обращается к ней Дианта.       Гардевуар молитвенно складывает руки и, сконцентрировав ментальную энергию, возводит вокруг себя барьер — почти невидимую розоватую полусферу, усыпанную мельчайшими золотистыми огоньками, которые то вспыхивают, то гаснут непрерывными плавными волнами.       Настороженный пайрор нетерпеливо выжидает, пока у него нет возможности действовать. Его светлые глаза, контрастно очерченные полосами темной шерсти, холодно сияют, впиваясь в жертву, а вздыбленная огненная грива горячими бликами подчеркивает скульптурные мышцы его статного тела. Лисандр простирает к нему правую руку с прямой ладонью и в тормозящем жесте быстро сжимает кулак.       — Гьярадос! — выкрикивает он, одновременно вскидывая левую руку, и, согнув ладонь прямым углом, резко ее опускает: — Хвост Дракона!       Парящий в черном небе змей сворачивается, словно уроборос, когда чешуя на его хвосте становится горящими изумрудными кинжалами, и в стремительном кувырке наносит удар, вышибая пронизывающий хрустальный звон и вспышку белого света. Гардевуар инстинктивно поднимает тонкие руки, но гьярадос бьет перед тем местом, где стоит она, а не пытается обрушить атаку на ее голову. Густая серебристая паутина трещин моментально покрывает весь купол ее защитного барьера.       — Психокинез, — произносит Дианта, слегка опуская голову, и подмигивает, прикрыв левый глаз.       В мгновение ока гардевуар ударяет пайрора в грудь голубоватым сгустком психической энергии, а потом телекинетически сталкивает его с барьером и отбрасывает, протащив по площадке. Красно-оранжевые искры слетают с его раскаленной гривы. Прыжком оказавшись вновь на ногах, пайрор вытягивает вперед шею и хрипло кашляет. Мелкие красные капли выступают на его счесанном боку. Отхаркавшись, он прерывистыми движениями языка облизывает кровоточащий нос и, диктуя всем грациозным видом, что ничего не случилось, вышагивает вперед, гордо вскидывая гривастую голову. Лисандр продолжает нападение:       — Хвост Дракона и Огненный Клык!       Второй удар сияюще-зеленого хвоста гьярадоса со скрипящим хрустом крошащихся стеклянных осколков и разбегом золотисто-белых молний разрушает ментальный барьер, который обычно выдерживает куда большее количество атак, превращая его в облако блестящей пыли. Едва заметив, что преграда пала, пайрор, как сорвавшийся с цепи, бросается вперед. Стремительный хищник преследует гардевуар, норовя в прыжке схватить ее клыками, и одновременно выдыхает пламя. Наблюдая за ним, Дианта сохраняет умеренно сосредоточенное спокойствие, она не произносит ни слова, но гардевуар прекрасно понимает, что делать, и элегантно, точно в танце, уворачивается, ускользает, уходит с линии столкновения, почти фигурно взмахивая платьем, словно дразнящим белым платком. Пайрор утробно рычит, заведенный ее беспрерывным дерзким бегством, но ни капли не вымотанный. Его энергичные прыжки и кувырки в воздухе завораживают, он буквально способен порхать и жалить. Проносясь опасно близко, он обжигает руки и плечи гардевуар огненным дыханием, заставляя ее вскрикивать и изгибаться, однако ему так и не удается схватить ее, чтобы продемонстрировать силу Огненного Клыка в полной мере и заставить ее вздрогнуть. Неизменно быстрая, не совершая ни единого лишнего движения, она выплясывает свой чемпионский пасодобль в клубах оставленного им дыма.       — Психокинез, — объявляет свой ход Дианта.       И пайрор вмиг оказывается захваченным в воздухе, вытянувшимся в высоком прыжке и широко разинувшим страшную пасть. Обездвижив его силой телекинеза, гардевуар с горящим взглядом грубо швыряет его вниз и отталкивает как можно дальше от себя. Скованный в движениях хищник сопротивляется со всей закаленной волей, его когти едва не высекают искры из бетонного покрытия, когда он пытается цепляться за площадку у самого ее края. Но в этот момент психическая атака прекращается, и он едва успевает подняться и отряхнуться.       — Пайрор и гьярадос, Испепеление! — сурово кричит Лисандр, взмахнув рукой так, как если бы в ней был кинжал, которым он стремится полоснуть невидимого противника.       Два синхронных потока огня, точно два танцующих дракона, подгоняемых дыханием атакующих покемонов, стремглав летят к гардевуар. Языки пламени добела сияют в темном и вязком, как тень генгара, воздухе — накаляясь, он шуршит, словно песок под брюхом ползущей змеи. Энергия психокинеза, собранная в круглый льдисто-синий щит, разбивает напор бегущих под небом огненных рек, и они взлетают почти до шпиля Башни Призма горячим куполом, который густо искрится, будто невидимый вулкан снопом выбрасывает вверх брызги лавы. Однако гардевуар не успевает перевести дух, ее тут же снова окутывает удушающий жар: две огненные цепи вновь и вновь сплетаются вокруг нее в смертоносные петли. Ожесточившийся Лисандр раз за разом повторяет: «Еще раз!», наращивая темп битвы: пока гьярадос проводит одну атаку, пайрор способен выполнить две. Дианта продолжает отдавать команды без слов, лишь легкими кивками головы. Молниеносно уходя в сторону, вверх или вниз, пригибаясь и уклоняясь, тонкая гардевуар мечется в меняющемся лабиринте вездесущего пожара, периодически используя телекинетические способности для сдерживания вьющегося вокруг нее огня. Пламенный капкан, устроенный гьярадосом, в который старательно загоняет ее пайрор, угрожает захлопнуться, но Дианта, не теряя самообладания и концентрации, выбирает момент для маневра:       — Шар Тьмы! — восклицает она, щелкнув пальцами правой руки.       Темно-фиолетовая сфера собирается между ладоней гардевуар, пространство вокруг нее рассекают черные разломы, воздух потрескивает от напряжения. Она бросает несколько темных сфер в гьярадоса и метко ударяет его в бок, заставляя пошатнуться, издав громовой рык. Фиолетовые шары летят в него один за другим, свистят, точно стрелы, сорвавшиеся с натянутой тетивы, и разрываются белым светом, похожим на взрыв крохотной звезды.       — Блокируй! — обернувшись к пайрору, успевает приказать Лисандр.       Тот резво и безропотно выступает навстречу атаке, не способной навредить ему, и сжигает темные сферы, применив коронный Огнемет. Четко отреагировав на команду, он останавливается, едва заметно переминается на лапах и приоткрывает пасть, шумно выдыхая белый пар. Ему все труднее скрыть, что полученные травмы постепенно отнимают у него силы. Гардевуар моментально сменяет позицию так, что пайрор оказывается на прямой линии между нею и гьярадосом, мешая им атаковать одновременно — их приемы сильны и имеют большую площадь поражения, так что один с большой вероятностью заденет другого. Но, несмотря на перемену на поле боя, Лисандр не делает паузы с твердым намерением продолжить прессинг.       — Пайрор, Гиперлуч! — резко и властно указывает он на гардевуар.       Пайрор широко открывает пасть, обнажает устрашающие клыки и шумно втягивает воздух, набирая полные легкие. Он выгибает спину и делает рывок вперед, концентрированный пучок энергии пурпурного цвета, бьющий из его пасти, с ревом превращается в разрушительный черно-багряный поток. Воздух вокруг становится алым, словно даже его пронзает боль. Дианта и гардевуар переглядываются — едва заметное движение глаз, краткое, как полет метеора — и ее покемон плавным, но быстрым петляющим движением поднимается вверх, Гиперлуч проходит мимо, не оставляя за собой и полшанса поразить цель. Лисандр требует продолжать бой, картинно выбросив вперед кулак:       — Гьярадос, Каменное Острие!       Могучий воинственный змей, чья крупная чешуя подобна бордовым латным доспехам, ревет, сотрясая башню, и бетон перед ним крошится. Из трещин тут же вырываются острые, как оголенные клинки, камни цвета вороненой стали, формируя протяженный высокий хребет. Последний каменный шип ударяет особенно высоко и едва не задевает гардевуар, которая в непрерывной левитации отступает, беспокойно вспархивая над разрастающейся грядой.       — Перехвати! — улавливает срочную команду пайрор и, демонстрируя неутраченную маневренность, резво обходит цепь шипов. Он вцепляется зубами в тонкие, столь уязвимо-хрупкие на вид ноги гардевуар, и из ее груди рвется пронзительный звонкий крик. Дианта на мгновение смыкает веки, когда у нее перехватывает дыхание, но тут же берет себя в руки:       — Держись! Используй психокинез!       Плотно сжав губы, гардевуар, напрягаясь до дрожи, собирает все силы, чтобы разжать железную хватку челюстей пайрора, а как только ей удается высвободиться, она без послаблений бросает его на кинжалы каменных шипов. Пайрор с очевидным трудом встает и замирает с открытой кровоточащей пастью и зажмуренными глазами, в красноречивом выражении переполняющей его безмолвной боли. Он отходит назад, тяжело и часто дыша, с каждым выдохом его бока неестественно глубоко впадают — его ребра явно переломаны — но его бирюзово-голубой взгляд, обращенный к тренеру, по-прежнему величествен. Лисандр кивает ему, как в знак уважения к его решимости, и вновь требует применить двойное Испепеление. Гардевуар, уже готовясь нанести свой удар, меняет ход. Она собирает Шар Тьмы вдвое крупнее обычных и использует его, как щит, упираясь в него руками в противостоянии стихийному порыву. Она отражает неистовую синхронную атаку, сводит ее на нет, но все же не удерживается на месте. Пекущая боль заставляет подкоситься ее обожженные ноги, она скользит назад и едва не падает. Однако гардевуар не отступает: выпрямив спину, она воспаряет выше и, переглянувшись с Диантой, вскинувшей голову мимолетным движением так, словно чтобы отбросить со лба пряди челки, собирает в ладонях энергию для Лунного Взрыва. Пайрор злобно следит за ней и готовится к прыжку, он группируется, превращая избитое усталое тело в туго сжатую пружину.       — Пайрор, на месте! — останавливает его Лисандр, предостерегающе опустив перед ним ладонь. — Давай, Огнемет! Гьярадос, Гиперлуч!       Сгусток энергии, похожий на гигантскую бледную перламутровую розу, парит перед раскинутыми руками гардевуар. Два взрывных тарана ударяются в это заряженное поле — витой черно-красный смерч и алеющий огненный столп. Глаза пайрора широко распахнуты и лихорадочно сияют, его пламенеющее дыхание сопровождает растущий в своей громкости гортанный хрип, он медленно оседает, вкладывая в атаку все оставшиеся силы. Лунный Взрыв золотистой плетью бьет под челюсть гьярадоса, но не может до основания разрушить стену неукротимого огня. Глубокий, критический ожог жаром в пять тысяч градусов угрожает серьезно замедлить гардевуар, если раненому пайрору удастся продержаться еще хотя бы пару секунд, чтобы поймать ее беззащитной. Однако пока гьярадос трясет головой после ощутимого, дезориентирующего удара и только готовится применить очередной прием, она вновь пользуется телекинезом, чтобы безжалостно впечатать пайрора в бетон. Он растягивается на боку, покрытом ссадинами, его ребра продолжают болезненно ходить ходуном в каждом акте замедляющегося дыхания, а его горящая царственная грива меркнет. Пар поднимается от его ноздрей, но его глаза закрыты. Из последних сил пайрор пытается мотнуть головой, протестуя против нещадной данности: для него борьба окончена, и Лисандр с тактичным прискорбием вынужден отозвать его.       Вечная Флоэтт видит в его падении первое горькое предзнаменование. К великому несчастью, она знает, что через несколько дней в Жеосенже, в фамильной усыпальнице Флеров Дианта увидит поверженного пайрора — масштабный горельеф на серой каменной плите, который до боли ее опечалит. Изваяние, запечатлевшее смертельно раненого царя саванны, будет выполнено потрясающе детально. В нем притянет взгляд каждый завиток огненной гривы, каждый мускул могущественного тела, натуженного в тщетной жажде сохранить угасающую жизнь, и почти человеческое страдание на морде: пасть, приоткрытая для последнего вдоха, лоб, изрезанный морщинами горя между сведенными мужественными бровями, закрытые от боли глаза, из уголков которых, как может показаться, вот-вот выступят слезы. Скульптор намеренно изобразит пайрора лежащим левым боком вверх, опустившим голову на правую лапу, чтобы отчетливо было видно, как его сердце пронзает металлическая молния с двумя изломами, означающая Зигарда. А над его головой на плите будет лежать медная корона, увенчанная геральдическими лилиями. Дианте будет сложно смотреть на этот памятник, захочется положить ладонь на холодный лоб каменного покемона, словно в последнем утешении. Она даже протянет к нему руку, тревожно оглядываясь в поисках ожидаемых косых взглядов.       Но рядом с ней будут люди, которые искренне ее поддержат. Именно для этого с ней вместе в этот день приедут в Жеосенж Олимпия и Августин Сикамор. С ними Дианта сможет постоять в тишине, помолчать и не ждать вопросов или ненужных фраз, которые оторвали бы ее от струящихся сквозь душу переживаний. У нее будет столько времени, сколько понадобится, чтобы расслышать собственные интенсивные, сплетенные в сложный контрастный узор чувства и свыкнуться с ними, как с болью в глазах при выходе на солнечный свет из плотной темноты. Лишь тогда она сумеет взглянуть на обеспокоенные лица своих спутников, взять их за руки и шагнуть в безотрадный и пустой ультрамариновый вечер из-под тяжелых сводов усыпальницы, мрачной и величественной, как устремленный ввысь собор, раскинувший крылья между густо обступившими его высокими голыми деревьями, похожими на скелеты. Втроем они пройдут под островерхой входной аркой, увенчанной старинной позеленевшей скульптурой двух калосских божеств — Ксерниас, вскинувший рога и готовый изящно притопнуть копытом, кажется победителем, ставящим ногу на грудь побежденного, испускающего последний вопль отчаяния Ивельталя, но если присмотреться, то можно заметить, как одно из когтистых крыльев последнего поднято и готово впиться в бок рано возрадовавшегося соперника.       — Буря не стихает, — произнесет Олимпия, окинув взором округу. Старый увядающий Королевский сад д’Эмиль будет оцеплен частной охраной и полицией. Дианта печально вздохнет.       — Для чего устраивать стычки, чем это теперь поможет? — шепотом обронит она в пустоту безответный вопрос и посмотрит на Олимпию. — Могу поклясться Ксерниасом, я половиной сердца с теми, кто скорбит на площади в Люмиосе, зажигает зеленые свечи и лампадки под огромным муралом Зигарда, приносит к нему фотографии и цветы. Пусть это не столь однозначно, что они благодарят покемона — главное, что они хоть кого-то благодарят, их жесты созидательны. А когда кто-то сеет злобу, избивает на улице студента, покрасившего волосы в рыжий цвет — это просто конец света! Да ведь год назад так делала треть студентов Калоса, и это не значило принадлежность к команде — просто молодые люди хотели быть похожими на выдающегося инноватора. Но даже если бы он и был в команде, разве это дает право множить насилие? Творится безумие.       — Как с покецентром города Коуривей, — живо подхватит Сикамор, поддерживая ее негодование, — который облили красной краской, как кровью, и почему? Потому что его сотрудники решились высказаться, когда все прочие, кому помогал Лисандр, молчали. И выразили свое соболезнование, напомнив, кого потерял мир. Так в чем они неправы?       Дианта встретит осуждением наивный взгляд его светлых с поволокой глаз из-под скорбно изогнутых выразительных черных бровей.       — А в чем неправы те, кто потерял близких или серьезно пострадал? — рассудит она. — Они имеют право искренне его ненавидеть, но одно дело вандализм, и совсем другое самосуд, — она опустит голову на грудь с тяжелым вздохом и стесненно потупит взор: — Сочтите меня негодяйкой, но, услышав о таком, я понимаю, о какой «людской грязи» шла речь. Краска с дверей отмоется, а парню разбили голову.       — Бедный мальчик, — с сочувствием в померкшем голосе проронит Олимпия, скорбно качая головой. — Надеюсь, он выживет и поправится.       — Мы понимаем, что ты никого не оправдываешь, — добавит Сикамор и бережно положит руку Дианте на плечо.       — Но половина моего сердца здесь, — признается она в том, что и так будем им понятно. — Хочет попрощаться с тем, кто совершил огромное злодеяние, потому что правда в том, что он не был мне чужим.       Августин Сикамор подойдет ближе, склонится к ней так, что его крупные темные кудри прикоснутся к ее лбу, и сентиментально скажет:       — Ты пыталась, как никто, спасти его.       Прикусив губы, Дианта приложит сжатый до боли кулак к его груди.       — Но я не могла. Как и не остановила кризис. Я с каждым днем сильнее сомневаюсь, что то, как я сразу решила действовать, было правильно. Если бы я только знала, для чего был нужен тот аппарат на стадионе! Точнее, среди возможных вариантов я не могла даже предположить этот! Но даже без этого, почему я не бросила вызов сразу, почему сама не написала Олимпии…       — Дианта, во имя Ксерниаса, не обесценивай! — темпераментно воскликнет он, взмахнув рукой. — А как же Зигард?! И мы — не бойцы, а простые тренеры Калоса? Ты была впереди всех нас, как путеводная звезда, и именно твои слова…       — Не надо этого, — умоляющим тоном прервет его речь она, — я обычная женщина. К тому же… Только один человек называл меня так.       — Он так мечтал о прекрасном мире! — Сикамор вскинет голову с выражением честного, горького восторга и глубокой жалости. — Такая страстная натура — действительно, как пламя! Жаль, что мы не сотрудничали — я бы мог показать ему, какие надежды подает подрастающее поколение. И не обязательно им надевать красные пиджаки и погибать, чтобы изменить будущее — они могут сделать это по-другому! Если бы только эго ему позволило… Я же не знал, что действительно важно! А мне было, что ему сказать, — он эмоционально хлопнет себя ладонью по лбу.       Дианта застынет, подавленно уставившись в беспросветное пространство ощетинившегося черного сада.       — А он мог бы показать тебе апокалиптические регионы, которые прямо сейчас продолжают существовать в невообразимых страданиях, — задумчиво произнесет она. — Думаешь, кто-то из вас двоих в такой беседе склонил бы другого на свою сторону?       — Конечно, самонадеянно так думать, — энергично ответит Сикамор. — Как и думать, что тебя не сломает то, к чему другие боятся и приблизиться! Но ведь «будущее не предопределено».       — Мне кажется, на самом деле это и было для него невыносимо, — выскажет она скорбное предположение. — Но при всей искренности его страстей, я не могла заподозрить нечто настолько серьезное!       — Никто не мог! — проникновенно заверит ее он. — Даже Олимпия.       Провидица улыбнется им и мягко кивнет.       — Дианта, думаю, я знаю, что могу для тебя сделать, — бодро предложит Августин Сикамор и отставит локоть. — Я прикрою тебя. Как раньше.       В ответ она заставит себя улыбнуться, возьмет его под худую руку и отойдет с ним в сторону от открытого пространства перед серым зданием усыпальницы, в тень раскидистого дуба-долгожителя. Сикамор расстегнет пальто и поднимет воротник, приобняв и закрыв Дианту, и тогда достанет из нагрудного кармана рубашки пачку тонких сигарет и зажигалку. Она закурит вместе с ним, глядя в небо — поток Литлеонидов уже иссякнет. Но знакомая цепочка спутников, ярких, как Полярная звезда, проплывет над Калосом, словно прощальный привет того, кто не был ей чужим.       Но этой ночью Калос не видит сияния ночного неба. Теряясь в черно-фиолетовом мареве, под грудой косматых туч, среди вездесущей гари, Вечная Флоэтт понимает: в столице электрических огней давно не бывало такой темноты. Только внизу тускло пульсирует темно-рубиновая паутина, сотканная из широких улиц и мелких переулков, заполненных сгрудившимися, проникшими всюду, как нити мицелия, исполинскими лианами. Ползучие черные растения опутывают каркасы разрушенных зданий, мосты и поломанные деревья с осыпавшейся листвой, как удушающая повилика, а вездесущий, непрекращающийся ни на миг глухой треск разрастающейся древесины постепенно становится безразличным фоном. То тут, то там еще тлеют следы с трудом погашенных пожаров. Редкие желтые окна госпиталей и покецентров, обеспеченных резервными источниками электропитания, кажутся редкими звездами, утопающими в темном газопылевом теле бескрайней туманности. Все, кроме площади, опустев, затихает. Это главная сцена с исчезнувшими декорациями — остается только тяжелый черно-красный бархат тьмы, разбросанной вокруг засевшего на башне яростного дракона.       В самом сердце действия, на смотровой площадке, встав на одно колено, Лисандр непреклонно принимает потерю.       — Мы не остановимся, — обещает он пайрору, убирая в карман уменьшенный покебол, поднимается и, как и прежде, горделиво прямо держит спину и расправляет плечи. Его сосредоточенное лицо — камень. Гьярадос, бешено тараща налитые кровью влажные глаза, ревет во все горло, точно соглашаясь с его словами.       — Лунный Взрыв, — картинно разведя руками, произносит Дианта, и голос ее звучит тихо, приглушенный едва уловимым сожалением. Левитируя над площадкой, гардевуар повторяет ее жест и взвывает, точно запевает арию, когда ее тело окутывает мягкий свет, идущий словно из ее сердца. Ее энергия сплетается в сияющие нити, в клубок розового, раскрывающегося бутоном света, звенящего, как хрусталь. Лисандр не медлит с ответным ходом.       — Гиперлуч! — кричит он, и широкий, рубящий взмах руки сопровождает его жесткий приказ.       Гьярадос изливает из зубастой пасти направленный черно-пунцовый вихрь энергии. Темный луч, закручивающийся в пробивной бур, ширится и сталкивается с Лунным Взрывом. Встречу двух атак сопровождает оглушительный грохот, сотрясающий воздух, гардевуар вынуждена упорхнуть вверх. Ее маневр не ускользает от бешеного взгляда гьярадоса, и он взлетает выше, а Гиперлуч не иссякает — витки темной спирали, в которую собралась его разрушительная сила, загораются добела. Его атаку едва можно сдержать — скрестившая руки перед грудью гардевуар до дрожи напряжена, ревущий вихрь едва не прибивает ее к бетону, но она все еще способна выстоять.       — Продолжай! — просит Дианта.       И гардевуар вновь простирает руки к небу, с надрывным пением собирая энергию для повторного Лунного Взрыва. Смертоносно-прекрасная роза распускается перед ней и быстро плывет к противнику, чтобы поймать его, словно расставленная сеть.       — Каменное Острие!       Гьярадос громобойным рыком вызывает гигантские антрацитовые, отливающие сталью каменные колья. Они заставляют сорваться с места гардевуар и замедляют ее атаку.       — Хватай ее, сейчас! — требует Лисандр, порывистым жестом подсказывая обход справа.       Изогнув массивное тело, гьярадос поразительно юрко оплывает по воздуху частокол заостренных камней. Его крупная пасть смыкается вокруг гардевуар, удерживая ее тонкими и прочными, как иглы, полупрозрачными зубами. С безжалостным лицом Лисандр быстро опускает кулак, словно молот судьи перед оглашением приговора, и в следующее мгновение гьярадос свирепо швыряет гардевуар на последний, еще не исчезнувший камень. Она издает протяжный стон боли, тонкий и наполненный неестественной мелодичностью, пробирающей до болезненных мурашек. С испуганным вздохом Дианта подбегает к ней и опускается на колени. Ее раненый покемон стойко приподнимает голову и улыбается ей.       — Гарде! — предостерегающе выкрикивает Лисандр.       Он растерянно наблюдает за тем, как гардевуар медленно встает на шатающихся тонких ногах, и на силу может поверить в происходящее. Дианта смеряет его сдержанным взглядом, исполненным достоинства:       — Слишком рано для этого предупреждения.       — Значит, ты будешь продолжать, даже если дойдешь до предела, из последних сил, до черной дыры?! — вопрошает он срывающимся, нервным голосом.       Она все еще часто дышит — произошедшее с гардевуар заставляет ее не на шутку встревожится. Этот жестокий бой не имеет ничего общего с показательными выступлениями или соревнованиями, и его не остановят в критический момент арбитры Лиги. Но ее речь звучит плавно и в то же время непоколебимо:       — Я не отрекаюсь от своих слов, — проговаривает она, как мантру, — не стыжусь своих поступков, стремлюсь действовать честно и по справедливости и помнить об истинной силе своей воли — так научил меня гуру, чтобы я всегда и везде хранила в себе силы для защиты. Теперь, когда действительно пришло мое время защищать Калос, я твердо намерена любой ценой сделать это.       Лисандр сжимает кулаки в растущем напряжении. Он оглядывается, переминаясь на месте, едва сдерживая негодование.       — И что именно ты хочешь защищать в этом мире? — сорвавшись, восклицает он в отчаянии. — Завтрашний день, который хуже, чем сегодняшний?! На это ты потратишь свою бесценную жизнь? Но для этого мира завтра не наступит никогда, в следующий раз солнце взойдет над чем-то совершенно новым! — с последней мольбой о понимании он протягивает руку к Дианте: — Ты ведь хотела жить в переменах!       Она встает и пытается вглядеться в ночь, окрашенную цветом запекшейся крови, чтобы увидеть, как обезумевший Зигард продолжает нести в мир свою версию порядка. Над Люмиосом повсюду вздымаются и пляшут его упивающиеся смертью лозы, извиваясь, как танцующие под дудочку ядовитые змеи.       — Неужели ты думал, что я это имею в виду?! — разочарованно, тоном, взывающим к стыду, спрашивает Дианта и отступает. Качая головой, она спешит отдалиться, не прося ответа.       Лисандр озадаченно останавливается.       — Уже не важно, — нарочито холодно бросает он. — Правоту доказать может только победитель.       — Тогда лучше защищайся, — в твердой готовности к борьбе советует Дианта и прикасается кончиками пальцев к мега-камню на золотом кулоне. — Эксельсиор!       Вспышка мягкого света на миг превращает Башню Призма в маяк, окруженный непрозрачно-темным морем. Гардевуар разводит руки и запрокидывает голову в экзальтации. Ее окружают тонкие перекрещенные обручи синей энергии, которую она с криком вбирает в себя и изменяется. Красные гребни сверкают на ее узкой груди, словно открытое уязвимое сердце.       — Шар Тьмы! — тут же командует Дианта, чтобы не потерять время.       Обретя новые силы благодаря мега-форме, гардевуар реагирует быстро. Она неуловимо обрушивает атаку на гьярадоса. Тот не успевает увернуться, но, опустив голову, защищенную крепкими костными шипами, как шлемом, выдерживает несколько прямых попаданий подряд. Ей не требуется ни пауза, ни дополнительное указание, чтобы тут же снова метнуть в него цепь темно-фиолетовых сфер, сопровождаемых черными молниями. Лисандр спешит воспользоваться своим ходом и перебить ее атаку.       — Хвост Дракона! — едва выпалив, он, спохватившись, вскидывает руки и сжимает зубы в досадливом оскале. Но гьярадос, незамедлительно реагируя по первому слову, уже сворачивается для кувырка и выставляет вперед хвост, покрывшийся изумрудной броней. Он бросается навстречу гардевуар, отражает Шар Тьмы, непрошибаемо стоя до конца, но не наносит ей никакого урона в ответ. Лисандр, негодуя, следит за происходящим.       — Гиперлуч! — нетерпеливо приказывает он, едва сияние на хвосте гьярадоса начинает угасать.       Черно-пурпурный поток, закрученный в спираль, как смерч, вновь разрезает израненное небо, словно простершийся далеко над городом след от выстрела темно-красной сигнальной ракетой. Дианта махом головы велит гардевуар увернуться и уйти как можно дальше от разрушительного луча. Та отплывает по задымленному небу практически к самому краю и уже слышит, что требуется предпринять дальше:       — Лунный Взрыв!       — Каменное Острие! — тут же отвечает Лисандр, намереваясь продолжать бой жестко и рьяно.       Гьярадос взлетает выше и кровожадно ревет, нависая над гардевуар, — и тут же выросшие из грязно-серой бетонной почвы зубчатые скалы резко подкидывают ее в воздух, ударив в бок. Она вскрикивает, едва не оказавшись поднятой на каменные штыки. Боль от удара слепит ее, она шатается, теряя равновесие, едва сохраняя способность к левитации, потеря которой угрожает ей роковым падением либо с высоты башни, либо на черные, готовые разодрать ее тело камни. Утратив самообладание, Дианта жалостно кричит изо всех сил:       — Нет! Психокинез!       Ее голос помогает гардевуар прийти в себя, собрать силы и удержаться от падения. Она переносит себя на свободный участок площадки и, приземлившись, останавливается, пытаясь отдышаться. Огромный гьярадос по-прежнему высоко парит в небе над ней, раскинув серебристые плавники, как крылья. Лисандр поднимает руку и беспощадно оглашает следующий ход:       — Испепеление!       Разинув чудовищную пасть как можно шире, дышащий пламенем покемон начинает вертеть головой, формируя под своим телом крупную огненную сферу. Она разрастается, опускаясь все ниже, будто прогибающийся пылающий потолок в объятом пожаром здании. Гардевуар беспокойно переглядывается с тренером. Глаза Дианты все еще нервозно блестят.       — Психокинез, — быстро говорит она, и, услышав ее, Лисандр теряет бесстрастие, тревожно усмехается и, чуть наклонившись вперед, нетерпеливо потрясает кулаками.       Огонь окружает гардевуар со всех сторон, и в его сухом потрескивании быстро тонет ее отчаянный крик. Кажется, раздавшееся море пламени бесследно поглощает ее. Сцепив руки в замок, будто в молитве, Дианта с содроганием сердца смотрит, как бушует огромный темно-оранжевый костер, и не предпринимает ничего. Она смирна и молчалива, как прекрасная, но траурная статуя с бесконечным страданием в глазах, а ее губы поджаты, чтобы не проронить ни звука, когда одно слово может положить конец страшному поединку. А пламя разгорается все сильнее. В центре огненного клубка его раскаленные языки становятся синими, и постепенно яркая, почти электрическая синева растекается по ним до самого края. Внезапно пламенеющий пласт резко взлетает вверх. Гардевуар стоит под ним, облаченная в невесомое платье, сотканное из голубых отблесков огня и света ее сосредоточенных глаз.       — Ах, да! — восклицает Дианта с облегчением, улыбаясь и едва сдерживая слезы радости.       Ее покемон, похоже, не имеет новых повреждений и сосредоточенно продолжает применять телекинез. Лисандр невольно отступает на шаг, затаив дыхание в изумлении и промедлив с новой командой, словно рискованный выбор, сделанный Диантой, лишает его дара речи. Гардевуар не сдвигается с места. Она максимально концентрирует психическую энергию и, распевно прокричав, отталкивает от себя плотный тяжелый полог, сплетенный из огня. Ей удается не просто сдержать атаку, а рывком перенаправить ее в самого гьярадоса, опаляя его плавники и заставляя его взрычать от боли. Он судорожно извивается, теряя высоту и силясь уйти от преследующей его угрозы. Взгляд Дианты ликующе горит, Лисандр нервно потирает бороду, готовясь выбрать ответную меру. Но в один миг внимание тренеров ускользает от битвы.       Яркий зеленый огонек загорается в небе над площадью и повисает в воздухе, ритмично мигая, озаряя плоские брюхи низких туч. Как со всех концов земли, тысячами стрел к нему летят желтовато-зеленые линии, объединяясь в единый мерцающий узор изменчивых лучей и перестраивающихся шестигранников. Сливаясь в насыщенной контрастным цветом вспышке, бесчисленные клетки формируют плоский длинный хвост, затем заостренный, как зубчатая корона, воротник и, наконец, голову и гибкое тело. Еще один Зигард, собравшийся в форму огромного дракона, воспаряет над центром города, словно черный воздушный змей, его хвост, опущенный вниз, извивается толстой зеленой лентой.       Внизу, среди возведенных застывшими лозами живых стен, Алиана с восторгом снимает бронзово-желтый визор, бросив сканирование местности, чтобы взглянуть на Зигарда собственными глазами.       — Сюда! Он здесь! — радостно зовет она за собой Бриони. — Второй Зигард!       Бриони подбегает ближе и несколькими выстрелами «Парализующего луча» увеличивает брешь в бордовой листве.       — Вероятность практически невероятная, но он появился, — сообщает она по внутренней связи, транслируя другим ученым изображение с темно-зеленых смарт-очков. — Все так, как и предполагал Лисандр.       — Скоро все пойдет по плану гораздо быстрее! — смеясь, торжествует Алиана. — Сейчас доктор устроит настоящее веселье!       Бриони опускает оружие, которое повисает на портупее, и выбирает из волос, щедро обработанных стайлингом и изумрудным тонирующим спреем, несколько запутавшихся красных листьев и щепок темной коры. Внезапно она резко оборачивается и замирает, заметив боковым зрением подозрительное движение около служебного входа в Башню Призма. Убедившись, что ей не показалось, она бесшумно отступает на шаг за дебелый ствол крупной лианы и дергает напарницу за рукав. Алиана, увидев, как Бриони, глядя на нее, прикладывает ладонь ко лбу козырьком и кивает в направлении башни, молча надевает визор, проверяет настройки ночного видения и кладет палец на спуск нацеленного вперед ружья.       — Ни с места! — приказывает она двум засеченным лазутчикам, первой выступив из тени.       Бриони следует за ней. Перед ними, с покровительственным выражением одолжения поднимая руки, стоит Мальва, а рядом с ней, оторопев, нерешительно поднимает открытые ладони Клемонт.       — Убирайтесь по-хорошему, — строго предупреждает Бриони, махнув в сторону черно-бордовым стволом.       — Не так быстро, — нахальным тоном возражает ей Мальва и переводит взгляд на Клемонта.       — Вообще-то, — сглотнув, начинает говорить он, и голос его крепнет с каждым словом, — электрический стадион мой. И я имею право здесь находиться.       Алиана, слушая его, надменно смеется.       — Ой, умоляю, — качая головой, презрительно бросает она.       Клемонт напряженно дышит, но, чуть склонив голову вперед, сдвигает брови.       — Если вы хотите оспорить мое право, — произносит он, демонстрируя всю имеющуюся решительность, — давайте решим это по-честному, битвой.       — Как вам? — поддерживает его Мальва. — Два на два. Сейчас мы достанем покеболы, без резких движений, так что не нервничайте.       Переглянувшись и обменявшись короткими кивками, ученые из команды «Пламя» не останавливают их, но и ни на миг не спускают с них глаз. Клемонт, осторожно сняв рюкзак и открыв его так, чтобы было видно, что он возьмет, выбирает один покебол. Бриони хмуро наблюдает за Мальвой. Та медленно и долго роется в кармане, словно не может что-то найти.       — По одному покемону! — требует Бриони. Она не повышает холодного голоса, но ее размеренная речь звучит жестко и недовольно. — Мы не намерены тратить на вас много времени, — нехотя добавляет она, словно каждое ее слово имеет высокую цену.       — Да ладно! — вновь иронизирует Алиана. — Маленький тренер хочет отстоять права по-взрослому — разве это не мило? — усмехнувшись, она снимает с пояса покебол и бросает его вперед: — Драддигон, Темный Пульс!       Ей отвечает Мальва, выпустив хаундума. Фиолетовая энергия хаотичными кольцами устремляется вперед из красной пасти летящего темно-лазурного дракона, но крупный, слегка приземистый рогатый пес мгновенно отражает эту атаку потоком огня. В это время Бриони также подбрасывает покебол и присоединяется к битве:       — Лайпард, Коготь Тьмы!       Стройный покемон с лоснящейся лиловой шерстью, украшенной золотистыми отметинами, грациозным прыжком оказывается на толстой ветке, простершейся над импровизированным полем боя, густо устланным кривыми узловатыми корнями и опавшей рдяной листвой. Его лапы темнеют, от них исходит фиолетовое свечение, он готовится напасть на хаундума, когда Клемонт выпускает люксрея:       — Дикий Разряд!       Встряхнув угольной гривой, его люксрей посылает мощную молнию в лайпарда, однако тот уворачивается, несколькими быстрыми и гибкими прыжками обойдя угрозу. Ученые тут же возобновляют нападение:       — Коготь Тьмы!       — Коготь Дракона!       Лайпард вновь бросается в сторону люксрея, пытаясь обойти его и ранить в живот или в бока. Когти драддигона удлиняются и загораются зеленым огнем, когда он выступает против хаундума.       — Дикий Разряд! — снова командует Клемонт. Люксрей гулко рычит, напрягая мускулы немного коренастого, крепко сбитого тела, которое сплошь переливается искрами электричества. Его окутывают бьющие во все стороны бледно-желтые молнии, и одним крутым разворотом он в прыжке сбивает с ног обоих противников.       Бой прерывается, когда вдруг все видимое пространство застилает огромная давящая тень. Задрав головы, противники видят, как вверху угрожающе плывет совершенно черное чудовище. Воспаленно-красные огни испускающими свет ранами появляются по всему его телу. Густо разветвленные, застывшие лозы, со всех сторон окружающие Алиану, Бриони, Мальву и Клемонта с их покемонами, бросившими сражаться, дрожат, будто пытаются вытянуться вверх, с жалобным шелестом потрясая острыми листьями. Яростный Зигард проходит очень низко над головами людей и перемещается на центр площади перед Башней Призма.       Зеленый Зигард также спускается на землю, и два легендарных дракона почти зеркальными отражениями застывают друг напротив друга среди корней, которые черными сетями затянули все здания вокруг площади. Члены команды «Пламя» перегруппировываются и стекаются к башне. Бойцы Группы вмешательства Полиции Калоса, доложив руководству о двух Зигардах, отступают. Они уводят рядовых, которых им удалось арестовать — один из них, парень с усами, выкрашенными в ярко-оранжевый цвет, громко, срывая голос, запевает песню «Не сожалею я ни о чем». Другие рядовые, закованные в наручники, тут же ее подхватывают, чем нарываются на удары, но лишь немногих из них это заставляет замолчать.       Зеленый Зигард потрясает хвостом, стоя, как эрбок, в кольце зеленого света, и нападает на красного. Он ударяет яростного Зигарда в грудь с огромной скоростью, сшибает его, сносит его телом здания к востоку от Башни Призма и ломает лозы по всей длине одной из широких улиц. Алый Зигард, вывернувшись, воспаряет над руинами и разевает пасть, готовясь к ответной атаке.       А возобновленный бой у служебного входа, под пологом темно-красных листьев стремительно близится к финалу. Сжав в кулаке кулон, который едва удалось достать незаметно, воспользовавшись появлением Зигарда, Мальва дает хаундуму команду к мега-эволюции.       — Стоп! — наставляет на нее оружие Алиана, шагнув вперед. — Кто-то решил незаметно повысить свои шансы?!       Бриони делает то же самое. Мальва, высокая и худая, и оттого похожая на змею, гипнотизирующую жертву, поочередно сверлит их презрительным взглядом поверх очков.       — Кажется, вы тоже не гнушаетесь средств, чтобы доминировать? Так почему бы мне не сжечь вас на месте, если вы сделаете еще хоть шаг?       — Ну ты и скотина, — шипит на нее Бриони. Алиана отступает, но не опускает «Парализующий луч», а лишь нацеливает его в противоположную от Мальвы сторону.       — Бросай кулон! — зло усмехается она. — Иначе не только тебе будет очень больно!       Глаза Клемонта округляются. Ствол странного массивного ружья указывает прямо на него.       — Дикий Разряд! — несмотря на шок, успевает выкрикнуть он.       Люксрей грозно выпрыгивает вперед и заслоняет собой тренера, густо разметав перед собой позолоченный свет молний. С коротким оборвавшимся вскриком Алиана роняет оружие. Ее тело скорчивается от беспорядочных отрывистых движений, колени вздрагивают, и в одно мгновение она валится с ног, то ли оступившись, то ли сильно ударившись головой о крупную ветку. Бриони, пытаясь отреагировать, тоже оказывается в зоне поражения и падает ничком, сцепив зубы, в скручивающих судорогах, которые быстро и резко прекращаются. Клемонт подбегает ближе, чтобы убедиться: противники лежат без чувств, но едва заметно дышат. Он замечает на их телах метки тока, похожие на обугленные резаные раны на ногах и руках. Люксрей пятится в сторону и устало ложится на бок.       Тем временем хаундум, неукротимый в мега-форме, переполненный жаром, раскаляющим докрасна его когти и подстегивающим его к агрессии назойливой внутренней болью, добивает покемонов, выпущенных Алианой и Бриони.       — Как два пальца! — задиристо наклонившись вперед, Мальва щелкает пальцами и издевательски ухмыляется.       Клемонт вздрогнувшей рукой снимает очки и трет глаза. Он бледнеет, на его лбу и над перепуганно приоткрытым ртом мелкими каплями блестит пот. Мальва, стоя рядом, может отчетливо слышать его участившееся шумное дыхание.       — А ты довольно мерзкий мальчишка, — шутливо удивляется она. — Так ведь можно и убить.       — Они вынудили, они наставили… — ошарашенно и совестливо пытается ответить он, мотая головой. Она подходит ближе и встряхивает его за плечи:       — Ладно тебе, Мальва шутит. Они — террористы, это — самооборона! Где твой технический тоннель?       — Наверху, — Клемонт выдыхает, обтирает рукавом лоб и надевает очки. — Он замаскирован.       Мальва улыбается ему и пожимает плечами.       — Значит, полезли, пока за этими стремными лианами нас не видят рядовые, — она шагает к башне, присматривая наиболее надежную ветку, по которой можно будет начать взбираться наверх.       А посреди площади два Зигарда отчаянно, безжалостно продолжают свое сражение. Что им до людей, беспокойно снующих по площади под покровом лоз, словно рыжие муравьи среди бордово-черной травы? Что им до Вечной Флоэтт, чудом вернувшейся к жизни, но неспособной никакими чудесными силами изменить хоть что-то? Если бы легенды оставались лишь легендами…       Но Лисандр годами оставался тверд в своем намерении призвать эту чудовищную легенду. Ученые команды «Пламя» предпринимали активные шаги к этой цели с начала года. В апреле была организована серия полевых исследований с клетками Зигарда, начатая в лесах провинции Кумарин, но тогда все лозы Зигарда погибли, а за ними начал умирать и лес. Среди причин были и поджоги — лозы выделяли яд в ответ на попытку их уничтожить. Дикие покемоны массово кинулись из чащи лесов в деревни и города, там был настоящий хаос. Потому для следующего испытания потребовалась изолированная и безлюдная местность: Лисандр распорядился, что это будет остров Мега у берегов Шалура. Ксеросик высоко оценил результаты проведенного там теста, несмотря на повреждение оборудования, однако опыт неожиданно привлек слишком много ненужного внимания. Ночью с берега жители города видели купол зеленого света над островом, а утром заметили, что раскидистое старое дерево — достопримечательность, возраст которой приближался к тысяче лет — неестественно разрослось, и продолжало расти несколько часов, пока не обвило корнями весь каменистый клочок суши, а высокую скалу на берегу почти полностью закрыли его странно покрасневшие листья. Однако Целозия, Бриони, Мейбл и Алиана в ходе испытания на острове Мега впервые протестировали возможность сдерживания лиан с помощью «Парализующего луча». Это изобретение Ксеросика сработало весьма успешно, о чем он экспрессивно докладывал на очередном брифинге. Приняв в расчет все факторы, Лисандр решился снова проводить эксперимент, на этот раз в лесах Камфрира.       Все приготовления были завершены под утро. Влажный прохладный воздух был насыщен запахом трав и мокрой земли. Высоко на замшелых ветвях пихт, прячась среди густой хвои, задорно издавали первые рассветные трели флетчлинги. Мелкие желтые, красные и сиреневые цветы были рассыпаны в высокой, покрытой росой траве, как бисер. Команда сменила алую форму на расцветку лесного камуфляжа с красно-оранжевыми светоотражательными лентами, вшитыми на воротниках, карманах и по контуру символа «Пламени» на спине, а обычную обувь — на тренинговые ботинки. Рядовые носили под куртками футболки черного цвета, администраторы Юстус и Соня — белые. Все они собрались вокруг большой горизонтально вытянутой стеклянной капсулы с клетками Зигарда возле прототипа аппарата «М-Луч», с которым капсулу соединял толстый кабель с множеством перемычек. Выстрел энергии на острове Мега стал настолько мощным, что сорвал крепления пушки и разворотил кабели, и теперь аппарат приходилось наводить вручную и фиксировать тросами. Ксеросик спроектировал новое устройство, внеся необходимые модификации, но для новых запчастей требовались спецсплавы. Их было невозможно изготовить так быстро, а ученый настаивал на необходимости вложиться в график опытов несмотря ни на что. Пока рядовые затягивали тросы вокруг стволов массивных крепких деревьев, администраторы выгрузили из вертолета и доставили к месту сборки оборудования вертикальный цилиндр с прочным остеклением. Это был контейнер, в котором содержалось ядро Зигарда, и этот груз Лисандр всегда сопровождал лично. Босс команды «Пламя» пристально следил за подчиненными, вальяжно приглаживая как всегда идеально уложенную бороду.       — Итак, текущее положение устройства закреплено, — обернулся к нему и отчитался Юстус. — Мы подключили капсулу Объекта один. Все готово к началу теста.       — Ох, отлично! — живо воскликнул Ксеросик. Он подошел к горизонтальной капсуле и шутливо пригрозил пальцем расплывчатым зеленым клеткам: — Ведите себя хорошо!       Проверив на голографических дисплеях все показатели, он включил песню про подвиг трехсот мужчин, сражавшихся против многотысячной армии, и с гордостью занял свое место для управления аппаратом. Администратор Соня подозвала одного из рядовых, снаряженного мощной фотокамерой:       — Эжен, можешь начинать запись.       — Подача энергии пошла, — протянул Юстус, следя за графиками на дисплеях. Стеклянные капсулы загорелись слабым зеленым светом, диаграммы прерывисто заплясали.       — Усиление энергии Em, — отметила Соня.       Ксеросик сверился с приборами непосредственно на корпусе устройства:       — Подтверждаю. Уровень внутренней трансдукции в клетках стабилен?       — Пятьдесят процентов, док, — отчитался Юстус. — Как по Вашей формуле, плюс-минус два процента…       — Это все в пределах погрешности, — раздраженно оборвала его Соня.       — Меняем поток, — громким и сосредоточенным голосом предупредил Ксеросик. — Всем отойти назад! Пуск! — толпа рядовых отпрянула как можно дальше, ученый повернул рычаг, и ярко-зеленый луч прострелил лесную чащу, вспахивая устланную мхами и сухой ржавой хвоей землю. Команда замерла в молчании на несколько секунд, показавшихся долгими и напряженными. Потом что-то как будто прогремело, далеко и сухо, лишь отдаленно напомнив глубокие отзвуки, какими сопровождается приближение грозы. Ксеросик настроил смарт-очки на максимальное приближение и обратил взор вглубь леса. Он тут же неудержимо широко заулыбался, показывая зубы:       — Потрясающая реакция! Уму непостижимо!       Эжен, встав на колени и удерживая камеру направленной туда же, где находилась цель луча, пораженно молчал. Лисандр подошел к нему и потребовал показать запись.       — Сколько клеток, док? — спросил он Ксеросика.       — Десять! — воодушевленно воскликнул тот. — Плюс ядро. Всего десять, а результаты превосходят ожидания.       — Есть урон для Зигарда?       — Нет. Уровень клеточного истощения значительно снизился. Я уверен, наш эксперимент на этот раз завершился настоящим триумфом! Если сравнить с исходной силой разряда, то она на три пункта выше изначальных оценок. Он снова превысил все прогнозируемые показатели, — его голос поникнул, и он задумчиво потер пальцами виски, — что же мы не можем учесть?       Лисандр бегло усмехнулся.       — Возможно, стоит перевернуть свое мышление, доктор? — хмыкнув, предложил он. — Если дело не в том, что Вы чего-то не учли, а в том, что некая переменная в выведенных Вами формулах лишняя?       — Понял Вас, босс, — с жарким рвением подхватил Ксеросик. — Может, мы посчитали, что нечто воздействует на Зигарда, а на самом деле на его силу это не влияет! Конечно же, это необходимо проверить! Ох, очень надеюсь, что это не нарушит выставленные сроки, еще столько дел — все бы успеть…       — Я уверен, скоро мы сможем начать полномасштабную операцию, — спокойно и твердо заверил его Лисандр.       — Скоро прибудут наши девочки со своими отчетами, — добавил ученый. — Эжен, верно? — окликнул он рядового с фотокамерой наперевес. — Сделай снимки клеток и ядра Зигарда еще раз.       — Давайте я и Вас сфоткаю, док, — предложил парень, — чтобы в Вашей монографии все было красиво и стильно?       — У меня есть солидное фото, — отмахнулся Ксеросик.       — Солидное фото есть у любого ученого, такое, как печатают на задниках книжек, — принялся настаивать на своем Эжен. — Держу пари, на нем Вы сидите за столом, и за спиной у Вас шкаф с книгами. А это фото можно будет вставить в текст, здесь будет первый прототип аппарата, и так будет видно, что Вы не просто отсиживались в кабинете, а сами проводили все исследования.       — Тогда давай, — ученый быстро поправил воротник — он единственный носил под курткой привычную для себя оранжевую рубашку вместо цветной футболки, хоть и на этот раз без темно-красного галстука. Он встал ближе к своей экспериментальной машине, выпрямился и стеснительно убрал за спину левую руку, пряча старую татуировку с надписью «Peace Sells… but Who's Buying?». Эжен сделал несколько кадров, пересмотрел их и остался доволен.       — Читатели должны знать, док, что Ваша наука выглядит безумно круто, — с улыбкой сказал он, подняв большой палец.       Ксеросик беззвучно засмеялся:       — Ну, зачем вводить людей в заблуждение? Наука — это жестокая штука, парень, она требует такого порядка и дисциплины! А в первую очередь самодисциплины. Там надо быть маньяком, но в хорошем смысле. Ты сначала должен много чего изучить и усердно работать, доказать, что ты ученый, а уже потом предлагать что-то безумное и крутое — иначе сочтут, что ты просто выпендриваешься… А вообще, если ты хочешь, чтобы у тебя все было круто и стильно, лучше занимайся фотографией.       Его речь прервал рев двух квадроциклов, выпрыгнувших с извилистых лесных троп, как пара взбешенных райхорнов. Один из них вела Мейбл, за ее спиной сидела Алиана, прижимая к груди сумку с образцами. Другой вела Целозия, Бриони приобнимала ее сзади одной рукой, а другой придерживала переброшенный через плечо ремень фотокамеры. Все четверо ученых были облачены в лесной камуфляж и футболки, соответствующие цветам их галстуков, носимых с красно-оранжевой формой, а их черно-бордовые ружья попарно покоились на багажниках квадроциклов, завернутые в черный брезент и привязанные ремнями.       — Там настоящий фестиваль лиан! — торопливо нараспев сообщила Мейбл, как только они затормозили. — Доктор! «Парализующий луч» очень эффективен для их контроля.       — Еще бы! — торжествующе ответил Ксеросик, сияя гордой улыбкой. — Мое изобретение! Завтра мы будем там и сами на все внимательно посмотрим.       — Вы попали четко в намеченную плешь — идеально сработано, — с развязной улыбкой добавила Целозия. — Несколько зацепило лесопилку рядом, вот ведь досада, неправда ли?       — Да, мы же не могли стрелять возле предприятия, — развела руками Алиана, словно извиняясь, и тут же оптимистично усмехнулась: — Хотя коль мы работаем под Зигарда — так вышло даже реалистичнее! А первые образцы уже при нас, — она похлопала ладонью по сумке.       — Мы сошлись на том, что «лозы Зигарда» чувствуют себя отлично, — торжественно объявила Целозия. — По крайней мере, при нас они не собирались умирать.       — Они душат местные виды, — подперев кулаком подбородок, задумался Лисандр, — но продуцируют вдвое больше кислорода. У них нет причин быть отторгнутыми природой, верно? Думаю, на острове Мега и в Кумарине лозы погибли именно из-за отсутствия ядра.       — Время покажет, сработает ли присутствие ядра… — рассудил Ксеросик, сняв смарт-очки и повесив их на карман длинной куртки. — Пока новый аппарат не изготовлен, Объект один и клетки опасно ссаживать вместе. Оставьте их здесь, — скомандовал он рядовым, указав на стеклянные резервуары, — пусть постоят на солнце.       — Им должно быть хорошо, — тихо заметила Бриони. — Они рефлекторно пополнят содержание хлорофилла.       Эжен обошел со всех сторон вертикальную капсулу с ядром.       — Прошу прощения… — осторожно обратился он к руководству. — А можно ли как-то сфоткать его без стекла?       Лисандр, подумав, молча подошел к Объекту один и приложил ладонь к панели для разблокивровки.       — Дайте мне стерильные перчатки, — потребовал он, прежде чем нажать клавишу и убрать стекло, и строго предупредил Эжена: — Снимай на расстоянии, без вспышки, без резких движений, даже не дыши на него.       Он надел голубые нитриловые перчатки, быстро поданные одним из рядовых, и двумя руками поймал ядро, прижав его ко дну контейнера. Лисандр положил указательный и средний палец на голову Зигарда, а большим и безымянным прихватил ее по бокам, чтобы он не мог двигаться, а затем подхватил его снизу второй ладонью, зажав между пальцами гибкий и достаточно сильный хвост. Ядерная клетка запищала и тщетно попыталась дернуться. Все задействованные в эксперименте участники команды «Пламя» стеклись к аппарату, желая посмотреть, как их босс держал в руках легенду, почти бога. Они толпились вокруг него, заглядывая через плечи друг друга и перешептываясь, точно ребятня, увидевшая оживленного авроруса или тирантрума в лаборатории окаменелостей в Амбретте.       Когда Лисандр вернул ядро Зигарда в контейнер, ученые отпустили администраторов и рядовых в палаточный лагерь неподалеку, а сами остались в лесу, чтобы отметить завершение одного их важных этапов работы. Они поставили вокруг раскладного столика с какелоном кресла-шезлонги, открыли ярко-синие бутылки с пивом, сделали нарезки багета, овощей, грибов, ветчины и креветок для фондю. Утро становилось все теплее, усыпая пятнами солнечного света смешанный лес, еще не изобилующий листвой. Легкий запах дыма и древесной смолы приносил особую безмятежность. Ученые активно обсуждали завершенную работу и намеченные цели, обменивались воспоминаниями и шутили. Лисандр преимущественно молчал, произнеся несколько тостов, хотя его лицо выражало наслаждение, когда он совершенно расслабился, растянувшись в кресле и закинув ногу на ногу. Мечтательным взглядом он просматривал сообщения на голо-кастере и улыбался.       — Красота… — неожиданно тихо проговорил он и, заметив внимание коллег, тут же горячо добавил: — Как же нам повезло! Родиться здесь, жить, работать, — он сделал несколько крупных глотков калосского пива с мягким сладковатым ароматом.       — Это правда, — шепнула Бриони. — Хотелось бы сказать красиво, но, боюсь, мне не хватит слов.       — Когда слов не хватает, лучше спеть, — весело проронила Алиана, тряхнув головой. Золотистые блики солнца играли на ее коротких волосах, круглых серьгах и в светло-карих глазах.       — Можно, но для этого нужно распеться, — улыбнулась, вставая, Мейбл и откинула за плечи тонкие черные косы. — «Братец Якоб», — затянула она известный народный мотив, дирижируя тонкой двузубой вилочкой, — «Братец Якоб, Что ты спишь? В колокол звонили»…       — Колыбельная для Зигарда, — задумчиво сказала Бриони, оглядываясь на капсулы с клетками и ядром, оставленные под лучами ласкового восходящего солнца.       — Интересно, сейчас где-нибудь еще звонят в колокола? — полюбопытствовала Алиана.       — Еще как! — эмоционально ответил Ксеросик, поправляя прозрачные очки. — О, поверьте мне, существуют очень религиозные регионы, и это так не по-современному. Да, там много красивых костелов, которыми можно гордиться, но пусть они остаются историческими памятниками, органными залами. История ведь уже достаточно показала, что религия несостоятельна — ни в предотвращении зла, ни в попытках сделать человечество счастливее.       — Да, это могут сделать только ученые — такие, как мы, — Мейбл подняла бутылку, предлагая всем выпить.       Алиана любезно улыбнулась, встретившись взглядом с Ксеросиком:       — Все потому, что кто-то вдохновил нас стать учеными! Мы с Бриони и не ожидали, что док настолько поверит в нас, что познакомит нас с Лисандром, а он, как истинный визионер, в тот же вечер воодушевит нас побороться за прекрасное будущее, для нас…       — Как не вспомнить? Это было невероятно, — присоединилась к ней Бриони, ее спокойный взгляд морского цвета был выразительным и таким светлым, что казался несколько безумным, — серьезно, аргументированно, но и душевно почти так же, как сейчас.       — Эта встреча даже лучше — здесь нет Мальвы! — бросила Целозия с презрением. — Лучше бы эта сука тогда пошла на выставку покемонов ядовитого типа…       — Не выражайся, — невзначай попросила ее Бриони, кивнув в сторону Лисандра. Однако тот лишь рассмеялся, не поднимая головы:       — Все, вы ранили меня в самое больное место — в мои эстетические чувства.       — Серьезно, в ней же было больше яда, чем у любого из них — ее лицо отравляло атмосферу весь вечер, — продолжала саркастично восклицать Целозия.       Алиана и Мейбл также не погнушались отпустить нелестные комментарии в адрес Мальвы. Они переглянулись, ожидая, что их пристыдят за это, но Ксеросик промолчал, а Лисандр, казалось, думал о чем-то своем, пропуская мимо ушей их разговор.       — Идеально было бы, если бы вместо Мальвы с нами была другая женщина… — вдруг блаженно произнес он с хмельной улыбкой.       — Забирайте ее в Шалуре и везите сюда, — засмеялась Алиана.       — Пусть познакомится с вами и с Зигардом? — оживился он, словно на полном серьезе.       Ксеросик, услышав его, растерянно вздохнул.       — Ну, если ты так уверен, что она разделит наши планы, — ненавязчиво высказался он.       — Думаю, что да, — без колебаний ответил Лисандр, — ведь мои жизненные ценности она разделяет.       — О, это неплохо, но ведь не гарантия. Она все еще не знает? Когда ты планируешь…       — Ты хочешь тут сейчас обсудить мою личную жизнь? — неожиданно грозно перебил он ученого. — Ксеркс, мне это не нравится.       — Но ведь ты сам заговорил… Тогда мы можем ненадолго отойти? — попросил Ксеросик.       Лисандр встал. Он не скрывал нарастающего раздражения, его взгляд метал молнии, однако он не отказал другу. Они молча прошли по тропе, бурой от осыпавшейся хвои, через тесные ряды высоких стройных пихт и вышли к ручью на склоне холма, бегущему среди позеленевших валунов, сбитых в кучи поломанных ветвей и корявых старых корней. Ксеросик присел на камень и поставил на землю бутылку пива, которую захватил с собой. Он достал из кармана куртки так невовремя зазвонивший голо-кастер и быстро сбросил звонок. Лисандр стоял неподвижно, отвернувшись от него, величаво заложив руки за спину, и глядел в почти безоблачное небо.       — Дианта спросит про остров Мега, — потирая затылок и шею, начал объяснять ученый свою обеспокоенность. — Она проявляла интерес к этим «происшествиям», так ведь? Не из-за них ли она будет в Шалуре? Сандр, что ты ей скажешь?       — То, что и до этого говорил про Зигарда, — равнодушно ответил он, — постепенно добавляя больше информации. Я прекрасно понимаю, что не каждый пойдет на то, что мы собираемся сделать, учитывая, как это оценивается современным законодательством…       — Но это не только лишь противозаконно… — продолжил Ксеросик, но тут снова прозвучал звонок, который он был вынужден сбросить.       — Да! — развернувшись, воскликнул Лисандр. — И узнать об этом миру будет страшно! Нам всем страшно, видеть смерть — это хуже участь, чем умирать самому, ты можешь быть несогласен…       Голо-кастер снова навязчиво засигналил, не давая ему договорить.       — Мальва названивает… — виновато пояснил Ксеросик, пожав плечами, и отпил пива. — Ох, у меня нет сил на нее!       Лисандр взглянул на него серьезно и без осуждения.       — Думаешь, у нее что-то случилось? — предположил он.       — Случилось то, что мы собрались без нее, и ей срочно нужно излить грязь в виде скабрезных шуток о том, кто куда должен обмакивать свой багет… Но мне-то придется выслушать. Она же будет записывать меня, раз уж ты хочешь, чтобы я высказался о пожарах в провинции Кумарин.       — Конечно, — Лисандр вновь заговорил на повышенных тонах, не сдерживая эмоций, — потому что человеческая глупость не знает пределов — они понятия не имеют, что это за лианы, но пытаются их поджечь, не думая о возможных последствиях. Теперь же весь Кумаринский лес может погибнуть! И почему я уверен, что это их ничему не научит? Одна смутная надежда, что хотя бы к высказыванию всемирно известного доктора наук они прислушаются!       Ксеросик скептически цокнул языком и махнул рукой. Он сделал еще глоток и поставил бутылку у камней.       — Я придумаю, как донести мысль, не раскрывая реальных данных, — он снял кроссовки и носки и опустил ноги в воду холодного лесного ручья. — Я-то, в отличие от тебя, умею врать.       Лисандр снова отвернулся, поставив на камень ногу в высоком черном ботинке с красной шнуровкой и сложив за спиной руки.       — Я не вижу в этом никакого смысла! Все люди предпочитают, чтобы с ними были предельно откровенны, все хотят знать правду — может, в мягкой форме, дозированно, но правду. Они хотят понимать, что происходит, понимать друг друга — это важно, чтобы жить в единстве и взаимопомощи, и ложь этому никак не способствует!       — Я не предлагаю тебе врать, — отступил Ксеросик.       — Дианта понимает и поддерживает меня, и она сильная! — не ответив, продолжил он продавливать свое мнение. — Я постепенно приоткрываю ей истину, потому что планирую однажды показать ей полную картину. Время еще есть. Я ее к этому готовлю и не ввожу в заблуждения, не усложняю и не путаю ничего! И я считаю, что так и надо! — он оглянулся и посмотрел на друга, угрюмо выдохнув. — Молчи. Сам знаю, с каким огнем я играю.       Ученый сочувственно поднял брови и обеспокоенно покачал головой.       — Сандр, жизнь такова… — осторожно, мягко заговорил он. — Сегодня у тебя есть время, а завтра раз — и все, его нет! Ох, жаль, что ты не познакомился с ней раньше — тогда бы она была уже морально подготовленной, ну, гипотетически. Ты так давно ею восхищаешься, отчего не пробовал с нею связаться — тебе это было бы раз плюнуть?       — И быть одним из многих? — возмутился Лисандр так, словно ему предложили нечто самоубийственное. — А если бы она отказала мне?       — Прости, — развел руками Ксеросик. — Я просто переживаю… — признался он и протянул ему ладонь, словно предлагал мир.       — Я тоже, — Лисандр бегло улыбнулся и твердо пожал ему руку. — Это дело всей нашей жизни, это наша истинная миссия!       Он развернулся, собираясь идти обратно, и остановился, ожидая ученого, но тот не пошевелился.       — Я еще немного посижу здесь, — устало сказал Ксеросик.       — Как закончим здесь — я выгоню тебя в отпуск, и ты не станешь со мной спорить! — Лисандр с иронией пригрозил ему и ушел быстрыми шагами.       Тем же днем он прилетел в Шалур, где его уже ждала Дианта, вернувшись из Кумарина после встречи с Августином Сикамором. Она рассказала Лисандру, что пыталась обсудить с калосским профессором загадочные лианы, которые сделали безжизненными участок Кумаринского леса и остров Мега, однако Сикамор не смог дать ей никаких полезных сведений. Пытаясь не отчаиваться, Дианта сделала то, что могла — собрала детальные свидетельства очевидцев. Лисандр пообещал ей, что ученые его лабораторий также займутся собственным расследованием.       Они встретились на открытой площадке небольшого ресторана на побережье. Дианта была в облегающем черном костюме и сером пальто с воротником стойкой, ее остроносые полусапоги, пояс и сумка были табачного цвета, а завершали образ украшения из серебра и аквамаринов. От нее по-весеннему пахло цветами сирени. Стоя у перил и любуясь пейзажем, из-за ветра она сняла широкополую темную шляпу, и Лисандр не смог скрыть удивления:       — Ты закрасила седину?       — Все для роли, — ответила Дианта, — я готова и вовсе расстаться с волосами, если это будет того стоить.       Он обескураженно уставился на нее, но кивнул в знак согласия:       — Я, пожалуй, не смогу поспорить с тобой, роль Анны де Гарде того стоит!       Она облокотилась на перила и печально взглянула на остров-крепость, который асимметричной короной венчала Башня Мастерства. На время отлива обнажилась узкая тропа к острову, проложенная по песчаному дну между невысоких кочек, поросших сочно-зелеными водорослями, словно густой мягкой травой. У горизонта они сливались с лазурной рябью. Лисандр обеспокоился, видя настроение Дианты, он бегло осмотрелся и встал чуть ближе к ней, вместе с ней кинув взор в нежно-голубую даль.       — Большая честь и большая ответственность играть защитницу Калоса, — тихо сказала она. — Это вызов. Множество людей, которые привыкли видеть меня другой — кокетливой красоткой — говорят, что у меня не получится. Если я скажу, что не волнуюсь по этому поводу, это будет огромная ложь.       — Но я верю в тебя, моя красота! — пламенно возразил он ее сомнениям. Дианта взглянула ему в глаза и улыбнулась, учтиво, но откровенно притворно:       — Надеюсь, это не просто дежурная фраза.       — Да, я тоже восхищался твоими старыми ролями, — откровенно сказал Лисандр, — этим бесконечным шармом. Может, после сложного дебюта — а твоя первая роль сразу была в такой драме, рядом с актерами такой величины…       — И сначала режиссер забраковал всех кандидаток, включая меня, — заметила она.       — Вот! Но потом пригласил именно тебя, и ты справилась! — восхищенно напомнил он и продолжил: — А вот фильмы, что были после: все эти «жила-была очень милая и очень напуганная девушка, безымянная, как ее мяут» — это было проще, возможно, ты справлялась играючи. После этого настоящий вызов пугает. Но сейчас я помню, как ты об этом говорила, и это знакомо мне, — он ударил себя ладонью по груди. — Я ведь знаю, что такое мечтать. И что такое гореть. Это настоящая сила!       В ответ Дианта усмехнулась по-настоящему, не отводя распахнутого взгляда.       — Дай мне тебя обнять, — подняв руку, попросила она.       — Не вопрос, хочешь — обними, — Лисандр лукаво усмехнулся. — Ах да, я же высокий.       Он склонился к ней так, чтобы она могла дотянуться до его плеч.       — Всегда смотришь с высоты, но теплым взглядом, — нежно шепнула она. — Ты мое солнце!       Он глубоко вздохнул. Он не хотел отпускать ее.       Продолжив беседу уже за легким ужином, состоящим из утиного магре с пьяными грушами, камамбера, запеченного с медом и орехами, и сухим красным вином из категории Первых Гран Крю они еще раз обговорили тревожные инциденты с необъяснимым природным явлением.       — Еще одно появление было утром в лесах Камфрира, — рассказал Лисандр. — Мы займемся этим уже сегодня, так что я очень прошу тебя не беспокоиться. Тебе необходимо готовиться к продолжению съемок. К слову, где снимается «Корона Калоса», если это, конечно, не секрет?       — Несколько локаций — Шато Сражений, замок Шабоно, город Камфрир и окрестности, — свободно ответила Дианта. — Много материала уже отснято в провинции Ляверр и на плато Небель. Но здесь будут более сложные сцены.       — Значит, ближайшее время мы оба проведем в Камфрире, — задумчиво прищурившись, заключил Лисандр. — Мы с тобой сможем иногда убегать ото всех, — заговорщицки предложил он, — к природе, и будем одни под звездами — ну, не считая птиц, светлячков и стай белых вивийонов.       — О Ксерниас, — обрадовалась Дианта его соблазнительному предложению, — это же чудесно! Я уже жду, когда мы туда убежим.       Первый побег от цивилизации не заставил себя долго ждать. Подъезжая к намеченному месту тайной встречи, Дианта улыбнулась, едва заметив впереди безошибочно узнаваемую статную высокую фигуру Лисандра.       — Всего пара дней, но как же я скучала по нему! — прошептала она. — Его едва ли можно назвать красивым, но его ясные глаза прекрасны… О Ксерниас, да я хочу, чтобы он каждый день с таким взглядом говорил мне это: «Я знаю, что такое мечтать. И что такое гореть»!       Он встретил ее на краю леса, где над зеленью молодой травы, хвощей и мха поднималась сиреневая дымка цветов лесного цикламена, изобилующих терпким медовым ароматом. Подхватив Дианту на руки, Лисандр ненасытно целовал ее. Встреча пьянила их обоих не меньше, чем весенний воздух.       Неторопливо прогуливаясь в тени елей, пихт, дубов и каштанов, среди цветущих кустарников дикого шиповника и колючей сливы, они вышли на узкую, отрадно зеленеющую прогалину, перечеркнутую несколькими поваленными деревьями, стволы которых стали полностью изумрудно-зелеными и махровыми из-за обилия мхов. В молодой сочной траве пестрели желтые венерины башмачки, розово-белые маргаритки и синие звезды горечавки. Здесь они решили остановиться, чтобы выполнить просьбу Дианты: она хотела отрепетировать две сцены перед съемками. Она принесла с собой распечатанные тексты, чтобы Лисандр помог ей, зачитав реплики Оракула и дофина Сижизмона. Дианта по нескольку раз просматривала записи прогонок, сделанные на голо-кастере, пока не почувствовала, что добилась того, что представляла себе.       — Насколько я могу судить, моя красота, это была прекрасная работа, — поддержал ее Лисандр. Он сидел на возвышающемся толстом пне, как на троне, и старательно ровнял стопку исчерканных текстовыделителем бумаг.       — Ты круто мне помог, — Дианта крепко обняла его со спины. Он покосился на нее с усталой улыбкой:       — Лучший актер, с которым тебе приходилось работать?       Она не менее утомленно рассмеялась:       — Только после мяута!       Лисандр взял ее за руку, погладив ее предплечье.       — Может, сделаем фото как дофин и защитница Калоса? — предложил он.       — Сейчас, — Дианта аккуратно высвободилась из его объятий, — для этого мне нужен меч… — она принялась исследовать округу в поисках импровизированного реквизита и подобрала сухую длинную ветку тополя: — Этот не пойдет, он что-то кривой…       — Нет-нет, это фламберг! — воскликнул Лисандр и безудержно рассмеялся.       Подняв ветку тополя над головой, Дианта взглянула на него исподлобья:       — Рано смеешься. Я еще сделаю тебе корону.       Он положил ногу на ногу четверкой и, подперев кулаком подбородок, стал молча наблюдать за ее действиями. Немного повозившись, она сумела сложить венец из плюща с зубчатыми листьями и сухими прошлогодними ягодами.       — Это даже красиво, — продолжая веселиться, оценила она собственную работу, — как для икебаны. Как для короны Калоса это, конечно, позор.       — То есть то, что дофин выглядит, как егерь, тебя не смущает? — шутливо спросил он. Они переглянулись и расслабленно рассмеялись, приготовившись сделать абсолютно несерьезные фотографии.       После внеплановой репетиции Лисандр предложил Дианте забыть о работе. Он вынул из кармана покебол и выпустил гьярадоса. По одним лишь четким жестам тренера грозный пунцовый змей практически распластался на траве и покорно опустил голову. Лисандр предложил Дианте сесть впереди и держаться за серебряную пектораль, а после сам оседлал покемона, опершись спиной на твердый костный луч спинного плавника, и крепко обхватил спутницу за талию одной рукой. По команде «Водопад!», означавшей вовсе не атаку, гьярадос прытко, но не круто взмыл над лесом, устилавшим скалы ворсистым ковром цвета малахита. Внизу у излучины реки толпились деревянные шале с темно-бирюзовыми крышами, а выше лесных массивов с гор словно спустились пурпурные облака — все склоны были покрыты цветущими кустарниками рододендрона. В размеренном полете успокаивало ритмичное покачивание в такт дыханию огромного покемона. Иногда бодряще звучал шелест его плавников, которыми он хлопал себя по бокам, и выдохи, громкие, как шум фонтана, сопровождавшиеся резкими взмахами усами. Когда гьярадос поднялся еще выше, показались лысеющие горные вершины. Редкая и низкорослая трава собиралась в островки и отливала красновато-рыжим, а на самых пиках, словно чьей-то огромной невидимой рукой, были нагромождены беспорядочной насыпью острые серые каменные глыбы. Гьярадос обогнул грозную коническую возвышенность и нырнул вниз. По склону горы зеленовато-белоснежными шелковыми лентами струился водопад, искрящийся в свете щедрого полуденного солнца. Бурлящая вода ниспадала в глубокое каменистое ущелье, где голые темные скалы обступали небольшое бирюзовое озеро. Покемон опустился под зеленеющим склоном, по которому стлался рододендрон. Лисандр спрыгнул с его спины, подал руку Дианте и помог ей слезть, после чего широким жестом дал гьярадосу волю. Тот взметнулся и тут же нырнул под бисерные струи водопада.       Дианта завороженно осмотрелась, с немеркнущей улыбкой любуясь живописным тайным местом. Она сняла черную ветровку, постелила ее на камень и, присев, расстегнула полусапоги. Осознав ее замысел, Лисандр тут же подошел и стал перед ней на колено.       — Апрель не лучшее время, моя красота, — взволнованно предупредил ее он.       — День довольно теплый, — возразила она. — А это лучшее средство от усталости и стресса, — она положила ладонь ему на грудь и дернула молнию его камуфляжной куртки. — Присоединяйся!       Недовольно сощурив глаза, Лисандр мотнул головой:       — Я не очень люблю воду, особенно такую холодную.       — Я тебя согрею! — подмигнула ему Дианта. Она разложила на камне свитер и принялась медленно расстегивать бюстгальтер. — Если пара хочет искупаться нагишом — точно будет жарко.       Покорившись ей, он нехотя разделся и остановился у воды. Дианта с задорным вскриком зашла в озеро и тут же выпрыгнула из-под брызг водопада.       — И правда, слишком холодно! — обняв себя и подняв плечи, протараторила она.       Лисандр взял ее в охапку. Он схватил свою красную футболку, небрежно брошенную на камень, и укрыл ею Дианту, принимаясь растирать ее дрожащее тело. Держа ее у себя на коленях, он еще долго старался сильнее обнять ее, тер и целовал ее тонкие пальцы.       — «Я тебя согрею», а сама теперь замерзшая, — со смехом упрекнул он, массируя ей плечи и шею.       — На солнце уже хорошо… — тихо сказала она и, приподняв голову, иронично возмутилась: — Ты надо мной смеешься?!       Лисандр заулыбался еще сильнее, заведенный, но пока еще терпеливо жаждущий.       — Нет, я думаю, на солнце или под солнцем — как тебе больше нравится? — хрипло прошептал он, с дерзостью заглядывая в ее глаза.       — Ты покажешь мне мега-эволюцию красного гьярадоса? — беззастенчиво намекнула Дианта, недвусмысленно касаясь его теплого тела.       Залившись неровным румянцем, Лисандр попытался прочистить горло, но сорвался на громкий смех от смущения и невыносимого напряжения:       — Знаешь ли, это очень бесстыдно. Но очень игриво! — он пощекотал ее живот и неожиданно резко опустил руку ниже. Дианта в ответ пробежалась костяшками пальцев по его ребрам. Смех почти до слез, ласки рук, поцелуи то благоговейно-нежные, то глубоко чувственные — все сливалось в разгорающемся огне их тяги друг к другу. Нехотя прервав объятия, Лисандр поднял Дианту на руки, отошел от воды и остановился на прохладном ковре мягкого влажного сфагнума и нежных трав. Отпустив ее, он тут же склонился, пылко поцеловал сзади ее шею, практически приклонив колено, и прильнул к ее узким хрупким плечам. Дианта подалась назад, нетерпеливо хватаясь за его твердые руки и вожделенно прислоняясь к нему всем телом. Лисандр бросил футболку на траву и сел на нее, подогнув под себя слегка разведенные ноги, возле камней, на которых сложил одежду, деликатно, но настойчиво утаскивая Дианту за собой, удерживая ее за запястье. Отвечая на его телодвижения, она прогнулась в пояснице, прежде чем медленно опуститься на колени, напрягая точеные мышцы спины, а его ладонь уже змеей ползла по ее гладкой коже от ямок Венеры по ложбинке вдоль позвоночника. Лисандр привстал и обнял ее, лаская кончиками пальцев ее груди и легко прикасаясь носом к ее затылку и шее. Она горячо выдохнула, когда он подался ей навстречу, и ее ягодицы прижались к низу его живота. Он стал увеличивать темп, она запрокинула голову, дыша глубоко, с резкими вскриками, а когда его движения постепенно замедлились, поводила бедрами, играя с интенсивностью ощущений, пока не услышала хриплые стоны, прорывающиеся в его неспокойном дыхании. Он отпустил ее и расслабленно оперся спиной о камни. Остановившись, Дианта обернулась и плавно, потягиваясь, словно проснувшийся персиан, легла на грудь Лисандра, ловя его взгляд сияющими глазами:       — Мое солнце! Вот это настоящий мифический Эдем!       Он поймал ее в объятия и поцеловал торопливо и глубоко, неотрывно, распаляя ее и себя еще сильнее. Она вцепилась в его плечи, настойчиво снова и снова сливаясь с ним во влажных, фривольно-несдержанных поцелуях, но Лисандр отстранился и, высвободившись, навис над ней с пожирающим взором, и тогда она поддалась ему, храня молчание до последнего момента, когда стал только слаще неудержимый крик.       Приведя в норму дыхание после оргазма, Дианта вновь приласкала его. Она касалась его цепкими, массирующими движениями, будто оценивала крепость мышц его жилистого тела, жадно всматривалась в синеву его глаз, глубокую и нежную, напоминающую о каких-то лесных первоцветах, вдыхала хвойный запах воска, которым он укладывал бороду, погружала пальцы в яркие, как искры костра, волосы, однако не спешила с продолжением, словно пленила и намеренно долго дразнила его, прежде чем, наконец, опустить руку к его промежности. В этот момент она без тени смущения смотрела на его лицо и вновь увидела преступно сбежавшие по скулам слезы.       Дианта прилегла на траву и протянула ладонь к лицу Лисандра. Он понял все, лишь заметив краем глаза ее жест, а потому перехватил ее руку, чтобы оставить долгий поцелуй на ее запястье, и тут же отвернулся, сделав вид, что отвлекся, чтобы Дианта не смогла продолжить то, что намеревалась сделать. Он увидел около ее головы сломанный цветок лесного цикламена. Подобрав его, Лисандр, как в искушении, вновь посмотрел на нее, поразительно изящную, истинную «Лежащую обнаженную», с томным и бездонным, открытым всему миру взглядом Ксерниаса и несколько ребяческими ямочками на щеках. Он взял и осторожно поместил красновато-лиловый цветок между ее сведенных ног так, чтобы лепестки касались гладкой кожи лобка с тонкой полоской волос.       — Природа здесь восхитительна, — проговорил он бегло и взволнованно.       — Где бы еще ты посмотрел на такую картину, — утопая в неге, улыбнулась Дианта. — Как же здорово так убежать!       Лисандр присел возле нее и задумчиво поднял взор куда-то на утопающие в цвету склоны гор.       — Что ты думаешь о детях? — внезапно спросил он.       — О подрастающем поколении? — уточнила она. — Или мой дофин намекает, что хочет наследника?       — Нет, я не имел в виду конкретные планы, хотя… — он замялся и опустил голову в печали. — Мы вместе и ведь верим, что так будет и дальше? У меня есть цели, и планы, реальные проекты, чтобы помочь миру, сделать его лучше, но вдруг эти изменения наступят в перспективе столь долгосрочной, что жизни одного поколения не хватит? Знаешь ли, будет жестоко обрекать кого-то прожить жизнь в бесконечном ожидании перемен, и ради чего? Только чтобы сохранить фамилию Флер?       Дианта озадаченно вздохнула, но, помолчав, ответила:       — С такой мотивацией, конечно, не стоит приводить в мир наследников — это можно делать лишь тогда, когда чувствуешь любовь, в избытке, так, что готов делиться ею безвозмездно. Если ты пытаешься сказать, что не хочешь детей, можешь озвучить это прямо. Мы из-за этого не расстанемся.       Лисандр оглянулся на нее, удивленно вскинув брови:       — И ты бы не спросила, почему так?       — О да, откровенность — это важно, — плавно кивнула она. — Но, признаться, это было как снег на голову. Когда и вокруг, и на душе почти лето. Боюсь, Лисандр, я порой тебя не понимаю…       — Так ведь из-за чего мы приехали в провинцию Камфрир? — воскликнул он досадливо и развел руками. — Со временем эти лианы станут частью природы, да-да, нормальной и привычной ее частью. Но с каким временем? И, к тому же, есть пророчество Олимпии…       — Все меняется, — прервала его Дианта. — Это не та тема, которую можно обсудить однажды и однозначно что-то решить. Посмотрим на результаты ваших исследований, на реализацию твоего проекта…       Смиренно вздохнув, он сильно потер ладонями лицо и прилег рядом с ней, сложив руки на груди.       — Почему люди воображают конец мира ярче, чем счастливое будущее? Не потому ли, что одно неизбежно на пути к другому? Я знаю лишь одну утопию, эту книгу подарил мне Ксеркс еще в лицейские годы. Она рассказывает о могучем равном обществе сильных, здоровых и умных людей, но даже там — какова была цена? Сколько ошибок, сколько гекатомб на алтари природы и истории, сколько веков… И все почему? Знаешь ли, человечеству свойственно сопротивляться даже самым очевидным благам. И ради общего блага уместно сломать это сопротивление, любой ценой, а для того, чтобы добиться этого, необходимо стать безжалостным, — он на миг скривился, словно испытал боль, которую едва мог вынести. — Жалость вредна, но я… не хотел бы так! Я хочу, чтобы мир был прекрасен уже сейчас. Дианта… Разве мы не заслуживаем?       Улыбка блаженства испарилась с ее лица, пока она прислушивалась к тяжелым словам Лисандра. Обеспокоенно вздыхая, она села и погладила его по растрепанным волосам:       — Но ведь Калос прекрасен…       — Несомненно! — тут же отрезал он, уверенно и приподнято. — И я искренне счастлив, что родился в Калосе — его красота, его богатство, его благополучие сделали меня щедрым, не озлобленным, искренним. Но если бы весь мир был таким, во мне не рождалось бы жалости. И всех этих мучительных терзаний.       — Разве это слабость или порок, а не признак великодушия? — участливым мягким полушепотом возразила Дианта. — Важнее всего намерение. Доброе намерение, идущее от сердца.       Но Лисандр только сник, уставившись в одну точку, и она бессильно умолкла.       — Тут есть разница, — хмурясь и потирая кулаком лоб, заявил он. — Вспомнить хотя бы мою стажировку: чуть ли не в первый же день я спасал скиддо, который уже несколько суток провел на голой скале — неизвестно, как он туда попал, но он не мог выбраться. Я его вытащил, доставил в реабилитационный центр, а в итоге там его усыпили. Обследование показало, что старая инфекция разрушила его копыто так, что он никогда не смог бы нормально бегать и, тем более, сражаться за свою жизнь.       — Тяжелое решение, — сказала Дианта с грустью в тихом голосе. — Даже слышать это очень печально.       — И это было первое, но не единственное такое решение. Поддавшись жалости, конечно же, мы бы сохранили ему жизнь, но это в целом была бы уже не жизнь, а постоянные мучения. И мы поступили из сострадания. Вот почему я бросал себе такие вызовы, жизненные испытания, которые должны были быть суровыми. Жалость исходит из малодушия, из неспособности пережить ужас. Подлинное сострадание требует решительных поступков, требует мужества, — он вздохнул полной грудью и покачал головой. — Все наши миссии теперь… они словно балансируют на грани. И я не могу быть уверен: сострадание ли это или всего лишь мягкотелая жалость!       Дианта смотрела на Лисандра в нерешительном молчании.       — Да уж, ты интересный человек, мое солнце, — проговорила она, чтобы только разорвать невольную паузу. — Буду честной, мне показалось, что тебя иногда захватывают такие переживания, что я просто не знаю, что и сказать… — созналась она и робко вздохнула.       Она приложила ладонь к его лбу, несколько раз расчесала пальцами его волосы, глядя на него расфокусированным взглядом в незримом внутреннем поиске ответа. А его оцепенелый взор не выражал ничего, кроме потерянности.       — На самом деле, сила чувств — как раз то, что помогает в такие моменты, — наконец произнесла она, склонившись над ним, — это мудрость, которой научил меня Гуркинн. Знаешь, мне с детства казалось, что у меня есть цель в жизни — каждые свои каникулы я проводила или в театральном лагере, или в летнем лагере покемонов, мне нравилось шаг за шагом идти к мечтам, все выше и выше… Но тренировки с гардевуар под руководством Олимпии дали мне почувствовать, как мелочно желание просто становиться лучше и показывать себя — даже если это делает других счастливыми, как ты об этом говоришь. Гардевуар придала смысл моим мечтам, поделившись со мной своим желанием кого-то защищать — вот в чем я могла по-настоящему вырасти и заслужить ее уважение. Я знала, что перерыв повредит моей актерской карьере, но твердо решила пройти сначала все испытания в Шато Сражений, а потом и в Башне Мастерства: взрастить в себе силы для защиты стало для меня более важной целью, чем успех кинозвезды. Но я не всегда была столь уверенной, и сперва мне было страшно, получая титул, дать серьезную клятву мсье Тернеру — вдруг перед лицом реальной опасности мне не хватит духу ее исполнить? Мне помогло мое имя — его тогда уже знал мир, и я не могла позволить себе отступить на глазах у всего мира. А потом в Башне Мастерства Мастер Гуркинн просил меня быть искренней как в своих намерениях, так и в своих сомнениях, отвечать за свои слова и следовать воле сердца… И он посчитал меня достойной, вопреки моим опасениям. Теперь каждый раз, когда у меня появляется страх, что я не смогу помочь Калосу, я повторяю себе клятвы, данные в Шато Сражений перед получением титулов и гуру во время церемонии посвящения. Это помогает не забывать, кто я, и доверять чувствам, которые заставляют не оставаться в стороне, а действовать. Думаю, каждый человек порой сомневается в себе. Но ты ясно знаешь, чего хочешь, не только ради себя, так что, я уверена, что ты так же хорошо знаешь, что делаешь, — она добродушно улыбнулась и крепко взяла его за плечо. — Да, после местных катастроф будущее начинает пугать. Но мы объединим наши усилия, чтобы по возможности защитить регион — вдруг это касается всего Калоса, а не только лишь нескольких провинций. Чемпионство никогда не было и не будет для меня просто титулом.       — Я никогда не сомневался в этом! — вновь включившись в разговор, согласился Лисандр. — Это доказательство силы, которой важно правильно распорядиться. И ты права: перед лицом мира мы не имеем права спасовать. Мы должны использовать во благо наши возможности, которые обрели своим трудом — мы стремились к ним ради этого.       Дианта наклонилась еще ниже и нежно поцеловала горбинку его носа. Он бегло усмехнулся ей в ответ. Похлопав его по плечу, она плавно подняла к небу серьезный взгляд и, погрузившись в мысли, обхватила руками колени.       — Меня тоже беспокоит один вопрос, — призналась она. — Ты столько всего изучал — неужели не можешь предположить, что происходит? Я не могу поверить, что у вас нет гипотезы.       — Есть, конечно, — выговорил Лисандр низким и нерешительным голосом, — но она может показаться фантастической, — он поднялся, чтобы сесть напротив Дианты, положил ладонь ей на ногу, нежно поглаживая ее колено, встретился с ней взглядом и продолжил: — Эти лианы… Не классифицируются ни как один известный науке вид, растут невероятно быстро и приносят разрушения — чем-то похоже на прием Семя Лианы, верно? Но если, допустим, некие экологические террористы соберут хоть сотню травяных покемонов — сильных, тренированных — они все равно никогда не выжмут из них атаку, похожую на эту, такого масштаба. Есть только один калосский покемон, который был способен на такое, если верить легендам. В древности люди называли его способность «Яростью Земли»…       — Это же… Зигард? — поняла она, проронив это так, словно сама не могла поверить сказанному. Лисандр пожал плечами и кивнул:       — Такое предположение. Но что у нас есть из фактов? Из легенд известно, что у Зигарда несколько форм, словно несколько частей, и что он защищает порядок. Как он видит этот порядок, могут ли его части понимать порядок каждая по-своему? — он заговорил более возбужденно, резко жестикулируя. — Могут ли они действовать автономно или даже конфликтовать друг с другом? Ивельталь его подери, да мы ничего о нем не знаем! Мы постоянно проводим исследования, пытаясь что-то узнать о Зигарде. Я буду держать тебя в курсе, все же это шанс превзойти впечатление от Рейквазы, — отшутился он непоследок, но Дианта оставалась невеселой.       Лисандр достал из кармана куртки голо-кастер и показал ей голограмму с формой Зигарда, похожей на четвероногое животное:       — Я не хотел говорить, но мы действительно его видели.       Она только приоткрыла рот, а ее глаза невольно округлились. В ошеломлении она пересмотрела голо-клип еще раз, пытаясь уследить за прыжками черного зверя и получше его рассмотреть.       — Почему же ты молчал?! — поразилась она.       — Дианта, прости, но я… опасался утечки информации, даже случайной. Это же легендарный покемон, почти бог! Сколько раз в истории случалось, что божественную силу пытался прибрать к рукам какой-нибудь человек с нечистыми помыслами. Я беспокоюсь за судьбу всей Земли.       Она подняла на него ясный, понимающий взгляд и вернула ему голо-кастер.       — Я осознаю это. Я даю торжественную клятву, что сохраню в тайне эту информацию, — Дианта положила руку на сердце и одарила Лисандра улыбкой: — Мой великодушный дофин!       Он поспешил страстно обнять ее, едва не повалив на землю. А теплый весенний ветер крепчал и приносил со склонов первые опавшие цветы рододендронов. Ранняя весна была обречена завершиться быстро.       Вечная Флоэтт помнит сотни тысяч умираний и воскрешений природы, помнит катастрофы, кровопролитные войны и восстановление, процветание, наступавшие после них. Но подобное бедствие разворачивается впервые за три тысячи лет — битва двух легендарных покемонов, чью силу можно назвать божественной, но только за ее разрушительность, за то, сколько смертных судеб калечит она каждый миг, пока продолжается их схватка. Яростный Зигард низко пролетает над израненным городом, зажигая несвоевременную багровую зарю: в воздухе свистят, разлетаясь фейерверком, красные заряды — его Тысяча Стрел. Воротник зеленого Зигарда быстро мигает огнями, словно стробоскоп, и все его тело вспыхивает, а Гнев Земли взрывом поднимает брусчатку и разломанные толстые ветви лоз, швыряя их навстречу алеющим колючим огням. Взрыв от столкновения атак прокатывается по Люмиосу. И огромные легендарные покемоны снова застывают в воинственных стойках друг напротив друга. За недолгой паузой снова следует бросок, исполненный люти. Сдержав атаку безумного собрата, обычный Зигард вновь окружает себя сферой искрящейся зеленой энергии — как раз за миг до того, как черно-красный змееголовый монстр кидается ему навстречу, норовя продолжать нападение при полном контакте. Они сталкиваются в небе с режущим слух ревом и электрическим треском потоков энергии, выпущенных в упор в тела друг друга, сплетаются в клубок, извиваются, дергаются, словно пара ониксов, сцепившихся в конфликте за территорию, и грузно приземляются на площади, взметая плотную волну черной пыли и бордовой листвы.       Наблюдая животную ярость тех, кого человечество называло богами, Дианта держится подальше от края площадки. Обессиленно прислоняясь спиной к раме люкарны, она трет пальцами лоб, как в тошнотворном приступе тупой головной боли, хочет закрыть глаза и вовсе отвернуться от сцепившихся Зигардов, но грохот их жестокого сражения вновь и вновь притягивает ее внимание, заставляя смотреть на то, что кажется невозможным. Она косится на Лисандра: он рядом, всего в шаге, и по-прежнему стоит гордо, будто он стопроцентно уверен в своем оборудовании и своей команде. Дианта не сможет узнать, не закрывает ли он глаза, продолжает ли наблюдать за всем, что происходит. Он не требует продолжить битву. Его губы плотно сжаты, а на лице ходят желваки.       — Похоже, мнение Зигарда не столь радикально и однозначно, — робко роняет она.       — Второй тоже скоро согласится с нашими выводами! — категорично и восторженно восклицает он в ответ. — Тогда он тоже станет красным от ярости. Закончим же бой скорее, у нас цейтнот!       В последней фразе, сказанной без иронии, звучит желчная злость. Он совершенно не спокоен.       Зеленый Зигард вырывается из захвата. Красный тут же выбрасывает новые лозы, как лассо, как сеть из канатов, длина которых в разы превышает высоту башни. Зеленой молнией соперник мчится по воздуху, спасаясь от них — свет рисует в небе размашистые экспрессивные линии, точно оставленные на холсте абстракционистом. Сплетенные в хлыст лианы поднимаются над городскими кварталами, как дебелый черный монстр. Красный Зигард выжидает у земли, среди корней, и зеленый, разглядев его, врезается в него на Экстремальной Скорости, полосуя его хвостом и подрубая гигантские стволы чудовищных черных растений, а затем быстро выпускает Тысячи Стрел, чтобы расстрелять их прежде, чем они упадут на дома.       Рядовые команды «Пламя» стекаются к бронемобилям. Пока два Зигарда снова выдерживают паузу, сверля друг друга белыми глазами, наступает вожделенное затишье, впервые после боев и отступления Группы вмешательства. Но усталые люди в алых костюмах не успевают почувствовать передышку. Мгновения тишины, как глоток воздуха для тонущего человека, даруют призрачную надежду и заканчиваются быстро. Безмолвие сменяет высокий металлический скрежет, от которого ноют зубы и сжимается сердце. Грубый лязгающий звук становится все ближе. Молодая женщина с короткими медно-красными волосами взбирается с бронемобиля на груду лиан и сквозь оптический прицел ружья вглядывается в темную даль.       — Ивельталь… Даблейды! — бледнея, вскрикивает она и спрыгивает с баррикады. — Это даблейды! И эджислэши.       Рядовые хаотично срываются с мест, бессистемно мечась, не зная, куда бежать. Одни озираются в панике, пытаясь понять, есть ли шанс где-то укрыться и спастись, другие только причитают, отрицая, что слышали ее слова, не желая мириться с реальностью, третьи пытаются заполучить трофейное оружие или покеболы с тирантрумами.       — Всем стоять! — командует Альберт — высокий администратор с мужественным лицом, аккуратной седеющей бородой и белыми волосами, подстриженными армейским андеркатом.       — Но там даблейды и эджислэши! — отчаянно кричит в ответ щуплый светловолосый юноша без пиджака, со свежей повязкой на левом предплечье. — А кого они сопровождают? Армию Калоса! Что мы противопоставим ей?!       — «Парализующий луч»! — отрезает Альберт. — Приказы неизменны. Как и говорил босс, убийство будет правом только Зигарда.       Его низкий бархатный голос на время заставляет всех прислушаться, но едва он умолкает, как нарастающий визг трущихся лезвий рассекает хрупкое самообладание команды «Пламя».       — Где они?! — озираясь, вопрошает раненый рядовой. — Что делать?!       Удар по лицу едва не сбивает его с ног, ослабевших от накатывающего ужаса. Отвесив крепкую пощечину, Альберт тут же успевает схватить его за воротник.       — Этого они и добиваются! — громко чеканит администратор. — Думаете, они покажут вам что-то более мощное, чем показало элитное антитеррористическое подразделение?! Соберитесь! Сейчас же!       Но над головами людей в позеленевшем небе свистят Тысячи Стрел. Рядовые в отчаянии открывают огонь по зеленому Зигарду — абсолютно бесполезно.       — «Пламя», говорит первый заместитель босса! — по внутренней связи объявляет Ксеросик. — Прекратить огонь! Не стреляйте в Зигарда!       Он умолкает, потирая сцепленными в замок руками шею и затылок. Администраторы Чалмерс и Юстус рядом сохраняют сосредоточенность на текущих задачах.       — Важный сигнал, док! — окликает главного ученого Чалмерс и указывает на один из голографических дисплеев. Ксеросик, спохватившись, срочно меняет канал связи.       — Перехват голо-клипа, босс! — нелепо высоким от волнения голосом резко уведомляет он Лисандра. — Олимпия объявила сбор, к нам могут пожаловать незваные гости.       Грубый голос Лисандра звучит, словно парадный марш:       — Какой бы ни была их сила, вы вооружены наукой. Никаких отступлений от плана! Группы блокирования и прикрытия были готовы к подобной помехе! Вы сами это знаете.       Ученый тяжело дышит, склонившись над панелью приборов:       — Мы потеряли связь с Алианой и Бриони, — признается он, — но я передам распоряжения администраторам. Все будет под контролем, да.       Собравшись с духом, он снова переключает канал:       — Целозия, Мейбл! Срочно узнайте, почему нет связи с Алианой и Бриони. Сведения доложите лично мне.       — Я в деле, док! — четко и решительно отвечает ему Целозия.       — Так точно, — присоединяется Мейбл, ее голос звучит тихо и потерянно.       Ученый оборачивается к пролому в стене стадиона, откуда просматривается почти вся площадь. Красный Зигард хватает зеленого — почти прямые черные лозы рвутся ввысь, словно поднимают его на копья, но он пытается защититься от них Гневом Земли. Башня Призма жалостно дрожит, пока волна землетрясения, вызванная его атакой, постепенно не проходит. И две легенды снова застывают, покачивая головами в накаленной битве взглядов. Внезапно они оба срываются с места и с Экстремальной Скоростью сталкиваются. Яростный Зигард снова выбрасывает корни так резко, как выпушенные в воздух ракеты, он опутывает ими собрата, сжимает до обездвиживания его упругое тело, лишь плоский светло-зеленый хвост вьется и трепещет в агональной судороге. Учащенно дыша, Ксеросик срочно настаивает и нацеливает «М-Луч» на зеленого Зигарда.       — Простите, секунду… Доктор, Вы уверены, что необходимо продолжить? — неожиданно испуганно спрашивает Юстус, отрывая его от исполнения задачи.       — Ах, истинная сила легендарных покемонов, — вновь подняв взгляд на чудовищную баталию, развернувшуюся на площади, странно приподнято отвечает Ксеросик, — выглядит ужасающе. Но чтобы она действительно изменила мир, этого еще недостаточно, — он переводит взгляд с лица Юстуса, скривленного в отвращении, на Чалмерса: — А что думаете Вы?       — Не вижу никаких проблем в данной ситуации, — пожимает широкими плечами Чалмерс, сложив руки за спиной и надменно скривив рот. — Я ни о чем не сожалею.       Юстус хватается за голову:       — Все эти дети в красном… Они еще дети! Они подавали надежды и сами надеялись. На это ли?! Умереть здесь, жестокой смертью, но зато в красивой форме! Мечта Лисандра нас погубит.       Ксеросик смеется и терпеливо кивает, позволяя ему высказаться.       — О, да, — отвечает ученый, чуть улыбнувшись. — Так же, как когда-то триста лучших мужчин вместе со своим царем в красном плаще отдали свои жизни у Теплых Ворот, — говорит он задумчиво и мечтательно, — на века став образцами, идеалом. Хорошие люди гибнут ради лучших. Они дают время, чтобы божественная сила завершила свое дело и уничтожила посредственность. Все идет по нашему плану.       — Но триста мужчин не победили! — дрожащим голосом в сердцах восклицает Юстус. — Их план оказался провальным.       — Это уже победа нашей науки! Мы — иммуномодулятор мира! И Зигард сделает свое дело, вопрос лишь в том, изменятся ли после этого люди. Я не безумен, чтобы верить в мечту о мгновенном изменении мира. Но я-то вижу перспективу. Если мир не услышит Лисандра, после того, что мы сделаем, всегда найдутся те, кто восхитится им не меньше, чем я, разделит его боль и повторит его пламенный перфоманс!       — О да, суицидальный перфоманс, — саркастично бросает администратор, — от безумного короля!       — Прикуси язык, Юстус! — рявкает на него Чалмерс.       Бросив на него косой, уязвленный взгляд, тот отступает. В нервном напряжении Юстус почти бегом, словно спасаясь от Чалмерса, обходит «М-Луч» и шепотом обращается к Ксеросику:       — У Вас есть семья, док? Кажется, Вы упоминали, что родители шли на большие жертвы, чтобы дать вам возможности стать тем, кто Вы есть сейчас. А где сейчас они? Вы предупредили их? Дали им возможность быть в безопасности?       — Я никогда и никому не раскрывал секретную информацию об операции «Ярость Земли», ни словами, ни действиями… — начинает отвечать тот, продолжая настраивать аппарат, но Юстус обрывает его:       — Вы не называете вещи своими именами. Вы бросили своих родных в смертельной опасности. Возможно, сейчас они все уже мертвы.       — О, Вы думаете, что можете сказать мне что-то новое о реальности смерти? — на миг подняв голову, с нервным смешком отмахивается ученый.       — Я думаю, что могу сказать Вам прямо о Вашей вине за эти смерти.       Чалмерс снова вышагивает навстречу Юстусу:       — Мы все здесь готовы на жертвы, — начинает строго диктовать он, — даже лучшими, даже собой, хотя доктор Ксеросик ведущий ученый и второй человек в команде после Лисандра! Ты знаешь, что здесь он тоже может погибнуть — и ты смеешь в чем-то упрекать его?! Или, может быть, самого босса, который сейчас стоит там, на самой вершине, на открытой площадке возле бьющихся Зигардов?! Мы шли на это осознанно, разве нет? Написать наш манифест на этой площади собственной кровью! Так стойте до конца, как эти «дети в красивой форме»!       Громкое дыхание Юстуса становится прерывистым, будто после продолжительных рыданий:       — Видимо, мы те, чья жизнь стоит меньше. Хоть вам и не нравится слышать это. Готовя наш план, вы знали, что к утру мы все здесь будем убиты?! Кроме Общества Меценатов, которые спасутся за пять миллионов.       — Их вступительные взносы не значат, что спасение можно купить, — возражает Чалмерс. — Я работал в IT- подразделении Лабораторий Лисандра с года основания нашей команды — думаете, у меня не было пяти миллионов? Или все же есть работа, которую кто-то должен сделать?!       Юстус срывает с себя очки, его нижняя губа трясется:       — Я «воевать за мир» не собираюсь! Разрушений достаточно! — он шагает к кабелям аппарата «М-Луч», но Чалмерс вырастает перед ним, как стена. Они останавливаются друг напротив друга — тощий, с боязливо ссутуленными плечами Юстус, у которого взмокший лоб и прилизанные русые волосы блестят от пота, и высокий, статный бритоголовый Чалмерс, чье скулистое лицо с крупным носом и четко очерченными губами выглядит бесстрастно и сурово.       — Ты видел расчеты, Юстус! Ты знал, что значит операция «Ярость Земли»! Меня это начинает раздражать.       — Задумайся еще раз, Чалмерс, что я пытался донести вам, — не отступая, умоляет тот. — Я не оспариваю, что у всех вас, задействованных в «Ярости Земли», и в первую очередь у босса стальные яйца. Просто… представь всю свою семью мертвой!       — Что ж, мы знали, что будут те, кто отступит перед этой чертой, — рассуждает Чалмерс, подкидывая в руке покебол. — Но не в администрации. Как насчет эксперимента на тебе? Драгальг заставит тебя корчиться на полу и медленно задыхаться от яда — и тогда мы посмотрим, как быстро ты забудешь обо всех и попытаешься убедить меня, почему именно ты должен выжить.       Пальцы Юстуса также сжимают покебол. Осознавая, к чему движется их перепалка, Ксеросик резко оборачивается и встает с рабочего места.       — Чалмерс, это неприемлемо! — прикрикивает он. — Я не позволю вам устроить здесь битву! И особенно выпускать мака, Юстус! Вам разрешали держать его только для экологических исследований! — он еще раз поочередно смеряет взглядом конфликтующих администраторов. Тяжело дыша, они стоят друг на против друга в готовности схлестнуться, почти как два Зигарда. Ксеросик опускает руку в карман и тоже достает покебол. Увеличив устройство, он кидает его за плечо и выпускает маламара. Темно-фиолетовый, превосходящий размерами человека покемон с расставленными, как многочисленные руки восточных божеств, щупальцами повисает в воздухе, его плоское тело расцвечивают резко-яркие пятна желтого света, бегущие туда-сюда, точно блики по трепещущим лентам. Маламар изучает присутствующих хищно прищуренными провально-черными, как две бездны, глазами с блеклым золотом вокруг горизонтально вытянутых зрачков. Ожидая команды тренера, он кровожадно скрипит страшным крючковатым малиновым клювом и плавно машет парой белых, полупрозрачных, как студень, плавников.       — Хотите уйти — отправляйтесь туда, к двум Зигардам, и скажите им лично, что разрушений достаточно! — Ксеросик кивает в сторону Юстуса, цокнув языком. Используя психокинез, маламар поднимает администратора, тот вскрикивает, оказавшись парящим над полом, на одном уровне со зловещим покемоном. Ксеросик же, не произнеся ни слова, поднимает вытянутую руку. Маламар, проследив за жестом тренера, медленно обхватывает торс Юстуса парой осклизлых щупалец и переносит его прямо к огромному пролому, зияющему в стене электрического стадиона. Поскрипывая клювом над ухом добычи, он, как верткая рыба, ныряет в дыру в стене и останавливается.       — Не надо, док! — ошарашенно кричит Юстус, зависнув в склизких удушающих объятиях над пропастью. — Не надо! Остановите его!       Ксеросик стоит, сложив руки и подняв голову, словно в раздумьях, пока администратор продолжает что-то кричать. Он не торопится отменять свое решение, а стены башни снова потрясает грохот смертельной схватки двух Зигардов. Наконец, ученый хлопает в ладоши, обращая на себя внимание своего покемона, манящим жестом подзывает маламара обратно и указывает вниз, чтобы тот отпустил администратора.       — Можете остаться здесь, Юстус, — сухо делает одолжение он. — Но с условием, что Чалмерс свяжет Вам руки, и Вы будете сидеть в соседнем помещении, под наблюдением рядовых. В случае эвакуации они о Вас позаботятся.       — Будем церемониться с отступником? — возмущается Чалмерс, уже заламывая руки сдавшемуся и, судя по всему, во всем отчаявшемуся, обреченно-податливому коллеге. — Мы и так едва не потеряли идеальный момент для выстрела из-за него!       — Наш босс величайший филантроп современности, и предать его идеалы — это я не могу, — потирая бородку, признается Ксеросик. — Хотя я понимаю, как Вам хочется.       Вечная Флоэтт знает его преданность, его веру в героичность команды «Пламя», решившейся провести самый масштабный в истории экологический теракт. Она понимает, что именно поэтому через полгода доктор Ксеросик сделает трансляцию на каждом голо-кастере, в последний раз воспользовавшись старым доступом к технологии. Весь мир увидит его скорбное, изведенное лицо — бледное, с сухой кожей, покрасневшей на висках возле ушей, под носом и на подбородке из-за раздражения после бритья, и с синими венами на лбу. Он предстанет перед миром, как перед судом, в полностью черном костюме, черной рубашке, но с ярким красно-оранжевым галстуком. Он будет волноваться, периодически зачитывать заготовленные слова с планшета, чтобы ничего не пропустить.       — Калос, любимый сердцем регион, — обратится он, — как для меня, так и для моего бедного друга. Завтра мне зачитают приговор. Полагаю, все мои научные достижения будут забыты так же, как мир уже готов забыть все добро, сделанное Лисандром де Флером. При этом я уверен, что мир использует и будет использовать наши изобретения, пытаясь лицемерно вымарать из истории наши имена. Что ж, это проще, чем попытаться нас понять, и если человечество боится лишних движений мысли, как можно в нем не разочароваться? Вы отвоевали собственное будущее не у нас, и не нам вынуждены будете доказывать, что заслужили его, но ради него вам придется нести бремя мысли. Мне же нечего терять, и в полной мере ради вас я хочу, чтобы сегодня вы посмотрели запись нашего выступления на Международном научном фестивале год назад.       Начнет воспроизводиться голо-клип с открытия фестиваля. На сцену выбежит пайрор, высокомерно разглядывая людей в зале и потрясая красной разгорающейся гривой. Важной поступью он отойдет от центра сцены и создаст пламенный занавес, используя мощный Огнемет. Лисандр выйдет к публике, пройдя сквозь стену огня, со всех сторон озаренный мерцающими вспышками камер.       — Мой пламенный привет всем, кто присутствует на этом грандиозном фестивале — как в этом зале, так и перед голо-трансляцией! — с улыбкой громко скажет он, раскинув руки.       Тут же он подбросит покебол и выпустит огромного темно-красного гьярадоса, срывая возгласы восхищения. Стоя между ним и пайрором, Лисандр резко поднимет руки — и его покемоны синхронно используют Испепеление. Два перекрещенных потока огня мгновенно поглотят его фигуру, но, пропав из виду, он снова появится на сцене, выйдя из-за кулисы энергичными широкими шагами под гром аплодисментов. Пока люди в зале будут перешептываться, он щелкнет пальцами — и гьярадос исчезнет, и тогда похлопает пайрора по лбу.       — Да-да, вы уже видели подобное, — подметит он, оглядев зрителей. — Но вы не можете отрицать, что это было красиво!       Зазвучит прокатившийся по залу смех.       — Сегодня меня попросили повторить тот самый трюк с первой презентации голо-кастера, которая изменила мир, — пояснит Лисандр. — Правда, я и в него внес модификации — ведь предела совершенству нет. Сегодня уже никого не удивляет и не шокирует подобная голограмма, правда? Она стала именно тем, чем я стремился ее сделать — частью повседневной жизни современного человека, важной частью многих отраслей науки и промышленности, а также культурной жизни. Мы изменили мир, мы сами изменились, и мы сделали это вместе. И сегодня я приглашаю вас сделать следующий шаг в будущее!       Адресованные ему как ответ аплодисменты прозвучат еще звучнее и энергичнее. Лисандр положит руку на грудь и учтиво кивнет.       — Меня называют визионером, — продолжит он, дождавшись тишины, — и часто спрашивают о том, каким же я вижу будущее. На мой взгляд, новая эпоха наступит лишь тогда, когда мы обретем ответы на вопросы, которые сопровождают цивилизацию практически от ее рождения. Кто мы в этом мире? Для чего мы здесь? Гипотетически человечество может хоть завтра покинуть свою колыбель, но до того оно должно научиться жить на Земле. Изменения неизбежно произойдут во всем: в технологиях, в мышлении, в международном законодательстве. Особенно важным будет прорыв в медицине, реабилитологии. Чем больше на себя будут брать технологии, чем больше проблем они смогут решить, чем эффективнее они смогут уменьшать страдания, тем больше у каждого человека будет возможности заглянуть в себя. Я вижу один возможный путь, чтобы иметь будущее — это единство. В глобальном смысле, и чтобы пояснить это, я сейчас передаю слово ведущему ученому Лабораторий Лисандра. С очень важным докладом доктор Серж Ксеросик!       И тот выйдет на сцену, махая одной рукой и заложив вторую за спину. Сохранив свой имидж, он пришел на открытие фестиваля в привычных оранжевых кроссовках, того же цвета рубашке с красным галстуком и черном костюме с удлиненным пиджаком.       — Всем добрый вечер! — поприветствовав зрителей, Ксеросик бегло поправит очки. — Сегодня я хочу познакомить вас с одной научной концепцией. Уже давно я являюсь сторонником теории планетарного суперогранизма. Она предполагает рассмотрение Земли как живой и способной к саморегуляции, — сделав паузу, он усмехнется: — Должен сказать, что эта теория почти вдвое старше меня, но сейчас мои коллеги из различных научных отраслей по всему миру, и в первую очередь передовые команды астрофизиков находят убедительные признаки ее подтверждения. Планетарный суперорганизм — это больше, чем биосфера, это динамичная физиологическая система, в которой гармоничное взаимодействие компонентов способствует существованию жизни и ее развитию. В основу современной версии этой теории положена модель, выстроенная на основе ряда экологических, климатических, геологических и биологических выводов. Компьютерное моделирование планетарной жизни, основанное на принципах мутуализма и эволюции, сегодня убедительно иллюстрирует, что процессы адаптации стимулируют планетарные «тандемные» процессы, помогая жизни укреплять свои позиции на нашей планете. Земля как суперогранизм способна поддерживать основные параметры среды на постоянном уровне. Например, при различных уровнях энергии, поступающей от Солнца, температура поверхности планеты может сохранять сравнительное постоянство. Состав атмосферы также сформировался и поддерживается таким образом, чтобы обеспечить развитие и поддержание жизни. Отдельно мы можем говорить о деятельности диких покемонов, которая влияет на атмосферные явления, изменение ландшафта и климата, состав почв и многое-многое другое, что позволяет им сохранять комфортную для себя среду, которую, по сути, они и создали, вступив с планетой в некоторую форму сотрудничества, и в этом они часто «исправляют» последствия деятельности человечества. Сегодня мы можем говорить о том, что планетный суперорганизм обладает разумом, и они это доказывают. При этом современная человеческая цивилизация является незрелой техносферой, которая пока не может гармонично взаимодействовать с Землей. Само появление большинства покемонов стало ответом на деятельность людей. Эта деятельность без малого практически погубила обычных животных — сейчас процветают в основном только те виды, которые имеют хозяйственное значение для человека. Покемоны пытаются уравновесить биосферу, вернуть ей способы поддерживать жизнь самостоятельно, без вмешательства людей. Но люди, в свою очередь, продолжают создавать системы и технологии, которые работают на энергии ископаемого топлива, антропогенный фактор наносит вред морям и атмосфере планеты, а также вновь приводит к вымиранию видов. Нам, людям, еще только предстоит выяснить, как придать своей собственной техносфере такие же уникальные свойства, какие есть у покемонов, и не погубить их. Однако мы уже пытаемся сделать это во всех наших проектах альтернативной энергетики. Это гордость Калоса.       Он умолкнет, а Лисандр снова возьмет слово.       — Мне задают вопросы про инвестиции в «зеленую» энергетику так же часто, как и про благотворительность, — отметит он. — Это для меня равные вещи, и это вопрос наследия. Это то, во что все мы верим — что мир не заканчивается, когда заканчивается наша жизнь. Я благодарен своему происхождению за то, чему меня научили мои предки — думать о том, что я смогу передать потомкам. И я хочу научить этому весь мир: думать так же.       Торжественно объявив это, он выдержит паузу. Ксеросик тоже промолчит, оставляя слушателям время осмыслить сказанное.       — Мы можем вернуться к вопросу моделирования, — продолжит ученый свой просветительский доклад. — В целом, всю историю Земли астрофизики разделили на четыре основных этапа. Первый из них — это незрелая биосфера, существовавшая миллиарды лет назад, когда живые организмы не могли влиять на атмосферу, гидросферу или другие планетные системы. Второй этап — зрелая биосфера, сформировавшаяся три миллиарда лет назад, благодаря «тандемной» деятельности покемонов, которых мы привыкли называть легендарными. В то время появились континенты, а в атмосфере накопился кислород и появился озоновый слой. Третий этап — это наша сегодняшняя незрелая техносфера, весь известный нам период существования человечества. Четвертым этапом должна стать зрелая техносфера, к которой и нужно стремиться. Она будет находится в гармоничном тандеме с биосферой и позволит обеим процветать. Однако как достичь уровня зрелой техносферы? Мы, команда ученых Лабораторий Лисандра, пытаемся узнать это, и мы продолжаем масштабные исследования, чтобы выяснить, что представляет собой планетарный интеллект и каково его значение для мира. Я не могу не сказать также об исследованиях экологов. Я сам начинал как эколог, и с прискорбием должен озвучить, что мои коллеги обнаруживают печальную тенденцию: год от года люди все активнее расходуют запасы планеты. При этом объем возобновляемых ресурсов на Земле ограничен. Это приводит к тревожному прогнозу о будущем биосферы, особенно в связи с изменением климата. Покемоны могут научить нас формировать зрелый тандем с биосферой. Но они не сделают этого за нас, и их отношение к нашей незрелой техносфере — это предмет исследования. Они определенно не спешат помогать нам. Моя теория состоит в том, что те, кого мы считали богами — Ксерниас, Ивельталь, Зигард — представляют собой иммунную систему планетарного суперорганизма. И если мы будем причинять Земле вред и дальше, наша участь будет плачевна.       — Я полагаю, что теперь вы все хотите услышать слова надежды, — приободряюще вступит Лисандр после его мрачного молчания, — слова о том, что каждый из вас может сделать уже сегодня. И раз вы здесь, то у вас определенно есть таланты и яркое воображение, и это ваша инвестиция — ведь это, возможно, единственный неограниченный ресурс! С ним мы вместе создадим инновации, чтобы построить зрелую техносферу. И развивайте в себе чувство прекрасного — чтобы получалось сохранять и буквально не получалось навредить. Выбирая свой путь, я советую вам спросить себя: где вы можете быть нужны, как вы можете быть полезны миру? Быть полезным сложная задача, но это самая человеческая задача. И думать об этом необходимо не с позиции эго, а расширять сознание. Каким будет человеческое сознание в будущем? Дадим ли мы этому пламени разгореться и осветить весь мир или же погаснуть? Я надеюсь, что вы запомните надолго эти слова, друзья мои. Я хочу, чтобы вы услышали это своим сердцем: будущее не предопределено. Никто не может быть уверен, что завтрашний день будет таким же, как сегодняшний. У вас есть потенциал изменить мир! Построить светлое и гармоничное завтра! — он вновь вежливо кивнет, торжественно улыбаясь на прощанье: — Успехов!       Трансляция завершится, оставив финал его обращения без аплодисментов.       — Я надеюсь, что этот доклад поможет вам понять, что и для чего на самом деле мы делали, — подытожит Ксеросик в настоящем, сбивчивым и уже совершенно лишенным бодрости голосом. — И все же вы нас разочаровали, ведь в тех словах и прогнозах не было ни капли лицемерия. Я верен своей теории, команде «Пламя» и лично Лисандру де Флеру. Этот человек заставил заговорить Зигарда! И вы все слышали слова бога! Возможно, эта трансляция — единственное наследие, которое я смогу по себе оставить. Я не вижу впереди света. Докажите, что ослеп именно я. Прощайте.